30
Харман даже не ожидал, что полёт к Золотым Воротам окажется настолько волнующим, а уж воображения путешественнику было не занимать. Это ведь он, единственный на борту соньера, однажды оседлал циклон, усевшись на деревянном кресле, и молнией взвился из Средиземного Бассейна к астероиду на экваториальном кольце, после чего мужчину, казалось, ничто уже не могло поразить или напугать.
Нынешний полёт почти не уступал тому памятному происшествию.
Машина с воем преодолела звуковой барьер (Харман познакомился с понятием звукового барьера месяцем ранее, «проглотив» очередную научную книгу) ещё до того, как достигла высоты в две тысячи футов. Прорвавшись через верхний облачный слой к яркому солнечному свету, она уже двигалась почти отвесно и обгоняла собственные звуковые удары, хотя, конечно, поездку нельзя было и близко назвать безмолвной. Воздух так яростно шипел и ревел за пределами силового поля, что путешественникам не удалось бы перемолвиться даже словом.
Однако они и не пытались завести разговор. То же самое поле, которое защищало пассажиров и пилота от бушующего ветра, вжимало их, распластавшихся ниц, в мягкие ниши; Никто продолжал оставаться без сознания, Ханна одной рукой обнимала его, а Петир, широко распахнув глаза, косился через плечо на редеющие далеко внизу облака.
За считанные минуты рёв за бортом ослаб до шипения чайника, потом до слабого вздоха. Лазурные небеса почернели. Горизонт изогнулся белой дугой, будто натянутая до предела тетива боевого лука, ну а соньер продолжал устремляться вверх – ни дать ни взять серебряный наконечник невидимой стрелы. Потом перед глазами вспыхнули звёзды. Не проступили одна за одной, как это бывает на закате, но резко высыпали все разом, точно беззвучный салют заполнил огнями чёрную бездну. Прямо над головами друзей угрожающе ярко заполыхали оба небесных кольца.
На какой-то ужасный миг Харману показалось, что машина вознамерилась вернуться именно туда (в конце концов, как раз на ней они с кузеном Ады и не приходящей в сознание Ханной и спустились с орбитального астероида Просперо), однако траектория начала выравниваться, и стало ясно: друзья покинули атмосферу, не долетев до сияющих колец нескольких тысяч миль. Горизонт по-прежнему изгибался, Земля заполняла собою всё поле зрения. Девять месяцев назад, когда искатель приключений в компании Сейви и Даэмана мчался на вихре-молнии к орбитальному острову, родная планета выглядела куда меньше.
– Харман… – окликнула Ханна, когда машина опрокинулась вверх дном и слепящее полукружие, окутанное белоснежными облаками, очутилось над головами путешественников. – Скажи, это правильно? Всё так и должно быть?
– Да, полный порядок, – отозвался мужчина. Самые разные силы, включая страх, пытались вырвать распростёртое тело из мягкой ниши, и только силовой пузырь вжимал обратно. Желудок и внутреннее ухо возмущённо требовали вернуть гравитацию и привычный горизонт. Честно говоря, пилот не имел ни малейшего понятия, всё ли идёт по плану, или же соньер попытался выполнить вираж, на который был не способен, и очень скоро четвёрка попросту сгинет.
Харман поймал недоверчивый взгляд Петира: парень явно почуял обман.
– Кажется, сейчас меня стошнит, – будничным тоном сообщила молодая женщина.
Тут заработали невидимые сопла, летающий диск устремился вниз и вперёд, и Земля завертелась перед испуганными взорами путешественников.
– Закройте глаза и держите Одиссея! – крикнул муж Ады.
Шум возобновился: это машина ворвалась обратно в атмосферу. Харман поймал себя на том, что напрягает шею, изворачиваясь, чтобы взглянуть на кольца: может, остров Просперо и впрямь уцелел? Неужели Даэман прав, неужели это Калибан прикончил Марину и всех прочих жителей Парижского Кратера?
Прошли минуты. Если будущий отец не ошибся, друзья погрузились в атмосферу над континентом, некогда носившим название Южная Америка. Оба полушария были затянуты облаками – вихревыми, зубчатыми, рваными, приплюснутыми, вздымающимися подобно башням… Хотя через окна в белом покрове пилот успел заметить широкий лазурный пролив там, где, по рассказам Сейви, тянулся сплошной перешеек, соединявший континенты.
Но вот вокруг соньера забушевало пламя; воздух завизжал и завыл ещё громче, чем даже во время взлёта. Машина ввинчивалась в густые слои атмосферы, словно раскрученный дротик.
– Всё обойдётся! – проорал Харман, обращаясь к друзьям. – Я уже переживал такое. Тревожиться нечего.
Спутники не могли его слышать: от оглушительного рёва чуть не лопались перепонки, поэтому супруг Ады не стал уточнять, что переживал подобное… всего лишь раз. Да и к чему подробности?
