пойдешь, с кем ни заговоришь - Зона, Зона, Зона... Хорошо, конечно,
Кириллу рассуждать, что из Зоны проистечет вечный мир и благорастворение
воздухов. Кирилл хороший парень, никто его дураком не назовет, наоборот,
умница, но ведь он же о жизни ни черта не знает. Он же представить себе не
может, сколько всякой сволочи крутится вокруг Зоны. Вот теперь,
пожалуйста: "ведьмин студень" кому-то понадобился. Нет, Гуталин хоть и
пропойца, хоть и психованный он на религиозной почве, но иногда
подумаешь-подумаешь, да и скажешь: может, действительно оставить дьяволово
дьяволу? Не тронь дерьмо...
Тут усаживается на место Дика какой-то сопляк в пестром шарфе.
- Господин Шухарт? - спрашивает.
- Ну? - говорю.
- Меня зовут Креон, - говорит. - Я с Мальты.
- Ну, - говорю. - И как там у вас на Мальте?
- У нас на Мальте неплохо, но я не об этом. Меня к вам направил
Эрнест.
Так, думаю. Сволочь все-таки этот Эрнест. Ни жалости в нем нет,
ничего. Вот сидит парнишка смугленький, чистенький, красавчик, не брился
поди еще ни разу и девку еще ни разу не целовал, а Эрнесту все равно, ему
бы только побольше народу в Зону загнать, один из трех с хабаром вернется
- уже капуста...
- Ну и как поживает старина Эрнест? - спрашиваю.
Он оглянулся на стойку и говорит:
- По-моему, он неплохо поживает. Я бы с ним поменялся.
- А я бы нет, - говорю. - Выпить хочешь?
- Спасибо, я не пью.
- Ну закури, - говорю.
- Извините, но я и не курю тоже.
- Черт тебя подери! - говорю я ему. - Так зачем тебе тогда деньги?
Он покраснел, перестал улыбаться и негромко так говорит:
- Наверное, - говорит, - это только меня касается, господин Шухарт,
правда ведь?
- Что правда, то правда, - говорю я и наливаю себе на четыре пальца.
В голове, надо сказать, уже немного шумит и в теле этакая приятная
расслабленность: совсем отпустила Зона. - Сейчас я пьян, - говорю. -
Гуляю, как видишь. Ходил в Зону, вернулся живой и с деньгами. Это не часто
бывает, чтобы живой, и уже совсем редко, чтобы с деньгами. Так что давай
отложим серьезный разговор...
Тут он вскакивает, говорит "извините", и я вижу, что вернулся Дик.
Стоит рядом со своим стулом, и по лицу его я понимаю: что-то случилось.
- Ну, - спрашиваю, - опять твои баллоны вакуум не держат?
- Да, - говорит он. - Опять...
Садится, наливает себе, подливает мне, и вижу я, что не в рекламации
дело. На рекламации он, надо сказать, поплевывает, тот еще работничек!
- Давай, - говорит, - выпьем, Рэд. - И, не дожидаясь меня,
опрокидывает залпом всю свою порцию и наливает новую. - Ты знаешь, -
говорит он, - Кирилл Панов умер.
Сквозь хмель я его не сразу понял. Умер там кто-то и умер.
- Что ж, - говорю, - выпьем за упокой души...
Он глянул на меня круглыми глазами, и только тогда я почувствовал,
словно все у меня внутри оборвалось. Помнится, я встал, уперся в
столешницу и смотрю на него сверху вниз.
- Кирилл?!. - А у самого перед глазами серебряная паутина, и снова я
слышу, как она потрескивает, разрываясь. И через это жуткое потрескивание
голос Дика доходит до меня как из другой комнаты:
- Разрыв сердца. В душевой его нашли, голого. Никто ничего не
понимает. Про тебя спрашивали, я сказал, что ты в полном порядке...
- А чего тут не понимать? - говорю. - Зона...
- Ты сядь, - говорит мне Дик. - Сядь и выпей.
- Зона... - повторяю я и не могу остановиться. - Зона... Зона...
Ничего вокруг не вижу, кроме серебряной паутины. Весь бар запутался в
паутине, люди двигаются, а паутина тихонько потрескивает, когда они ее
задевают. А в центре Мальтиец стоит, лицо у него удивленное, детское,
ничего не понимает.
- Малыш, - говорю я ему ласково. - Сколько тебе денег надо? Тысячи
хватит? На! Бери, бери! - сую я ему деньги и уже кричу: - Иди к Эрнесту и
скажи ему, что он сволочь и подонок, не бойся, скажи! Он же трус!.. Скажи
и сейчас же иди на станцию, купи себе билет и прямиком на свою Мальту!
Нигде не задерживайся!..
Не помню, что я там еще кричал. Помню, оказался я перед стойкой,
Эрнест поставил передо мной бокал освежающего и спрашивает:
- Ты сегодня вроде при деньгах?
- Да, - говорю, - при деньгах...
- Может, должок отдашь? Мне завтра налог платить.
И тут я вижу: в кулаке у меня пачка денег. Смотрю я на эту капусту
зеленую и бормочу:
- Надо же, не взял, значит, Креон Мальтийский... Гордый, значит...
Ну, все остальное судьба.
- Что это с тобой? - спрашивает друг Эрни. - Перебрал малость?
- Нет, - говорю. - Я, - говорю, - в полном порядке. Хоть сейчас в
душ.
- Шел бы ты домой, - говорит друг Эрни. - Перебрал ты малость.
- Кирилл умер, - говорю я ему.
- Это который Кирилл? Шелудивый, что ли?
- Сам ты шелудивый, сволочь, - говорю я ему. - Из тысячи таких, как
ты, одного Кирилла не сделать. Паскуда ты, - говорю. - Торгаш вонючий.
Смертью ведь торгуешь, морда. Купил нас всех за зелененькие... Хочешь,
сейчас всю твою лавочку разнесу?
И только я замахнулся как следует, вдруг меня хватают и тащат
куда-то. А я уже ничего не соображаю и соображать не хочу. Ору чего-то,
отбиваюсь, ногами кого-то бью, потом опомнился, сижу в туалетной, весь
мокрый, морда разбита. Смотрю на себя в зеркало и не узнаю, и тик мне
какой-то щеку сводит, никогда этого раньше не было. А из зала шум, трещит
что-то, посуда бьется, девки визжат, и слышу: Гуталин ревет, что твои
гризли: "Покайтесь, паразиты! Где Рыжий? Куда Рыжего дели, чертово
семя?.." И полицейская сирена завывает.
Как она завыла, тут у меня в мозгу все словно хрустальное сделалось.
Все помню, все знаю, все понимаю. И в душе уже больше ничего нет, одна
ледяная злоба. Так, думаю, я тебе сейчас устрою вечерочек! Я тебе покажу,
что такое сталкер, торгаш вонючий! Вытащил я из часового карманчика
Скачать книгу [0.13 МБ]
Пирамида