– Манмут, дорогой, тебе должно быть известно, что мы не вмешиваемся ни в ваши дела, ни в дела «старомодных» или же наших древнегреческих и азиатских гостей… Одним словом, ни в чьи. Вспомни, разве не так?
Моравек не ответил. Мойра тронула его за плечо.
– Да, но с этим… проектом. Тебе не кажется, что ты пытаешься играть роль бога? Так, совсем чуть-чуть?
– А вы знакомы с доктором Хокенберри? – спросил Манмут.
– Конечно. Мы встречались на той неделе.
– Странно, – заметил моравек, – он этого не упоминал. Томас добровольно помогает на раскопках раз или два в неделю, не реже. Да, что я хотел сказать? «Посты» и олимпийские небожители – вот кто сыграл роль бога, возродив тело, воспоминания и личность Хокенберри на основе обломков костей, древних файлов и ДНК. Но ведь у них получилось. Он очень хороший человек.
– Похоже, это правда, – согласилась Мойра. – И даже, как я поняла, пишет книгу.
– Да… – Манмут, казалось, потерял ход мыслей.
– Что ж, тогда удачи. – Женщина протянула ему ладонь. – И передай привет первичному интегратору Астигу-Че, когда вы с ним увидитесь. Скажи, что мне очень понравилось то чаепитие в Тадже.
Она пожала руку маленькому европейцу и направилась к лесу, на север.
– Мойра! – окликнул моравек. Она помедлила и обернулась.
– Так ты придёшь сегодня на пьесу? – крикнул Манмут.
– Думаю, что да.
– Значит, мы тебя там увидим?
– Этого не знаю, – промолвила молодая женщина. – Но я вас непременно увижу. И она продолжала путь.
94
Семь лет и пять месяцев после Падения Илиона
Позвольте представиться: Томас Хокенберри, доктор филологии, для друзей – Хокенбеби. Правда, их уже нет в живых-тех, кто знал моё прозвище со времен колледжа Уобаш: они давно уже стали прахом этого мира, где слишком многое обратилось в прах.
Здесь, на славной первой Земле, я протянул полвека с чем-то, а сверх того получил в дар вот уже чуть больше двенадцати[87 - Здесь у автора какая-то смысловая нестыковка. Далее в этой главе речь идёт о восемнадцати годах.] ярких, насыщенных лет новой жизни – в Илионе и на Олимпе, на Марсе, хотя я до самых последних дней и не догадывался, что это Марс, и вот сейчас вернулся обратно. Домой. На родную Землю.
Мне столько нужно сказать. Плохая новость: пропали все записи, сделанные за двенадцать лет в роли служителя Музы и вольного схолиаста, – запоминающие кристаллы с ежедневными наблюдениями за ходом Троянской войны, мои собственные записки, даже диктофон моравеков, на котором были изложены последние дни Олимпа и Зевса. Всё потеряно.
Впрочем, это не важно. Я всё помню. Каждое лицо. Каждого человека, будь то мужчину или женщину. Каждое имя.
Одним из самых удивительных свойств гомеровской «Илиады» знатоки считают то, что в ней никто не умирает безымянным. Грубые герои падали ощутимо, тяжело, и, падая, как выразился один мой знакомый схолиаст (тут я слегка его перефразирую), они с грохотом увлекали за собою вниз и бронзовое оружие, и доспехи, и все свои имения, скот, жён и рабов. И свои имена. В «Илиаде» Гомера никто не погиб лишённым имени либо настоящего веса.
Возьмись я рассказывать собственную историю, непременно попытался бы сделать так же.
С чего же начать?
Раз уж я вольно или невольно стал Хором этой истории, то начну ее там, где сам пожелаю. И пожелал я начать ее здесь. Поведаю вам о своей нынешней жизни.
Несколько месяцев я наслаждался жизнью рядом с Еленой, в Новом Илионе, покуда город отстраивали заново. Греки помогали возводить стены и здания в обмен на обещание троянцев помочь им после со строительством длинных кораблей. После, когда город оживёт.
Впрочем, он и не умирал. Понимаете, Илион, или Троя, – это люди… Гектор, Елена, Андромаха, Приам, Кассандра, Деифоб, Парис… чёрт, даже сучка Гипсипила. Кое-кто из них уже мёртв, остальные целы. Вергилий бы понял.