Правда, Ханна летела на том же соньере, что доставил его и Даэмана с разрушенного орбитального острова Просперо, но молодая женщина была тогда не в себе и ничего не запомнила.
Пилот решил, что и ему не повредит зажмуриться, пока летающий диск несётся навстречу Земле.
«И вообще какого дьявола я здесь вытворяю?» Сомнения нахлынули с новой силой. Кем он себя возомнил, решившись забрать соньер и рискнуть жизнями двоих доверившихся ему людей? Разве Харман рождён, чтобы вести за собой? Он ведь ни разу не летал в автоматическом режиме, как же можно ждать успешной посадки? Но даже если всё пройдёт благополучно, что за непростительное легкомыслие – отнимать у колонистов Ардис-холла последнее средство передвижения в минуту наибольшей опасности! Рассказ Даэмана о Сетебосе, превратившем Парижский Кратер и другие факс-узлы в кладбища, – вот что должно было занимать его мысли в первую очередь, а не это дурацкое бегство к Золотым Воротам Мачу-Пикчу во имя спасения одного Одиссея. «Как я посмел оставить Аду – теперь, когда она беременна и ждёт моей поддержки?» Что бы ни случилось, Никто наверняка погибнет. Зачем же рисковать сотнями жизней (а то и десятками тысяч, если прочие колонии не получат своевременного предупреждения) ради калеки-старика, который скорее всего уже обречён?
Ветер засвистел пронзительнее, соньер поднялся на дыбы, и Харман поморщился, отчаянно вцепившись руками в обивку ниши. «Ничего себе старика…» Если кто-то здесь и был по-настоящему преклонного возраста, так это он сам. До пятой – Последней – Двадцатки не хватало каких-то двух месяцев. Занятно, мужчина до сих пор не мог отделаться от мысли, будто бы непременно покинет Землю на свой грядущий день рождения, улетит на далёкие кольца, хотя прекрасно знал: целебных баков, которые могли бы его принять, уже нет. «А кто сказал, что этого не случится?» – подумалось вдруг. Пожалуй, Харман оставался старейшим жителем этой планеты, за исключением Одиссея-Никого, чей истинный возраст всё равно невозможно было установить. Впрочем, седовласый грек уже стоял одной ногой в могиле. «Как и все мы», – нахмурился муж Ады.
О чём он только думал, когда решил завести ребёнка от молоденькой женщины, семь лет назад отметившей Первую Двадцатку? И по какому праву настаивал на возрождении древнего понятия семьи, забытого ещё в Потерянную Эпоху? Да кто он такой, чтобы требовать от мужчин не скрывать своего отцовства, принимать участие в воспитании детей наравне с матерями и помогать им – дескать, времена изменились и так будет лучше для всех? Откуда невежественному старикашке знать, что такое семья, или долг, или что угодно? Какой из него вождь? Ну да, Харман сам научился читать, вот и вся разница между ним и остальными. «Велика важность!»
В последнее время любой, кому не лень, обзавёлся функцией «глотания», а многие в Ардис-холле даже выучились без посторонней помощи преобразовывать закорючки в старинных книгах в полноценные слова.
«Выходит, ничего во мне нет особенного». Между тем плазменный щит вокруг соньера уже отключился, безумное вращение прекратилось, хотя с обеих сторон ещё тянулись языки огня.
«Если аппарат сломается, или же кончится горючее, или энергия, или что у него там, Ардису наступит конец. Ни одна душа не узнает, что с нами стряслось – пропадём, и всё тут, а колонисты потеряют единственную летающую машину. Когда нападут войниксы (а то и Сетебос пожалует), людям не на чем будет перенестись из особняка к факс-павильону, а значит, Ада и остальные угодят в западню. Моя неосмотрительность отнимет у них единственную надежду».
Тем временем звёзды растаяли, небо сделалось тёмно-синим, потом голубым, и вот машина вошла в верхний слой облаков.
«Запихну Никого в первую попавшуюся колыбель – и сразу обратно, – думал Харман. – С этого дня пускай Даэман, Петир или Ханна решают серьёзные вопросы и странствуют, они помоложе. А моё место рядом с Адой. Пора заботиться о ребёнке». Последняя мысль испугала его сильнее, чем скачки и кувырки соньера.
Долгие минуты диск опускался сквозь облака; сперва они причудливо курились вокруг по-прежнему гудящего защитного поля подобно туману, перемешанному со снежными хлопьями, а потом стали проноситься мимо, будто несметное воинство призраков тех людей, что задолго до нынешней эры жили и умерли на Земле, окутанной белым саваном. Но вот машина вырвалась из густой пелены, оказавшись примерно в трёх тысячах футов над острыми горными пиками, и Харман второй раз в жизни взглянул с небес на древние Золотые Ворота Мачу-Пикчу.
