- Не очень-то вы балуете нас разнообразием, господа! Выражаясь
вульгарным жаргоном Пашки Дробатона, второй раз хохма - это уже не хохма.
Нас опять ставят перед бесчестным выбором: либо забудь о своей скромности,
либо отправляйся домой, к мамочке. Не выйдет, господа! Как говорит мой
старший брат - студент: тривиально и лежит на поверхности. Легко видеть.
Прости меня, моя скромность.
Криво усмехаясь (большое искусство, освоенное в свое время ценой
двухчасового безобразного кривляния перед зеркалом в прихожей), Андрей Т.
двинулся по дороге для умных. Впрочем, насилие, учиненное им над собственной
скромностью, не очень угнетало его. Гораздо важнее было то, что никаких
новых бассейнов со свирепыми водами и вообще никаких болезнетворных
физических воздействий ожидать в ближайшем будущем, по-видимому, не
приходилось. Ум есть ум, господа. Если мне и дадут, то, скорее всего, по
мозгам, а уж это я как-нибудь переживу.
Дорога для умных оказалась на удивление короткой. Упиралась она,
естественно, в обыкновенную дверь. Не тратя ни минуты времени и все еще
храня на хорошо очерченных губах кривую усмешку, Андрей Т. взялся за ручку и
потянул.
Андрей Т. остолбенел. За дверью была все та же знакомая комната. В
знакомом кресле храпел во все завертки знакомый дедушка, на знакомом
телевизоре валялся знакомый кот Мурзила, со знакомой кровати свешивалось
знакомое одеяло. Ах, вот, Андрей Т. тихонько закрыл дверь и тупо уставился
на нее в упор. Вот, значит, как. Вот, значит, на чем вы меня провели. Вот,
значит, что вы считаете умом. Умному, значит, дорога домой, в постельку. Ну,
это мы тоже проходили. "Умный в гору не пойдет, умный гору обойдет". А
Генке, значит, там пропадать у вас? Нет уж, дудки! Андрей Т. произнес в
пространство несколько обидных слов, показала (в пространство же) сдвоенный
кукиш и, повернувшись спиной к бесполезной двери, рысцой пустился обратно к
развилке.
Дорога для не слишком умных оказалась значительно длиннее, и Андрей Т.
уже начал беспокоиться, когда впереди в белесой дымке замаячило какое-то
мерцающее голубоватое пятно. Еще минута хода на рысях, и он неожиданно для
себя чуть ли не носом уперся в прямоугольное матовое окно, вделанное в
стену. Окно мерцало голубым неоновым огнем, а на матовом стекле было
написано по вертикали большими красными буквами: "Вход", причем рядом с
надписью была изображена большая красная стрела, указывающая в небо.
Это был поистине странный указатель, но Андрей Т. так и не успел как
следует удивиться, потому что сразу обнаружил рядом нечто вроде лестницы.
Собственно, это и была лестница, только не из ступенек, а из вделанных в
стену металлических скоб, покрытых зеленой масляной краской. Подобную
лестницу Андрей Т. видел во время школьной экскурсии на шефский завод: там
она (лестница, конечно, а не экскурсия) вела на самую верхотуру гигантской
заводской трубы. Здесь лестница вела в белесую дымку над головой и далее
неведомо куда, потому что снизу были видны только первые шесть скоб.
Андрей Т. бросил взгляд на светящийся циферблат - ничего себе, уже
четверть двенадцатого! - и стал искать, куда поставить Спиридона, ибо ясно
было, что на этой, с позволения сказать, лестнице понадобятся все четыре
конечности, а может быть, даже и зубы. Он уже решил было засунуть приемник в
случившийся неподалеку чудовищный сервант без стекол и без полок, но тут
Спидлец вдруг затянул трясущимся тенором старинный душераздирающий романс:
- Не уходи! Побудь со мной еще минутку!..
Андрей Т. в смущении остановился.
- Ты что это? - спросил он неискренне.
- Не уходи! Мне без тебя так будет жутко!.. - с рыданием в голосе
объяснил Спиридон.
Сердце Андрея дрогнуло.
- Ну ладно, ладно тебе... - пробормотал он и принялся запихивать
чувствительный аппарат за пазуху.
Спиридон уже вполголоса, но по-прежнему с рыданием и истерическим
надрывом сообщил: "И чтоб вернуть тебя, я буду плакать дни и ночи...", После
чего замолк, а Андрей Т. поплевал на ладони, крякнул для основательности и
начал подъем.
Первые скобы он преодолел легко и даже не без лихости пол был еще
виден, и в случае чего можно было бы просто спрыгнуть вниз. На десятой скобе
пол исчез из виду, пришлось остановиться и перевести дух. К пятнадцатой
скобе все вокруг заволокло сплошной белесой пеленой и вдобавок возникло
ощущение, будто стена начинает загибаться внутрь зала наподобие этакого
свода. Девятнадцатая скоба шаталась, как молочный зуб, - именно здесь Андрей
Т. смалодушничал и подумал, что следовало бы, пожалуй, вернуться вниз и все
досконально, тщательно обдумать и взвесить. Однако как раз в этот момент
угревшийся за пазухой Спиридон хрипло провозгласил, что "лучше гор могут
быть только горы, на которых еще не бывал". Андрей Т. устыдился и сейчас же
взял одним рывком еще полдюжины скоб. Дальше он не считал. Ему стало не до
счета. У него зверски заныли плечи и начали трястись ноги. Несомненно, это
был приступ болезни Паркинсона, явившийся из мира выдумок и пустых фантазий,
чтобы наказать Андрея за самонадеянность. О мои руки! О мои ноги! Все-таки
подсунули мне болезнетворное воздействие, подлецы! Но тут ведь главное что?
Бороться и искать, найти и не сдаваться. Не сдаваться? Ни в коем случае!
Даже если ты болен, все равно чем фолликулярной ангиной или болезнью
Паркинсона. Какие там могут быть болезни, если погибает мой лучший друг
Генка по прозвищу Абрикос? "Держись, Генка! - твердил про себя Андрей Т. и
цеплялся за ледяные скобы. - Я иду, Генка! - рычал он и карабкался по
влажным скобам. - Вр-р-решь, не возьмешь!" - хрипел он и повисал на липких
скобах, обвившись вокруг них подобно некоему тропическому удаву.
Но все на свете имеет конец, и в одну поистине прекрасную минуту Андрей
Т. обнаружил, что больше не цепляется, не карабкается и не висит, а
блаженствует, сидя на твердом полу и прислонившись спиной к твердой стене.
Плечи еще ныли, но не очень сильно. Ноги еще дрожали, но служить не
отказывались. Андрей Т. обследовал ладони. Ладони, в общем, были целы и
невредимы, хотя и горели, как будто он целый вечер тренировал подъем
разгибом на перекладине. Следовало ожидать появления водяных пузырей, но от
этого еще никто не умирал.
Андрей Т. встал. Он был убежден, что Генка-Абрикос находится где-то
поблизости. Но Генки не было. Была большая комната, освещенная крайне
скудно.
Собственно, комната вообще не была освещена. В ней, как говорится,
царила тьма, но во тьме этой в великом множестве мигали, загорались и гасли
крошечные круглые окна с лампочками, и в их слабом переменчивом свете можно
было рассмотреть, что вся она заставлена сплошными рядами громоздких,
угловатых то ли шкафов, то ли ящиков. Тянуло теплом и даже жаром, пахло
Скачать книгу [0.05 МБ]
Пирамида