– А если откажешься, будешь убит на месте, свиная ты задница. И я очень медленно выпущу твои кишки наружу. Елена опускает на плечо Хокенберри свободную ладонь.
– Друг мой, посмотри туда, за городскую стену. Чувствуешь, как разгорелась битва? Этой ночью все олимпийцы увлечены кровопролитием. Видишь ли ты, как Афина вместе с воинством фурий пятится прочь? Как могучий Аполлон летает на своей колеснице, сея гибель среди отступающих греков? Сегодня ты можешь спокойно квитироваться, никто и не заметит.
Слабый на вид мужчина, закусив губу, озирает поле сражения. Военная удача явно сопутствует защитникам Трои. Всё больше солдат устремляются наружу через проходы для вылазок и особые двери у Скейских ворот; Ада замечает Гектора, который наконец-то вышел на бой во главе отборных воинов.
– Ладно, – говорит Хокенберри. – Но я перенесу вас поодиночке.
– Ещё чего, тащи обоих сразу! – заводится Менелай. Схолиаст опять качает головой.
– Не могу. Сам не знаю почему, медальон позволяет мне телепортировать лишь одного человека. Раз уж ты помнишь меня с Ахиллесом и Гектором, значит, помнишь и то, что я переносил их поочерёдно, возвращаясь через несколько секунд.
– Истинная правда, муж мой, – подтверждает Елена. – Своими глазами видела.
– Тогда сначала отправь её, – приказывает Атрид. – На берег, в ставку Агамемнона, туда, где ждут на песке наши чёрные корабли.
Снизу доносятся выкрики, и все трое отступают от края порушенной площадки. Красавица смеётся:
– Супруг мой, возлюбленный Менелай, я не могу быть первой. На кого из женщин аргивяне и ахейцы затаили больше всего злобы? Даже за те короткие мгновения, пока мой друг Хок-эн-беа-уиии не вернётся вместе с тобой, верные стражники царя или прочие греки успеют признать во мне презренную ненавистную собаку, виновницу бед, и пронзят моё тело дюжинами копий. Ты должен перенестись туда прежде, ведь ты – моя единственная защита.
Хмуро кивнув, рыжеволосый грек берёт схолиаста за горло.
– Давай используй свой медальон… сейчас же! Прежде чем поднять руку, Хокенберри спрашивает:
– Ты отпустишь меня, как только я это сделаю? Оставишь в живых?
– Ну конечно! – рычит сын Атрея, но даже Ада замечает искру в зловещем взоре, который он бросает на Елену.
– Даю слово, что мой супруг Менелай не причинит тебе вреда, – молвит красавица. – А теперь – торопись. Кажется, я слышу чьи-то шаги на лестнице.
Зажмурившись, учёный хватает золотой медальон, поворачивает что-то на его поверхности, и вот уже мужчины исчезают, а в воздухе раздаётся тихий хлопок.
С минуту Ада ждёт на полуразрушенной площадке вместе с Еленой Троянской. Налетевший ветер свистит и завывает в щелях между камнями, доносит с равнины, залитой огнями, отчаянные вопли отходящих греков и наступающих троянцев. В городе царит ликование.
Внезапно появляется Хокенберри.
– Ты оказалась права, меня никто не преследовал, – произносит он и берёт красавицу за руку. – Сегодня и без того слишком жарко. – Бывший служитель Музы кивает на небосвод, переполненный летающими колесницами, перечёркнутый молниями пылающих энергетических стрел.
Мужчина тянется к медальону, однако снова медлит.
– Уверена, что Менелай не прикончит меня, когда ты будешь на месте, Елена?
– Он тебя не тронет, – почти рассеянно откликается дочь Зевса, прислушиваясь к мнимым шагам на лестнице. Ада слышит лишь ветер и далёкие выкрики.
– Погоди секунду, Хок-эн-беа-уиии, – говорит красавица. – Должна сказать, что ты был хорошим любовником… и добрым другом. Знаешь, я тебя обожаю.
– И я тебя… – мужчина сглатывает, – обожаю… Елена. Женщина с чёрными как смоль волосами улыбается.
