возможность - простейшую! Ведь можно включить локаторы! Рано или поздно
Ермаков запеленгует их и найдет планетолет. Очень просто!..
Он поспешно склонился над пультом управления противометеоритного
устройства. Он даже запел что-то легкомысленное, когда засветились серым
светом круглые экраны...
С тех пор прошло четверо суток.
- "Мальчик", "Мальчик", я "Хиус"... Берите мои пеленги. Длина
волны...
Нет, я не "Хиус", я не из стали, я очень, очень устал... Я просто
безмерно усталый человек, который не может заснуть, потому что ждет. Ждет
седьмые сутки и спит в наушниках. Точнее не спит, а дремлет... Седьмые
сутки, восьмые сутки...
- Я - "Хиус", я - "Хиус". "Мальчик", отвечайте. Слушаю вас... Берите
мои пеленги...
Атмосфера Венеры капризна. Она не всегда пропускает радиоимпульсы
локатора. Терпение, терпение...
- Я "Хиус", я "Хиус"! Берите мои пеленги на волне...
А что подумали на "Циолковском", если заметили ракеты? Наверное,
ходят в трауре. Махов готовит спасательные грузовики с автоматическим
управлением, Краюхин, постаревший и угрюмый, сидит в своем кабинете:
погибла его мечта, вся цель его жизни - погиб "Хиус"! Ну нет, только не
"Хиус"! Чудная, дивная машина!..
- ...Слушаю вас. "Мальчик", "Мальчик", "Мальчик"...
Шли дни за днями. "Мальчик" не приходил, не откликался. Значит,
беда. Значит, напрасно он ждет, мучается... Нет! Он обязан ждать, они не
могут не вернуться...
- "Мальчик", я "Хиус"! Слушаю вас. Я "Хиус"... Берите мои пеленги...
На девятые сутки он проверил локатор, проверил комплект питания в
спецкостюме, взял автомат и спустился вниз, на твердую каменистую почву
под "Хиусом". По небу мчались багровые тучи. Песок здесь был рыжий и
мелкий. Ветер гнал его, гудел в наушниках, шевелил заросли сухих растений
шагах в двухстах от планетолета. Это были те самые деревья с плоскими
кронами... Многие из них казались обожженными, хотя и находились от
"Хиуса" более чем в полукилометре.
Михаил Антонович огляделся по сторонам, поправил на шее автомат,
погладил шершавую, залепленную ссохшейся грязью поверхность одной из
могучих лап и шагнул вперед, к зарослям. Он, не мог более ждать. Друзья
погибли - это ясно, но он не уйдет отсюда, не уведет "Хиуса" до тех пор,
пока не найдет их тел...
Войдя в обгоревшую рощу, он почти сразу наткнулся на трех человек.
Один, огромный, полз, извиваясь, как червяк, цепляясь за неровности
почвы, и тащил на себе второго, обмотанного грязными тряпками,
неподвижного, беспомощного и обмякшего. Третий полз вслед за ними. Вокруг
поясницы его была затянута ременная петля, конец ремня тянулся к
переднему. Они ползли прямо на застывшего штурмана. И Михаил Антонович,
неожиданно потерявший голос, задыхаясь от ужаса и радости, увидел, как
тот, что ужом полз впереди, с размаху ударился головой в серебристом
шлеме о ствол дерева, застонал и пополз в обход, дальше - упорно,
яростно...
Михаил Антонович наконец закричал и бросился к ним. Тогда передний с
удивительной быстротой поднялся на колени, в руках его взметнулся
автомат.
- Кто? - прохрипел он.
- Алексей! - закричал Михаил Антонович и упал рядом на колени,
прижался, заплакал тяжелыми, злыми и радостными слезами...
Под его башмаком, вдавленный в пыль, зашуршал лист бумаги - когда-то
белый, теперь заляпанный желтой грязью, мятый, с рваными лохматыми
краями. Но на нем еще можно было различить и черную лепешку Голконды, и
кольцо болота, и маленький красный кружок юго-восточнее грязевого
кратера. Если бы Михаил Антонович знал собственные координаты, он бы
сразу увидел, что "Хиус" стоит в этом кружке. Анатолий Борисович Ермаков,
командир лучшего в мире планетолета, ошибался редко. Он и здесь ошибся
только на несколько километров...
Когда Быков кончил свой рассказ, Михаил Антонович заплакал:
- Товарищи! Родные вы мои! Богдан, Ермаков... - Крупные быстрые
капельки бежали по его толстым добрым щекам, застревали в многодневной
щетине.
- Не надо... плакать, - с трудом проговорил Юрковский.
Он лежал в кресле рядом с матово-белым закрытым цилиндром, где
дремал, плавая в целебном растворе, измученный перевязками и уколами
голый Иоганыч.
Глотая слезы, Михаил Антонович переводил глаза с выпуклой крышки
цилиндра на лицо Юрковского, черное, как уголь, и на лицо Быкова, почти
целиком закрытое темными очками-консервами.
- Не плачь, Михаил, - повторил Юрковский, - лучше еще раз настройся
на Голконду...
Алексей Петрович Быков снял очки, когда тонкое и настойчивое "ту-ут,
ту-ут, ту-ут" наполнило рубку.
- Маяки, - прошептал он жмурясь. - Наши маяки!..
"Ту-ут, ту-ут, ту-ут..."
- Мог бы ты, Михаил, идти по этим пеленгам? - шептал Юрковский.
Острая, ликующая гордость сверкала в его провалившихся глазах.
- Ну конечно... Ну конечно же! - Толстый штурман тер щеки, а слезы,
все такие же крупные и обильные, падали на пульт управления. - Да не то
что я - любой новичок сможет!.. Да надень ты очки, Алексей! - страдающим
голосом закричал он вдруг. - Опять ослепнуть хочешь?..
"Ту-ут, ту-ут, ту-ут", - неслось в пространстве. Над уходящими в
бездну пустынями, болотами, над багровыми тучами, над разбитыми
кораблями, над изувеченным "Мальчиком", над безвестной могилой Богдана,
над вечно грохочущим жерлом Голконды...
- До "Циолковского" осталось полторы тысячи километров - сказал
Михаил Антонович и полез наконец за платком.
- Не смей плакать, Михаил, - шептал Юрковский. - Дело сделано...
Мы... не могли сделать... больше... Но дорога теперь открыта. А мы
вернулись. Быков... я... и Гриша.
Быков снова надел очки.
Скачать книгу [0.24 МБ]
Пирамида