- По-моему, плеткой. У Мозеса есть плетка. Арапник. Едва я его
увидел, как сразу задал себе вопрос: зачем господину Мозесу арапник? Вы
можете ответить на этот вопрос?
- Ну, знаете, Алек... - сказал я.
- Я не настаиваю, - сказал хозяин. - Я ни на чем не настаиваю. И
вообще о господине Мозесе заговорили вы, я бы никогда не позволил себе
первым коснуться такого предмета. Я говорил о нашем великом физике.
- Ладно, - согласился я. - Поговорим о великом физике.
- Он гостит у меня не то третий, не то четвертый раз, - сказал
хозяин, - и с каждым разом приезжает все более великим.
- Подождите, - сказал я. - Кого, вы собственно, имеете в виду?
- Господина Симонэ, разумеется. Неужели вы никогда раньше не слыхали
этого имени?
- Никогда, - сказал я. - А что, он попадался на подлогах багажных
квитанций?
Хозяин посмотрел на меня укоризненно.
- Героев национальной науки надо знать, - строго сказал он.
- Вы серьезно? - осведомился я.
- Абсолютно.
- Этот унылый шалун - герой национальной науки?
Хозяин покивал.
- Да, - сказал он. - Я понимаю вас... Конечно: прежде всего манеры, а
потом уже все остальное... Впрочем, вы правы. Господин Симонэ служит для
меня неиссякаемым источником размышлений о разительном несоответствии
между поведением человека, когда он отдыхает, и его значением для
человечества, когда он работает.
- Гм... - произнес я. Это было почище арапника.
- Я вижу, вы не верите, - сказал хозяин. - Но должен вам заметить...
Он замолчал, и я почувствовал, что в каминной появился еще кто-то.
Пришлось повернуть голову и скосить глаза. Это было единственное дитя
покойного брата господина дю Барнстокра. Оно возникло совершенно неслышно
и теперь сидело на корточках рядом с Лелем и гладило собаку по голове.
Багровые блики от раскаленных углей светились в огромных черных очках.
Дитя было какое-то очень уж одинокое, всеми забытое и маленькое. И от него
исходил едва заметный запах пота, хороших духов и бензина.
- Метель какая... - сказало оно тоненьким жалобным голоском.
- Брюн, - сказал я. - Дитя мое. Снимите на минутку ваши ужасные очки.
- Зачем? - жалобно спросило чадо.
Действительно, зачем? - подумал я и сказал:
- Я хотел бы увидеть ваше лицо.
- Это совершенно не нужно, - сказало чадо, вздохнуло и попросило: -
Дайте, пожалуйста, сигаретку.
Ну, конечно же, это была девушка. Очень милая девушка. И очень
одинокая. Это ужасно - в таком возрасте быть одиноким. Я поднес ей пачку с
сигаретами, я щелкнул зажигалкой, я поискал, что сказать, и не нашел.
Конечно, это была девушка. Она и курила, как девушка - короткими нервными
затяжками.
- Как-то мне страшно, - сказала она. - Кто-то трогал ручку моей
двери.
- Ну-ну, - сказал я. - Наверное, это был ваш дядя.
- Нет, - возразила она. - Дядя спит. Уронил книжку на пол и лежит с
открытым ртом. И мне почему-то вдруг показалось, что он умер...
- Рюмку бренди, Брюн? - сказал хозяин глухим голосом. - Рюмка бренди
не помешает в такую ночь, а, Брюн?
- Не хочу, - сказала Брюн и передернула плечами. - Вы еще долго
будете здесь сидеть?
У меня не стало сил слушать этот жалобный голос.
- Черт возьми, Алек, - сказал я. - Вы хозяин или нет? Неужели нельзя
приказать Кайсе провести ночь с бедной девушкой?
- Эта идея мне нравится, - сказало дитя, оживившись. - Кайса - это
как раз то, что надо. Кайса или что-нибудь в этом роде.
Я в замешательстве опорожнил стакан, а дитя вдруг выпустило в камин
длинный точный плевок и отправило следом окурок.
- Машина, - сказало оно сиплым басом. - Не слышите, что ли?
Хозяин поднялся, подхватил меховой жилет и направился к выходу. Я
устремился за ним.
На дворе бушевала настоящая метель. Перед крыльцом стояла большая
черная машина, возле нее в отсветах фар размахивали руками и ругались.
- Двадцать крон! - вопили фальцетом. - Двадцать крон и не грошом
меньше! Черт бы вас подрал, вы что, не видели, какая дорога?
- Да за двадцать крон я куплю тебя вместе с твоим драндулетом! -
визжали в ответ.
Хозяин ринулся с крыльца.
- Господа! - загудел его мощный голос. - Это все пустяки!..
- Двадцать крон! Мне еще назад возвращаться!..
- Пятнадцать и ни гроша больше! Вымогатель! Дай мне твой номер, я
запишу!
- Скупердяй ты, вот и все! Из-за пятерки удавиться готов!..
- Господа! Господа!..
Мне стало холодно, и я вернулся к камину. Ни собаки, ни чада здесь
уже не было. Это меня огорчило. Я взял свой стакан и направился в
буфетную. В холле я задержался - входная дверь распахнулась, и на пороге
появился громадный, залепленный снегом человек с чемоданом в руке. Он
сказал "бр-р-р", мощно встряхнулся и оказался светловолосым румяным
викингом. Лицо у него было мокрое, на бровях белым пухом лежали снежинки.
Заметив меня, он коротко улыбнулся, показав ровные чистые зубы, и произнес
приятным баритоном:
- Олаф Андварафорс. Можно просто Олаф.
Я тоже представился. Дверь снова распахнулась, появился хозяин с
двумя баулами, а за ним - маленький, закутанный до глаз человечек, тоже
весь залепленный снегом и очень недовольный.
- Проклятые хапуги! - говорил он с истерическим надрывом. -
Подрядились за пятнадцать. Ясно, кажется, - по семь с половиной с носа.
Почему двадцать? Что за чертовы порядки в этом городишке? Я, черт побери,
в полицию его сволоку!..
- Господа, господа!.. - приговаривал хозяин. - Все это пустяки...
Прошу вас сюда, налево... Господа!..
Маленький человечек, продолжая кричать про разбитые в кровь морды и
про полицию, дал себя увлечь в контору, а викинг Олаф пробасил:
"Скряга..." - и принялся оглядываться с таким видом, словно ожидал здесь
Скачать книгу [0.14 МБ]
Пирамида