Жаль, я не могу быть вашим Гомером или даже Вергилием, дабы поведать о днях, миновавших после Падения Трои: времени прошло слишком мало, событий на целый эпос не наберётся, – но буду слушать и наблюдать за всеми переменами, покуда жив.
А живу я нынче здесь. В Ардис-тауне.
Нет, не в Ардисе. Большой особняк опять высится на просторном лугу в полутора милях от старого факс-павильона, близ того места, где некогда располагался Ардис-холл, и Ада поселилась там со своей семьёй, но здесь вам уже не просто Ардис, а Ардис-таун.
Согласно данным последней переписи, которую проводили пять месяцев назад, нас тут чуть более двадцати восьми тысяч. Община разместилась на холме, вокруг дома Ады, но львиная доля города простёрлась у подошвы, по сторонам новой дороги, бегущей от павильона вдоль реки. Здесь, внизу, располагаются мельницы, настоящий рынок, зловонные кожевни, печатные дома, газета, невероятная уйма баров и борделей, две синагоги плюс одна церковь (лучше всего называть её Первой Церковью Хаоса), отменные рестораны, скотные дворы, от которых несёт ещё сильнее, чем от кожевен, библиотека (я сам помогал её создавать) и школа, хотя большинство детишек по-прежнему живут в большом особняке на холме и в окрестностях. Учатся в основном взрослые, причём в первую очередь – читать и писать.
Приблизительно половину местного населения составляют греки, другую – евреи. Они неплохо уживаются… большую часть времени.
Вторым повезло сильнее: они наделены всеми функциями, а значит, могут свободно факсовать, куда и когда им вздумается. Кстати, я тоже так могу… не факсовать, а квант-телепортироваться. Это записано в клетках и ДНК – записано некой силой… или же Силой, которая меня создавала. Но я уже давно не квитируюсь. Предпочитаю более неспешные способы передвижения.
По возможности, хотя бы раз в неделю, я помогаю Манмуту с его проектом «Найдите Вилли», о котором вы наверняка наслышаны. Не думаю, что он отыщет своего Уилла. Да и моравек, подозреваю, тоже не верит. Для него это стало чем-то вроде хобби. Орфу с Ио и я принимаем участие в раскопках, повинуясь тому же духу: дескать, «какого хрена?!». Никто из нас – пожалуй, даже маленький европеец, – не надеется, что Просперо, Мойра, Ариэль и Кто-бы-то-ни-было-иже-с-ними (особенно Тихий, о котором в последнее время все столько слышат) позволят нашему другу найти, а тем более воссоединить кости и ДНК Уильяма Шекспира. Неведомые Силы чуют угрозу, оно и понятно…
Да, сегодня вечером в Ардисе будет спектакль. Ведь это вам тоже известно. Многие жители Ардис-тауна уже бредут вверх по холму, хотя, надо признаться, склон довольно крутой, а дорога и лестница ужасно пыльные. Лично я лучше заплачу пять пенсов и поднимусь в одном из паровых экипажей, выпущенных компанией Ханны. Досадно только, что в них оглохнешь от шума.
Между прочим, раз уж мы заговорили о поисках: не помню, я уже рассказывал о том, как нашёл своего старого друга Кейта Найтенгельзера?
В последний раз, когда мы виделись, он остался в доисторическом индейском племени, в диких джунглях на месте будущей (оставалось подождать около трёх тысяч лет) Индианы. Я даже корил себя за то, что бросил товарища в гиблых для него краях. Конечно, лишь на время, пока не кончится война между героями и богами. Но когда я вернулся забрать своего друга, все индейцы точно в воду канули, и он вместе с ними.
Поскольку Патрокл, тот самый обмочившийся Патрокл, расхаживал где-то неподалёку, у меня были сильные подозрения, что Кейт мог и не выжить.
