слова, имеющие двойной и тройной смысл. Никто, словно бы, не хотел быть
понят. Но каждый хотел высказать то, что наболело, потому что наболело -
нестерпимо)....
Я вовсе не друг человечества, возразил Виконт. Я враг его врагов....
Опять цитата? Скажи, наконец, хоть что-нибудь свое....
Но зачем? Если ты хочешь понять, кто есть кто и зачем, неужели тебе
небезразлично, какими словами я тебе объясню? Своими? Чужими? Вообще - на
пальцах? Сапиенти сат....
Я не могу верить цитатам. Цитаты всегда лгут, потому что они, по
определению, суть ПАРАПРАВДА. Они - безопасны. Если бы ты хотел быть
откровенным, ты бы говорил своими словами, - корявыми,
маловразумительными, может быть, но своими. Если б ты вознамерился......
Если б гимназистки по воздуху летали, все бы гимназисты - летчиками
стали......
Молодец. Умница. Лихо отбрил. Как врага....
Ты все еще ТАМ, мой Стак. Ты все еще проживаешь "в той стране, о
которой не загрезишь и во сне". Нет этой страны, и никогда не было. "Но
всегда, и в радости, и в горе, лишь тихонечко прикрой глаза: в
неспокойном, дальнем, синем море бригантина поднимает паруса..."
Флибустьеры были обыкновенные уголовники, мой Стак, морская шпана,
кровавая и подлая. А автор этих строчек умер самой обыкновенной страшной
смертью - он был убит на войне... Ты все воображаешь, что есть где-то Рай,
мой Стак, а где-то - Ад. Они не ГДЕ-ТО, они здесь, вокруг нас, и они
всегда сосуществуют: мучители живут в Раю, а мученики - в Аду, и Страшный
Суд давно уж состоялся, а мы этого не и заметили за хлопотами о
Будущем......
Иногда мне кажется, что я тебе абсолютно не нужен, Виконт. Ты
отвратительно самодостаточен - тебе никто не нужен....
Ошибаешься. Ты мне очень нужен. Я поставил на тебя. Ты - моя армия,
моя ударная сила. Так что изволь соответствовать......
А разве ты не считаешь, что мое Предназначение больше, чем ты... или
чем я... или чем мы оба?...
Нет. И не будем больше говорить об этом....
Виконт, я ведь только хочу разобраться... я хочу понять......
Не надо, сказал Виконт раздраженно. Не надо. Есть вещи, которые лучше
знать, чем понимать. "Я вспоминаю солнце... и вотще стремлюсь забыть, что
тайна некрасива". Тайна - некрасива, мой Стак. Тайна - всегда некрасива...
11
Он очнулся и сразу же попытался сесть, но Иван придержал его за
плечо:
- Подождите. Не торопитесь... Голова закружится... - Иван говорил
очень тихо и все время озирался - странными вздрагивающими движениями
дикого животного, ожидающего нападения.
Он не стал спорить. Он чувствовал себя неважно. Подниматься не
хотелось, хотелось перевернуться на бочок, завести глаза и подремать.
Минуточек шестьсот. Он чувствовал себя не больным даже, а вконец усталым и
разбитым, словно ящики грузил. Но лежать было неудобно. И почему-о было
трудно и жарко дышать. И голове было жарко. И все лицо - особенно лоб и
рот - стягивало что-то, да так, что кожа съеживалась, будто усыхала.
Он поднял руку и потрогал.
Волосы. Грубая незнакомая пакля под носом. Грязная сальная пакля на
голове. И запахло вдруг - паклей.
- Какого черта?.. - проговорил он и попытался эту паклю сорвать...
отодрать... Мерзко же, гадость какая-то, зачем? Но пакля оказалась
приклеена и - основательно.
Иван перестал озираться и уставился на него. В его бешеных блестящих
глазках промелькнул смех.
- Ну и видик у вас, - проговорил он, напряженно улыбаясь. - Не знал
бы - ни за что не узнал бы.
- Какого черта? Зачем?
- Не знаю. По-моему, этот ваш генерал совсем сдурел от страха. Он вам
параморфина закатал в капельницу. Я не уследил сначала, а потом смотрю...
- Зачем? Зачем, черт его побери?
Он все-таки сел - заставил себя - и огляделся сквозь подступившую тут
же дурноту. Вокруг была сумрачная большая палата с низким потолком и
рассеянным светом, попавшим сюда неизвестно откуда и неизвестно каким
образом. Высокие, аккуратно застеленные кровати-каталки вдоль дальней
стены. На одной из этих каталок - неподвижное тело: острый, задранный
подбородок, голые ступни из-под одеяла...
Он снова попытался отодрать фальшивые свои усы, и у него снова ничего
не получилось - только слезы из глаз брызнули. На сон все это похоже уже
не было, на бред - тем более. Это было похоже на абсурдистскую пьесу,
какую ему всегда хотелось написать. Сейчас вот откроется дверь, и войдет
средневековый рыцарь в валенках с калошами... Все было до такой степени
нелепо, что даже страх куда-то испарился. "Нет страха, ибо абсурдно"...
Впрочем, страх был. Он просто еще не проснулся окончательно. Он пока
еще оставался там - в бараке с развешанным мокрым бельем, где было понято
нечто более страшное, нежели абсурдность жизни.
- Который час?
- Пять сорок две.
- Кронид должен быть вот-вот.
- Не "вот-вот", а может быть, еще только через час. И вообще, на него
надежды мало. Его подстерегут и не пропустят. А будет прорываться -
уничтожат...
Оба говорили быстро и деловито, понимая друг друга с полуслова, и он
вдруг подумал, что оба они, хоть не сговаривались, но уже определили для
себя свое положение. Ничего не зная о нем. Ничего не понимая. Не
разбираясь и даже не пытаясь разобраться. Инстинктивно. Как загнанные
животные. Было ясно: дело - дрянь; надо вырываться отсюда немедля; силой;
добром не выпустят; слабая надежда - на Кронида...
- Что с Майклом?
- Не знаю. Мне туда пробиться не удалось. Тут везде патрули, как на
военной базе. Надо уходить отсюда, Стас Зиновьевич. Вы - как?
- Удовлетворительно, - ответил он, прислушиваясь к зудению в
висках... и в правом ухе... и к буханью перевозбужденного сердца... и к
Скачать книгу [0.31 МБ]