- Я, кажется, понимаю, - медленно проговорил Берсеньев.
Геологи переглянулись и расхохотались.
МОЖЕТ ЛИ ЛЕТАТЬ РОЖДЕННЫЙ ПОЛЗАТЬ
Все это время геологи и Арнаутов продолжали исследования и
поиски. Изобретатель и Майгин погрузились в механические недра
города-звездолета, а Берсеньев с Петей занялись "иллюзионами". Нэнэ не
отходил от них ни на шаг. "Иллюзионы" обнаруживались в самых
неожиданных местах: в подвалах, среди приборов в лабораториях, в
переплетах странных решетчатых башен, стоявших по периферии города,
даже на крышах зданий. Просматривая картину за картиной, Берсеньев
однажды наткнулся на любопытную и красивую сцену: Эа, золотоволосый
мужчина и мальчик весело плескались в большом овальном, видимо, очень
глубоком бассейне. Берсеньев был теперь уверен, что мальчик - его
звали Суо - являлся сыном Эа и золотоволосого. Посадив на одно плечо
Эа, а на другое - Суо, золотоволосый гигант с необычайной легкостью
плыл стоя через бассейн. Посредине бассейна он неожиданно опрокинул
подругу и сына в воду, но те сейчас же вынырнули и с веселым смехом
снова вскарабкались на его плечи. А на краю бассейна стоял и
бесстрастно взирал на эту возню монументальный Уру. Вдруг смех замолк,
бассейн заволокло туманом, и Берсеньев увидел сидящего возле
"музыкальной пагоды" одинокого мальчика. Суо плакал. Перед ним
возвышался металлический гигант, держа в вытянутой крюкастой лапе
тускло отсвечивающий "иллюзион". И Берсеньев догадался, что Суо с
помощью Уру воспроизвел сцену, заснятую, когда его отец и мать были
еще живы.
Тот же "иллюзион" показал Берсеньеву и Пете еще одну сценку, но
главным действующим лицом в ней был уже... Уру. Этот человекоподобный
механизм, напоминавший Берсеньеву статую Командора из "Каменного
гостя" Пушкина, неожиданно повел себя, как живой человек. Он положил
"иллюзион" рядом с окаменевшим от горя Суо и быстро зашагал к
"пагоде". Через минуту загремела бодрая, мажорная музыка. Уру вернулся
и принялся маршировать перед мальчиком. Музыка напоминала марш.
Железный великан энергично передвигал свои трубоподобные ноги,
размахивал руками, раскачивался всем своим гладким округлым
корпусом... Даже у хладнокровного Берсеньева мурашки побежали по спине
при виде этого "танца". Геолог понял, что механический человек именно
танцует, причем очевидно, что делает он это без приказа, по
собственной "воле". Мальчик сидел в позе бесконечного отчаяния, а
железная махина вышагивала возле него, с грохотом притопывая в такт
марша металлическими подошвами по блестящему полу. Наконец Суо поднял
голову, скорбно взглянул на танцующего механического слугу и тихо
произнес:
- Уру... им...
И тотчас же танец Уру прекратился. Механический человек уронил
поднятые клешни и застыл неподвижно...
Эта сцена поразила Берсеньева настолько, что он несколько минут
не мог прийти в себя. Уже в той картине, где он впервые увидел Уру,
Берсеньев решил, что механизм, сооруженный в образе человека,
очевидно, реагирует на голоса своих хозяев, а сочетание каких-то
звуков означает для него команду к выполнению тех или иных
манипуляций. Но в сцене "танца" Уру явно действовал самостоятельно: он
как бы понял, что его маленький хозяин убит горем, что необходимо
развлечь его, и в качестве развлечения угостил мальчика танцем. Для
этой цели железный истукан даже соответствующую музыку включил в
"пагоде". Затем уже последовал приказ Суо: "Уру... им..." Видимо, это
значило: "Уру, прекрати!" - и гигант перестал танцевать.
"Неужели он соображает? - думал Берсеньев. - Но это же чудовищно!
Это противоестественно... Уру только механизм. Как же может он
реагировать на одно лишь мрачное настроение человека, да еще при этом
самостоятельно включить какой-то музыкальный инструмент, а затем
танцевать или даже ритмично маршировать перед живым человеком, не
обращающим на него никакого внимания?.."
Ответа на свой вопрос Берсеньев не находил, мелькнула лишь
неясная мысль о каких-то электрических флюидах, исходящих из мозга
человека, переживающего сильное горе, и, видимо, непроизвольно
включающих в механизме Уру определенную программу действий,
равносильную команде: "Развлекать!" Но эта мысль в представлении
Берсеньева ассоциировалась со спиритизмом и прочей чертовщиной, и он
отбросил ее.
Как бы то ни было, геологи теперь знали, что Суо спасся во время
извержения, что весь остальной экипаж погиб и что мальчик остался
один, погребенный вместе со звездным кораблем-городом в потоках лавы.
Умер он потом где-то здесь, но останков его найти пока не удавалось.
Бесследно исчез вместе с мальчиком и Уру...
Берсеньев инстинктивно чувствовал, что Суо перед смертью укрылся
в "музыкальной пагоде". Проникнуть в "пагоду", казалось, не было
никакой возможности: ее стены, ее крыша не реагировали ни на тепло, ни
на звуки. И тем не менее именно там, вероятно, крылась разгадка
исчезновения Суо и Уру, - в этом ни Берсеньев, ни Петя, ни остальные
уже не сомневались.
- Но эта музыка? Неужели она звучит уже сотни лет? - сказал
как-то Берсеньев.
Арнаутов ответил:
- Я бы не удивился, Клавдий Владимирович. Ведь горят же здесь,
под куполом, неугасимые фонари. Я не думаю, что музыку и свет здесь
кто-то включил по случаю нашего появления на палубе межпланетного
корабля...
Пока Берсеньев с Петей возились с "иллюзионами", Арнаутов и
Майгин штурмовали машинные отделения корабля-города. Арнаутов занялся
задачей чрезвычайной важности: выяснить, какие источники энергии
питали и питают все многочисленные установки этого чуда техники,
начиная с его чудовищно мощных двигателей и кончая осветительными
шарами, "музыкальной пагодой", вентиляцией и так далее. Попутно
инженер и геолог тщательно исследовали несколько больших аппаратов
непонятного назначения, расположенных в помещении рядом с ракетными
Скачать книгу [0.07 МБ]
Пирамида