- Встань, дристун, - сказал Агасфер Лукич. - Подбери сопли. Все давно
прошло и забыто. Пошли. Он хочет тебя видеть.
29. Сегодня наступило, наконец, семнадцатое, но не семнадцатое
ноября, а семнадцатое июля. Солнце ослепительное. Грязища под окнами
высохла и превратилась в серую растрескавшуюся твердь. Тополя на проспекте
Труда клубятся зеленью, сережки с ник уже осыпались. Жарко. В чем идти на
улицу - непонятно. Самое летнее, что у меня есть, это нейлоновая майка и
трусы.
Прямо с утра Парасюхин облачился в свой черный кожаный мундир
эсэсовского самокатчика (а также патрона "Голубой устрицы") и пристал к
Демиургу, чтобы тот откомандировал его в Мир Мечты. Мир - с большой буквы,
и Мечта - тоже с большой буквы. Трижды Демиург нарочито настырным,
казенно-дидактическим тоном переспрашивал его: Мир чьей именно Мечты
имеется в виду? Даже я, внутренне потешаясь над происходящим, почуял в
этом настойчивом переспрашивании какую-то угрозу, какой-то камень
подводный, и некое смутное неприятное воспоминание шевельнулось во мне, я
даже испытал что-то вроде опасения за нашего Парасюхина.
Однако румяный болван не учуял ничего - со всей своей знаменитой
нордической интуицией и со всем своим широко объявленным Внутренним
Голосом. Он пер напролом: Мир только одной Мечты возможен, все остальное -
либо миражи, либо происки... Мечта чистая, как чист хрустальный родник,
нарождающийся в чистых глубинах чистой родины народа... его,
парасюхинская, личная Мечта, она же мечта родов народных...
С тем он и был откомандирован. Вот уже скоро обедать пора, а его все
нет.
Явилась пара абитуриентов. Юнец и юница, горячие комсомольские
сердца. Оба в зеленых выгоревших комбинезонах, исполосованных надписями
БАМСТРОЙ, ТАМСТРОЙ, СЯМСТРОЙ, такие-то годы (в том числе и 1997, что меня
несколько удивило). Лица румянятся смущением и пылают энтузиазмом.
К стопам был повергнут проект "О лишении человечества страха".
Фундамент и отец нашей цивилизации - страх... Совесть зачастую тоже
базируется на страхе... и тому подобное. Вообще весь проект построен на
микроскопическом личном опыте и на вычитанной где-то фразе: "Поскребите
любое дурное свойство человека, и выглянет его основа - страх". (Сказано в
манере Бернарда Шоу, но это не Бернард Шоу.) Страх сковывает и угнетает:
чувство справедливости, прямоту-честность-откровенность, гордость сюда же,
собственное достоинство, принципиальность...
Демиург запутал их играючи. Нельзя ведь отрицать, что страх сковывает
и угнетает также: садизм-мазохизм, стремление к легкой наживе, склонность
к лжесвидетельству, мстительность, агрессивность, потребительское
отношение к чужой жизни, склонность к анонимкам, идиотскую
принципиальность... Кроме того, если поскрести кое-какие ДОБРЫЕ свойства
кое-каких людей, то и в этом случае частенько вылезает наружу все тот же
страх... Впрочем, сама по себе мысль не дурна, есть о чем поразмыслить,
однако требуется тщательная и всесторонняя доработка. Проводить! Угостить
нашим морсом! Подать пальто!
Какие пальто в середине июля. Я повел их на кухню поить морсом, и тут
объявился Парасюхин.
Он обвалился в коридоре, как пласт штукатурки с потолка, и огромным
мешком с костями дробно обрушился на линолеум. Я только рот разинул, а он
уже собрал к себе все свои руки-ноги, заслонился растопыренными ладонями,
локтями и даже коленями и в таком виде вжался в стену, блестя сквозь
пальцы вытаращенным глазом. Волна зловония распространилась по коридору -
то ли он обгадился, то ли его недавно окунали в нужник, - я не стал
разбираться. Я просто крикнул бригаду. Бригада набежала, и я распорядился.
Парасюхина поволокли волоком в санобработку, - Колпаков, как обычно, с
молчаливой старательностью, Матвей Матвеевич - с визгливыми причитаниями,
а Спиртов-Водкин - поливая окрестности сквернословием, словно одержимый
болезнью де ля Туретта.
И вот тогда-то я осознал, наконец, смутные свои опасения, отчетливо и
в деталях вспомнив о своем собственном печальном опыте в Мире Мечты Матвея
Матвеевича Гершковича...
Мир Мечты, назидательно сказал я юнице и юнцу, взиравшим на
происходящее с трепетом и жадным любопытством, Мир Мечты - это дьявольски
опасная и непростая штука. Конечно же, мечтать надо. Надо мечтать. Но
далеко не всем и отнюдь не каждому. Есть люди, которым мечтать прямо-таки
противопоказано. В особенности - о мирах.
Юнец с юницей меня не поняли, конечно. Да я и не собирался им
что-либо втолковывать, я просто собирался напоить их морсом, что и сделал
под разнообразные элоквенции, явственно доносящиеся из санпропускника.
А совсем уже к вечеру объявился Агасфер Лукич, и не один.
"Эссе хомо!" - провозгласил он, обнимая гостя за плечи и легонько
подталкивая его ко мне. Гость растерянно улыбался - небольшого роста,
ладный человек лет пятидесяти, в костюме странного покроя. На правой скуле
его розовело что-то вроде пластыря, но не пластырь, а скорее остаток
небрежно стертого грима. И с левой рукой у него было не все в порядке -
она висела плетью и казалась укороченной, кончики пальцев едва виднелись
из рукава.
Таким я увидел его в первый раз - немного растерянным, не вполне
здоровым и очень заинтригованным.
- Прошу любить и жаловать, - произнес Агасфер Лукич весело. - Георгий
Ана...
(ПРИМЕЧАНИЕ ИГОРЯ К._МЫТАРИНА) На этом рукопись "ОЗ" обрывается.
Продолжения я никогда не видел и не знаю, существует ли оно. Скорее всего
весь дальнейший текст был изъят самим Г.А. - например, из соображений
скромности. Я вполне допускаю, что вся изъятая часть рукописи посвящена
главным образом Г.А. Разумеется, возможны и другие объяснения. Их даже
несколько. Да только какой смысл приводить их здесь? Все они слишком уж
неправдоподобны.)
НЕОБХОДИМОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ
По понятным причинам, на двадцатом дне июля мои записи прерываются и
возобновляются уже только зимой. Прошло сорок лет, и я не способен сейчас
подробно и связно изложить события утра двадцать первого июля. Почему мы
Скачать книгу [0.17 МБ]
Пирамида