скатерть большой кипящий чайник, пузатый заварочный чайник и цветастую чашку
с блюдцем, затем присел к столику и сам.
- В здешних Палестинах так нельзя, - говорил он с ласковой укоризною. -
Здесь головой надобно работать, головой. А вы все ногами норовите, ногами.
Вот и хватили шилом патоки. Не-ет, не зная броду, не суйся в воду. А то ведь
дурная голова покоя ногам не даст, нипочем не даст. Уж поверьте мне,
кривой-то дорожкой ближе напрямик...
Андрей Т. слушал и давался диву, а между тем уже отхлебывал из
цветастой чашки крепкий чай с молоком и поедал нечто белое, пухлое, очень
вкусное, в обычной жизни почти не бывающее, надо полагать - калач.
- Вы, мой огурчик, вступились в дело опасное и безнадежное, - продолжал
новоявленный Конь Кобылыч. - Вы и понятия не имеете, куда вас несет. Вот
миновали вы воду. Хорошо. Даже превосходно. А огонь? А медные трубы? Об этом
вы подумали, луковка моя сахарная? Положим, что вам своей головы не жаль.
Ну, а о маме вы подумали? Подумали о мамочке своей? Не подумали. По глазам
вижу, что не подумали, капустка вы моя белокочанная! А об отце?..
Все тот же огромный четырнадцатилетний опыт подсказывал Андрею, что
подобные аргументы старших следует переносить молча и с наивозможно
виноватым видом. Тем не менее Андрей Т. поставил чашку и произнес с
достоинством:
- Собственно, я ведь...
- Не подумали! - гаркнул Конь Кобылыч и подлил ему горячего из чайника
и молочника. - Об отце вы тоже не подумали!
- Но ведь Генка...
Конь Кобылыч воздел руки над головой.
- Ну разумеется - Генка! - с горестной усмешкой воскликнул он. - Генка
- прежде всего! Юбер аллес, если можно так выразиться. А мать пусть рвет на
себе волосы и валяется в беспамятстве! А отец пусть скрипит зубами от горя и
слепнет от скупых мужских слез! Пусть! Главное, конечно, - это Генка!
Тут Спиридон, стоявший до того тихонько на краю стола, внезапно запел:
Если друг оказался вдруг
И не друг, и не враг,
А так...
Конь Кобылыч протянул руку, щелкнул верньером и поставил Спиридона под
стол.
- Генка - только о нем мы и думаем днем и ночью, - горестно продолжал
он. - Для него мы совершаем геройские подвиги вместо того, чтобы лишний раз
взять в руки учебник по литературе. Дурака Генку спасать - вот это подвиг и
ура, это не то что постараться на твердую четверку по литературе выползти...
Как же - Генка!
Андрей Т. насупился. Конь Кобылыч при всем своем гостеприимстве и
прочих приятных качествах был пустой болтун и больше ничего. Андрея так и
подмывало повернуться к нему спиной и засвистеть маршик из "Моста через реку
Квай". Все, что он говорил о родителях и Генке, было глупо и несправедливо.
Есть вещи, которые нельзя не делать несмотря ни на что. Например, люди идут
сражаться за родину. Или погибают, спасая женщин и детей. Или летят в
космос. Да мало ли еще? И нечего приплетать сюда родителей и, тем более,
тройки по литературе. И нечего выключать Спиридона.
Андрей Т. решительно отодвинул чашку и встал.
- Спасибо, - сказал он. - Мне пора.
Конь Кобылыч приятно улыбнулся.
- Подкрепились? - осведомился он умильно.
- Подкрепился. Спасибо, - ответствовал Андрей Т.
- Пообсохли?
- Пообсох. Спасибо.
- Самочувствие нормальное?
- Нормальное.
- Ну, будем одеваться, когда так.
Андрей Т. принялся одеваться. Ему хотелось поскорее уйти, и ему была
неприятна близость Коня Кобылыча, а тот вертелся вокруг и помогал
натягивать, зашнуровывать, застегивать и одергивать. Когда они застегнули
последнюю "молнию" (на лыжной куртке до повязки на горле), он отступил на
шаг, полюбовался и сказал:
- Вот и ладненько. А теперь домой, к мамочке.
"Фиг тебе - к мамочке!" - злорадно подумал Андрей Т. он достал из-под
стола Спиридона и взглянул на светящийся циферблат на стене. Двадцать три
ноль-три.
- До свидания, сказал он и направился к дверному проему.
- Куда же вы? - вскричал Конь Кобылыч. - Вам не туда! Вам обратно!
- Туда, туда, - успокоительно сказал ему Андрей Т., не останавливаясь.
- Туда, и не мимо!
- А как же мама? - вопил вслед Конь Кобылыч. - А медные трубы? Вы
забыли про медные трубы!
Но Андрей Т. больше не откликался. Он на ходу повернул верньер до
щелчка, и Спидлец немедленно взвыл: "Мы расстаемся навсегда, пускай бегут
года..."
Сразу за порогом широкого дверного проема оказался тускло освещенный
зал с зеркальным паркетом и с воздухом столь необыкновенно сложного состава,
что уже на двадцати шагах ничего нельзя было различить за какой-то
бесцветной дымкой. Однако сразу с порога же имела место уходящая по паркету
дорожка черного дерева, и Андрей Т. понял, что опасность заблудиться ему не
грозит. Он решительно зашагал по черным полированным квадратикам, стараясь
отогнать расслабляющие воспоминания о своем подвиге в бассейне и о сладком
чае с молоком и калачом. Он полагал, что главные испытания еще впереди и к
ним нужно быть морально готовым. Вскоре он достиг своего: слова Коня
Кобылыча о медных трубах (а кстати, и об огне), вначале с пренебрежением
забытые им, не шли больше у него из головы.
И вот в ту самую минуту, когда зловещие слова эти пустили особенно
прочные корни в сознании Андрея, черная дорожка под его ногами вдруг
раздвоилась. Две совершенно одинаковые черные дорожки поуже уходили в
бесцветную дымку вправо и влево под углом в две трети "пи". Причем поперек
правой дорожки было большими белыми буквами написано: "для умных", а поперек
левой - "для не слишком".
Заложив руки со Спиридоном за спину, Андрей Т. стоял на распутье, и
горькая мудрая усмешка стыла на его хорошо очерченных губах. Легко
справившись с мальчишеским желанием выкрикнуть в пространство что-либо
обидное и погрозить (в пространство же) кулаком, он произнес короткий
внутренний монолог:
Скачать книгу [0.05 МБ]
Пирамида