пьянка, ноябрьские... пьяный Виконт ломится выйти вон через печку... девки
какие-то, которых необходимо со страшной силой драть... пьяный дурной
Сашка: "не хочется, ребята, - надо!..")
Он сам был здесь - сам-три. И было два президента, которых он узнал с
трудом и не сразу - они были моложе ныне действующего лет на двадцать - он
вспомнил их по фотографиям из досье, он вспомнил это досье... И была
супруга президента - оттуда же, из того же досье... Породистая голландская
корова с благородным выменем... И самый главный русский фашист с повязкой
на левом глазу... и самый главный кабардино-балкарец... (Он сразу
вспомнил, что полгода назад фашисту проломили башку на митинге, но ГЛАЗ
УДАЛОСЬ СПАСТИ!..)...
А потом он увидел Динару. И все забыл....
Кружение негибких, деревянных, больных тел. Гам. Стоголосые стоны,
крики, вои - жалобные, отчаянные, страстные, грозные. Как они плакали, как
горевали!... Бесшумный некрасивый деревянный танец манекенов... и ласковые
сплетения рук, тел, лиц... Они были люди. Они были люди. Они все равно
были люди... Зачем вы их сделали, вурдалаки? Вурдалаки безжалостные, со
своим гадюшником... Гадюшник здесь у меня развели под носом?.....
Он смотрел на Динару. Она была тихая, грустная, голубая. Марсианские
глаза - словно у католической статуи. Неуклюжий огромный молодой Стас
держал ее за руку, деревянно глупый и не способный улыбнуться. Он тихо
выл... А она, казалось, слушала...
- Господин Красногоров! - ужасно завопил генерал, хватая его руками и
страшно мешая. - Нельзя! Туда нельзя, убьетесь!..
- Гадюшник развели? - сказал он ему, уже не в силах управлять собою,
уже проваливаясь в никуда, уже ничего почти не видя. Исчез безумный
хоровод голубоватых нелюдей, остался кремовый потолок над головой и
отрывистые вспышки света у самого края сознания, и рыдающий гам.
Потом:
- Никаких уколов! - сказал страшный голос Ивана, скребучий голос
наемного убийцы. - Руки оборву, ты, краснорожий!..
Сейчас он его убьет, подумал он с отстраненным удовлетворением, и
наступил обморок....
Была обширная светлая комната, сплошь завешенная бельем - простынями,
полотенцами, кальсонами, кажется, и рубахами. Пахло сыростью и свежестью,
Виконт курил, но запаха табака как раз и не было....
Сон, сказал ему Станислав, но Виконт хмуро потряс головою и поправил:
обморок. Не заблуждайся, ради Бога. Это - обморок....
Смотри, сказал ему Станислав. Смотри - Сенька!.. Семен Мирлин сидел к
ним спиною и боком и играл с кем-то в карты, с кем-то невидимым - от него
только рука с веером карт то появлялась из-за простыней, то вновь там
исчезала. А Семен выкладывал карту за картой, собирал взятки, рокотал
вполголоса: "Ауф айн припечек брент а файр'л..." и местечковая эта
пустенькая песенка в его исполнении становилась значительной, словно песня
Сопротивления. Пол Робсон. "Миссисипи". "Джо Хилл"... Потом Станислав
узнал того, кто сидел напротив Семена - это был Сашка Калитин, они все
снова были в колхозе имени Тойво Антикайнена, но не было никаких девок -
только Лариска вдруг прошла мимо, строго-неприступная, и сразу стало
горько и неловко....
Ты знаешь, сказал он Виконту. Когда маме снились мертвые - отец мой
или тетя Лида, - она говорила мне совершенно серьезно: ждут, знают, что
скоро уже... Это правильно, заметил Виконт, но у нас же не сон, у нас -
обморок......
Хорошо, сказал ему Станислав. Но ответь мне, пожалуйста: кто всегда
правил этой страной? Всегда. Изначально... Ну, изначально - ладно.
Изначально - по всему миру и все без исключения были хороши. Но возьми
времена новые и даже новейшие. Кто были эти люди? Равнодушные сыновья.
Распутные мужья. Бездарные отцы. Рассеянные братья-дядья... И вот человек,
очевидно не способный устроить хоть как-то по-людски, сорганизовать,
осчастливить собственную маленькую семью (мать, жена, двое детей, сестра,
брат, племянник - десяток БЛИЗКИХ, всего-то - ДЕСЯТОК!) - этот человек
берется сорганизовать, устроить, осчастливить двухсотмиллионную
страну!.....
Ты мне все это говорил уже, напомнил Виконт....
Да, да. Я и не претендую на новизну. Ты, между прочим, тоже постоянно
повторяешься......
Я не повторяю-СЯ. Я цитирую. Я люблю цитировать. Это гораздо
безопаснее....
Хорошо, хорошо. Я только пытаюсь тебе как следует объяснить свой
основной принцип... Конечно, этот так называемый Великий человек, никем он
в результате не управляет, кроме кучки таких же, как и он, ничтожностей,
которых властен убивать и унижать, но не властен сделать лучше - не знает,
как их сделать лучше, да и не хочет он этого... Откуда же тогда, скажи,
наша извечная жажда преклонения перед великой личностью? Я тебе отвечу:
просто мы хотим верить, что историю можно изменить одним-единственным, но
грандиозным, усилием - за одно поколение, "еще при нас". Но великие люди
не меняют историю, они просто ломают нам судьбы....
И так будет всегда, до тех пор, пока они не научатся МЕНЯТЬ ПРИРОДУ
ЧЕЛОВЕКОВ...
(Кто это сказал? Виконт?..)...
Не люди спасут людей, сказал Виконт вразумляюще, а нелюди. Люди не
способны на это, как не способны киты спасти китов, или даже крысы -
крыс....
Суть и главная примета нашего времени, сказал Виконт, -
естественность неестественного, и даже - противоестественного...
Единственный способ иметь дешевую колбасу - делать ее из человечины......
Ты обратил внимание, сказал Виконт, как трудно в наших джунглях найти
бюрократа: вокруг одни только жертвы бюрократизма, и ни одного
бюрократа!.....
Ты мне лучше скажи, на кой ляд ты держишь при себе этого Малныча? Он
же идиот....
А он мне нравится. Он полезный человек. Если бы к нему в кабинет
заглянул вдруг кентавр, знаешь, что бы он ему сказал? "Заходите. А лошадь
оставьте в коридоре".
(Сделалось пусто и мрачно в комнате, только что такой светлой. Душно
сделалось, а было так свежо. И не осталось в ней больше никого, кроме
Виконта. Виконт лежал в постели, он грипповал, а Станислав пришел его
навестить, сидел на полуобморочном стуле, и оба курили. Произносились
Скачать книгу [0.31 МБ]
Пирамида