отвращение к алкоголю, к куреву, к крови, к дерьму, к трупу, к плачу... Но
ко всему этому можно привыкнуть, и ко всему привыкают. Как миленькие.
Нужда - заставит. Но, кажется, Амундсен сказал: "Нельзя привыкнуть к
холоду". Правильно, подтверждаю. И нельзя привыкнуть к страху. На чем и
стоим....
Николас, между прочим, был абсолютно бесстрашен. То есть, он умел
скрыть страх, довести его до состояния полной невидимости... Как некоторые
умеют скрывать боль. А некоторые - ум. (Очень, между прочем, и очень не
простое умение!) Или, скажем, - горе... Но на самом-о деле он боялся. Я
знаю точно: он боялся. Он боялся оказаться слабее себя. Он боялся пауков.
(Это называется - арахнофобия). И он до смерти боялся, что на прямой его
вопрос, она ответит ему: "Нет" - коротко и с удивлением. Он боялся
потерять смысл своего существования. Он был поразительно слаб, этот
потрясающе сильный человек. Он был - словно мифический атлет с
микроскопически маленьким сердцем. У него под ногами была - зыбь. Он был
танк на тонком льду. Нельзя так ошибаться в выборе смысла существования.
Фундамент должен быть прочным, пусть даже стены - жидкие. А у него было
наоборот. Всегда. С самого детства. С того самого момента, как он вдруг
осознал, что не может ничего, а сможет - все, и это сознание стало его
modus operandi, и modus vivendi, и модус-всего-на-свете... Нельзя ставить
все деньги на одну лошадь. Даже если это - Буцефал......
Вот что. Через час я вытяну обратно на этот свет Виконта, а в декабре
я всех побью на выборах. Удивительно, как я мог в этом сомневаться еще
полчаса назад? Против лома - нет приема. Против Рока - нет зарока. Слепая
бабища с мозгами крокодила - не подведет. И все будет так, как ей угодно.
Не надо только ей мешать. Не нужно лишних движений. Не нужно выкриков и
выпадов. Не нужно фокусов и ярких эскапад. Кузьма Иваныч - прав, Эдик -
нет. Эдик считает, что лягушка в крынке со сметаной должна работать
лапками до последнего, а великолепный Кузьма-Ваныч отвечает ему на это
(величественно): а откуда ты взял, что мы в крынке со сметаной?..
- Иван, кто на выборах победит?
- Нацисты, - Ванечка не задумался даже на малую секунду. Словно ждал
этого вопроса. Словно только что (и всегда) об этом думал.
- Вот это да! Но почему?
- Время пришло.
- Но ведь это же - война?
- И очень хорошо. Мир всем уже надоел. Скучно.
- Да чего же ради? Разве плохо живем?
- Живем - средне. Но за них голосовать будут не те, кто живет средне,
а те кто - плохо, и все те, кто живет скучно. А те, которые средне,
голосовать как всегда не придут.
- Оригинальничаешь, Иван Веньяминыч, - сказал он, самым неприятным
образом пораженный.
- Ни в малейшей. Доказать ничего не могу, это верно. Но - в воздухе
же носится. И время подошло: десять лет после путча. Как это и было в
Веймарской республике, помните? Так что - "настал момент такой"...
- Однако же мы, все-таки, - не совсем все же немцы.
- Еще какие немцы! Будьте благонадежны! Когда доходит до желания
подчиняться - еще какие немцы! Подчиняться и подчинять. Тут мы все - самые
что ни на есть немцы. Раса господ тире рабов...
- Ты однако же у нас философ, - ему не хотелось спорить с самим
собой.
- Ага. Красногорова наслушался.
- Вот именно. Любишь ты, как я посмотрю, "отрывистые банальности", а?
Ванечка ничего на это не ответил, а спустя пару секунд вдруг сказал
встревоженно:
- Стас Зиновьич, что это там? Зарево какое-то...
Он выключил фары. Впереди, действительно, было зарево - прямо поперек
дороги, и не очень далеко: видно было, как летят искры и еще какие-то
горящие легкие клочья, и все это - на фоне смоляного огненно подсвеченного
дыма, более черного, чем сама ночь.
Ну вот, подумал он.
До поворота по карте оставалось еще больше десяти километров.
7
- А чего вы так волнуетесь, господин Президент? - сказал Большой
Мент. - Через час прибудут саперы. Через два, много - через три - поедете
себе, по гладенькой дорожке...
- С кочки на кочку, - радостно подхватил Малый Мент, - в ямочку -
бух!.. - и заржал по-лошадиному, очень довольный всем на свете: и
мотающимся по ветру вонючим дымным огнем, и заискивающей напуганной толпой
осиротелых без автострады водителей, и всеобщим вниманием к своей особе, и
тем, главное, что разговаривает по-свойски с самим Хозяином.
- Да уж, да уж... - поддакнул ему Хозяин с самым светским видом.
Огненные руины ворчали, дыша жаром и гарью, словно глотка издыхающего
дракона. Он старался не смотреть в ту сторону и все норовил повернуться
спиною к этой все еще корчащейся гряде раскаленного металла, - все еще
жадно пытающейся быть, существовать, даже шевелиться...
(Что там было в этой гряде? Вертолет. Два бензовоза. Сколько-то
автомашин, залетевших сходу уже в огненное жерло... Трясущийся от ужаса
очевидец, пьяный не то от счастья, не то водки успев где-то надыбать, с
остекленелыми глазами и с улыбкой умалишенного, снова и снова, каждому
вновь подъезжающему повторял свой нехитрый рассказец о шести тачках,
влетевших ТУДА предсмертным юзом одна за другой, а он был - седьмым и
успел затормозить на самой границе огня... Жена его тихо лежала у себя в
машине на переднем сиденье, откинув голову с мокрой, в черных пятнах,
салфеткой на разбитом лице).
Дорога была завалена по всей своей сорокаметровой автострадной
ширине. Справа, уже за пределами и дороги, и даже кювета, где чадил вверх
горелыми колесами какой-то прицеп с развороченным контейнером, занимались
огнем все новые, все более отдаленные кусты и голые деревья. Но вот слева
в дыму виднелся, вроде бы, малый просвет между огнем и краем автострады, и
туда он непроизвольно то и дело поглядывал, боясь раньше времени
разоблачить свой замысел. Впрочем, замысел этот был прозрачен и лежал на
поверхности. Оба мента прекрасно понимали, чего хочет невесть откуда
взявшийся здесь легендарный Хозяин, и реакция у них на это хотение была
Скачать книгу [0.31 МБ]
Пирамида