– Я не отправлюсь к Менелаю, Хок-эн-беа-уиии. Я его ненавижу. И очень боюсь. Никогда больше не покорюсь такому, как он.
Схолиаст удивлённо моргает и смотрит вслед удаляющимся ахейцам. Теперь они перестраивают ряды за линией собственных укреплений в двух милях от города, у бесконечных ставок и костров, там, где сохнут на песке неисчислимые чёрные корабли.
– Он тебя убьёт, если сможет ворваться в город, – хрипло произносит учёный.
– Верно.
– Хочешь, я квитирую тебя куда-нибудь подальше отсюда? В безопасное место?
– А это правда, мой милый Хок-эн-беа-уиии, что мир обезлюдел? И что великие города пусты? Родная Спарта? Каменистые пашни и пастбища? Одиссеев остров Итака? Персидские крепости?
Мужчина кусает нижнюю губу, потом наконец отвечает:
– Да. Это правда.
– Тогда куда же мне деться, Хок-эн-беа-уиии? Может, на гору Олимп? Так ведь небесная Дырка пропала, и олимпийцы посходили с ума.
Схолиаст разводит руками.
– Значит, нам остаётся надеяться, что Гектор и его легионы не допустят в город врага, Елена… милая. Клянусь, как бы всё ни обернулось, я никогда не скажу Менелаю, что ты сама решила остаться.
– Знаю, – кивает красавица.
Из широкого рукава её платья в ладонь выскальзывает кинжал. Короткий взмах рукой – и короткий, но очень острый клинок вонзается Хокенберри под рёбра до самой рукоятки. Елена поворачивает лезвие, чтобы отыскать сердце.
Мужчина разевает рот в беззвучном крике, хрипит, хватается за обагрённый живот и падает словно подкошенный.
Но перед этим красавица успевает выдернуть кинжал.
– Прощай, Хок-эн-беа-уиии.
Она торопливо спускается по ступеням, почти не шурша сандалиями по камню.
Ада сочувственно смотрит на истекающего кровью мужчину. Если бы можно было ему помочь! Однако она – только зрительница, невидимая и не способная вмешаться. Повинуясь неожиданному порыву, хозяйка Ардис-холла прикасается к туринской пелене, нащупывает вшитую микросхему и, припомнив, как Харман общался с соньером, представляет себе три синих квадрата в красных окружностях.
И вдруг оказывается на месте. Она стоит на порушенной, открытой ветрам платформе безверхой башни Илиона. Нет, Ада не любуется драмой, она действительно здесь. Холодный ветер треплет её блузку и юбку. С рыночной площади, что видна далеко внизу, долетают густые запахи скота и какой-то незнакомой еды. До слуха доносится рёв битвы у городской стены, воздух содрогается от грома колоколов и гонгов. Опустив глаза, супруга Хармана видит собственные ноги на потрескавшейся каменной кладке.
– Помогите… мне… пожалуйста, – сипит умирающий.
Герой туринской драмы говорит это на стандартном английском.
Ада в ужасе расширяет глаза: неужели он видит её? Смотрит на неё? Мужчина из последних сил поднимает левую руку и тянется к нежданной гостье, без слов умоляя, заклиная, упрашивая…
Зрительница сорвала пелену со лба.
И вновь оказалась в Ардис-холле, у себя в спальне. Дрожа от страха, с бешено бьющимся сердцем, Ада сверилась с напульс-ной функцией и уточнила время. Всего лишь десять минут миновало с тех пор, как она прилегла с повязкой на лице; сорок пять минут назад её возлюбленный Харман улетел на соньере. Разум слегка мутился, к горлу подкатывала тошнота: можно было подумать, что к будущей матери возвращается утренняя слабость. Владелица особняка попыталась отмахнуться от неприятного ощущения, проникнуться новой уверенностью, но дурнота лишь усилилась.
Скомкав туринскую пелену и запрятав её в ящик для белья, Ада поспешила вниз посмотреть, как дела в Ардисе и в окрестностях.
Скачать книгу [0.63 МБ]
Пирамида