Однако три с половиной месяца назад, как только Фразимед, Гектор и прочие искатели приключений раскодировали синий луч, я факсовал в Дельфы, и что бы вы думали? Представьте, вот уже восьмой час подряд обескураженной вереницей из маленького здания выходят люди, главным образом греки (мне вспомнился цирковой трюк, когда на сцену выезжает крохотный автомобильчик, из которого вылезают пятьдесят клоунов), – и тут появляется мой приятель Найтенгельзер: схолиасты всегда обращались друг к другу по фамилии.
Теперь мы купили вот это самое место, где я сижу и пишу эти строки. Мы с Найтенгельзером – партнёры. Прошу заметить: партнёры по бизнесу, а не в том извращённом значении, как было принято понимать в двадцать первом веке, если речь шла о двух мужчинах. Ваш покорный слуга и не думал менять троянскую красавицу на Кейта из Ардиса. У меня, конечно, есть трудности, но совсем не такого плана.
Интересно, что сказала бы Елена о нашей таверне? Название «Домби и сын»[88 - Название романа Чарльза Диккенса.] предложил Найтенгельзер. На мой вкус, чересчур изысканно. Зато от клиентов отбоя нет. Здесь довольно чисто по сравнению с остальными питейными заведениями, что натыканы по речному берегу словно черепица на старой крыше. Наши барменши служат за стойкой, а не торгуют любовью – по крайней мере в рабочее время и на рабочем месте. Пиво – тоже лучшее, какое мы только смогли достать. Его выпускает ещё одно из предприятий Ханны; по слухам, она превратилась в первую миллионершу новой эры. Очевидно, изучила брожение одновременно с литьём металлов и скульптурой. Только не спрашивайте меня зачем.
Теперь понимаете, почему я до сих пор тяну с началом серьёзного эпоса? Никак не могу придерживаться чёткой сюжетной линии. Всё время куда-то виляю.
Надо будет когда-нибудь привести Елену сюда: любопытно, что она скажет? Если верить молве, дочь Зевса остригла волосы, переоделась юношей и удрала в Дельфы с Гектором и Фразимедом, и теперь оба следуют за ней по пятам, как щенки за костью. (Вот вам ещё одна причина, почему стопорится затея с книгой: мне никогда не удавались метафоры и сравнения. Я просто тропически[89 - Тропы (от греч. tropos – поворот, оборот речи) – слово или фраза в переносном значении, образное выражение; таковы метафора, метонимия, аллегория, синекдоха, гипербола, литота, эпитет и др.] неполноценен, как выразился однажды Найтенгельзер. Ладно, проехали.)
Хотя, чёрт, при чём тут молва? Сам знаю. Елена отправилась в экспедицию, я же видел. Загар и короткая стрижка ей очень к лицу. Честное слово. Она изменилась, но выглядит здоровой и очень красивой.
Я мог бы ещё порассказать о нашей таверне, об Ардис-тауне, о том, что собой представляет политика во, младенчестве (такая же вонючая и беспомощная), о местных обитателях – евреях и греках, наделённых и не наделённых функциями, верующих и циниках… Но всё это не имеет отношения к нашей истории.
Кроме того, нынешним вечером я узнаю, что не принадлежу к числу настоящих рассказчиков. Я не избранный Бард. Понимаю, мои слова кажутся полным вздором, но погодите немного, и вам станет ясно, о чём речь.
Последние восемнадцать лет, особенно первые одиннадцать из них, дались мне нелегко. Эмоционально и психологически я чувствую себя таким же измятым, потёртым и поцарапанным, как панцирь Орфу с Ио. (Большую часть времени старина Орфу живёт в Ардисе, на холме. Вы с ним позже увидитесь. Моравек хочет посмотреть пьесу. Каждый день после обеда он собирает ребятишек. Вот что натолкнуло вашего покорного слугу на грустную мысль: оказывается, долгие годы преподавания и служения Музе не превращают человека в избранного. Настала пора, и я не в состоянии поведать даже ту самую историю.)
Ода, последние восемнадцать лет, особенно первые одиннадцать, были очень тяжёлыми, но зато и обогатили меня. Надеюсь, обогатят и вас тоже, если вы дослушаете эту историю. Если нет – не моя вина, я отрекаюсь от роли рассказчика. Впрочем, готов поделиться своими воспоминаниями с любым, кто пожелает.
Скачать книгу [0.63 МБ]
Пирамида