Зубчатые гребни гор и глубокие зелёные каньоны окружали высокое, крутое плато с поросшими травой уступами. По обе стороны от него вздымались семисотфутовые башни моста. Изъеденная ржавчиной конструкция ненадёжно, с горем пополам опиралась на вершины соседних утёсов. В незапамятную пору тут повсюду высились каменные постройки, руины которых обвивал теперь дикий плющ. Гигантский металлический мост побурел от времени, словно покрылся коростой присохшей крови; некогда ярко-рыжая краска на нём облупилась, оставив лишь редкие пятна, похожие на лишайник. В полотне кое-где зияли провалы, несущие тросы местами полопались, и всё-таки Золотые Ворота по-прежнему напоминали самый настоящий мост… разве что протянувшийся из ниоткуда в никуда.
Впервые увидав развалину издалека, искатель приключений подумал было, что огромные башни, как и тяжёлые соединительные тросы между ними, обвиты ярко-зелёным плющом; сейчас-то мужчина знал: в бутылочного цвета пузырях на висячих лозах, соединённых при помощи трубок, давным-давно селились люди. Причём обиталища были подвешены, судя по всему, несколькими столетиями позже возведения Золотых Ворот. Сейви даже шутила (ой ли?): дескать, если бы не эти зелёные шарики на вьющихся стеблях, сооружение рухнуло бы за день.
Харман, Ханна и Петир приподнялись на локтях и широко распахнули глаза. Соньер убавил ход, резко вырулил и начал снижение по широкой дуге. На сей раз открывшееся зрелище оказалось ещё оживленнее. Тучи нависли низко-низко, орошая дождём пограничные вершины, на западе за длинными пиками сверкали молнии, в то время как солнечные лучи пробивались через разрывы в летящих облаках, озаряя мост, полотно, зелёные завитки углестекла и плато. Косые чёрные завесы дождя то застили взор, то спешно ползли дальше на восток, так что игра теней и бликов создавала иллюзию живого движения.
Хотя нет, не иллюзию. Склоны утёсов и мост кишели какими-то существами; их были тысячи. Поначалу муж Ады ещё 5 надеялся, что зрение играет с ним злую шутку, но вот летающий диск нырнул, и стало ясно: внизу копошатся тысячи, если не десятки тысяч войниксов. Серые безглазые твари с кожаными горбами в виде капюшонов сплошь покрывали зелёные вершины и каменные развалины, роились на мосту, натыкались друг на друга на полуобрушенном полотне, сновали подобно тараканам на ржавых несущих тросах. Десяток-другой мерзких существ суетились на плоской северной башне, куда в прошлый раз посадила диск Сейви. Кстати, соньер и теперь нацеливался туда же.
– Произвести приземление в автоматическом или в ручном режиме?– спросил механический голос.
– В ручном! – завопил Харман.
Замерцав, появились голографические виртуальные средства управления, и он резко дёрнул за главный регулятор, успев развернуть машину за считанные мгновения и полсотни футов до посадки в гущу войниксов. Парочка тварей прянула вслед за соньером (один из них не допрыгнул каких-то десять футов), и они молча полетели на скалы с высоты семидесятиэтажного дома. Прочие существа проводили диск безглазыми инфракрасными взорами, а снизу целыми дюжинами устремились по ржавым башням новые «тараканы», скрежеща отточенными лезвиями на руках.
– Мы не сумеем сесть, – проговорил пилот. И мост, и склоны уступов, и даже окружающие горы кишмя кишели войниксами.
– А вот на пузырях чисто, – заметил Петир.
Молодой человек привстал на колени, целясь из лука. Защитное поле снова пропало, и друзья вдыхали холодный промозглый воздух, насыщенный запахом ливня и гниющей зелени.
– На пузыри нам не приземлиться, – откликнулся Харман, кружа в сотне футов над несущими тросами. – И внутрь не попасть. Поворачиваем назад.
Тут он вырулил соньер в обратную сторону и начал набирать высоту.
– Погодите! – воскликнула Ханна. – Стойте!
Девяностодевятилетний искатель приключений выровнял высоту полёта и принялся выписывать плавные круги. На западе, меж низких туч и высоких пиков, блистали молнии.
– Десять месяцев назад, когда мы здесь появились, вы с Адой и Одиссеем пошли охотиться на кошмар-птиц, я исследовала это место, – сказала молодая женщина. – Один пузырь… на южной башне… там находились другие соньеры, что-то вроде… Даже не знаю. Было такое слово в книге в сером переплёте. «Гараж», кажется?
– Другие соньеры! – вскрикнул Петир.
Да и Харман едва удержался от вопля. Новые летающие машины могли бы решить судьбу всех обитателей Ардис-холла. Странно, что древний грек ни разу не упомянул об этом после того, как несколькими месяцами ранее наведывался сюда в одиночку за винтовками.
– Нет, не соньеры… Не совсем… – торопливо прибавила Ханна. – Отдельные части. Корпусы. Запасные детали.
Харман разочарованно потряс головой; вспыхнувшие было надежды рассеялись.
– Тогда при чём здесь… – начал он.
Скачать книгу [0.63 МБ]
Пирамида