– Оставайся на месте, – ответил маленький моравек. – Як тебе спущусь, и выйдем наружу вместе.
«Смуглая леди» вонзила короткие ножки в океанское дно примерно в десяти метрах западнее кормы затонувшего судна. Орфу недоумевал, как моравеки выберутся наружу, если дверь прорезана в брюхе подлодки, но капитан легко разрешил его сомнения, удлинив посадочные шасси.
Манмут попал в грузовой отсек через внутренний шлюз, напрямую подключился к товарищу, осторожно заполняя камеру земной океанской водой, уравнял давления и только тогда открыл дверь грузового отсека. Отсоединив от ионийца разные шланги, друзья вместе спустились на дно.
К счастью, видавший виды панцирь Орфу не пропускал воду. Гигантский краб заинтересовался давлением, и Манмут дал ему необходимые пояснения.
– Атмосферное давление наверху, на воображаемом пляже или попросту на поверхности океана держится на уровне в четырнадцать целых и семь десятых фунта на квадратный дюйм. Каждые десять метров, ну или каждые тридцать три фута, оно повышается на одну атмосферу. То есть на глубине тридцати трёх футов на каждый квадратный дюйм нашего внешнего покрова приходилось бы двадцать девять целых и четыре десятых фунта, на глубине шестидесяти шести футов на нас давило бы три атмосферы и так далее. Отсюда до поверхности двести тридцать футов, так что нам и «Смуглой леди» досталось восемь атмосфер.
Устройство моравеков позволяло переносить и куда более тяжкие условия. Правда, иониец привык скорее негативной разнице давлений, работая в наполненном серой и радиацией пространстве около Юпитера.
Кстати, если уж говорить о радиации: друзья – и приборы на их подводном судне – отметили, что её здесь предостаточно. И хотя моравекам ничего не грозило, пробиравшие их нейтронные и гамма-лучи вызывали неприятное, отвлекающее ощущение.
Манмут упомянул, что, будь они с другом людьми и вздумай дышать стандартным воздухом Земли из баллонов (точнее, смесью из двадцати одного процента кислорода и семидесяти девяти процентов азота), умножающиеся и растущие пузырьки азота принялись бы душить их, затуманили бы чувства и рассудок и не позволили бы подняться на поверхность, разве что после долгих часов декомпрессии на разных уровнях. К счастью, дыхательные системы моравеков потребляли чистый кислород.
– Ну что, посмотрим в лицо врагу?– спросил Орфу.
Любитель Шекспира двинулся вперёд, как можно аккуратнее карабкаясь по изогнутому корпусу развалины, и всё-таки потревоженный ил окутал друзей облаком, будто пыльная буря на суше.
– Твой чувствительный радар что-нибудь видит?– поинтересовался европеец. – Я совершенно слепну от этой муры. Старинные книги о земных водолазах часто рассказывают о подобном эффекте: первый ныряльщик ещё способен что-то разглядеть на затонувшем судне, остальным приходится ждать, пока не улягутся ил и грязь.
– Ослеп, говоришь?– произнёс гигантский краб. – Добро пожаловать в наш клуб, амиго. Мои радары рассчитаны на то, чтобы работать в ионийском вакууме, заполненном серой, так что немножечко грязи им нипочём. Я прекрасно вижу остов подлодки, выпуклый торпедный отсек, сломанный… этот, как его там… парус. Только скажи, если тебе нужна помощь, и Орфу тебя отведёт за ручку.
Ухмыльнувшись, капитан «Смуглой леди» переключил основное зрение на радарные частоты и тепловидение.
Моравеки проплыли через торпедный отсек, пользуясь внутренними поворотными движителями, стараясь не пустить струю в направлении разбросанных боеголовок.
Причём разбросанных как попало. Сорок восемь из сорока восьми пусковых шахт были открыты нараспашку.
– Судя по виду, крышки увесистые, – передал Манмут поличному лучу.
Впрочем, как и все, что друзья говорили и слышали, эти слова так же передавались на «Королеву Мэб» посредством радиобуя, запущенного со «Смуглой леди».
Гигантский краб ухватил одну из крышек диаметром с собственное тело и поддакнул:
– Семь тонн.
Даже после того как ИскИн субмарины получил приказ открыть все сорок восемь люков пусковых шахт, каждый снаряд по-прежнему был прикрыт водонепроницаемым куполом из синего стекловолокна. Маленький моравек с первого взгляда представил, как эти оболочки лопаются, как огромные газовые заряды выталкивают боеголовки на поверхность, как при соприкосновении с воздухом запускаются энергетические установки…
Однако снаряды не вырвались из пусковых шахт, не всплыли в пузырях азота, и энергетические установки не воспламенились. Стекловолоконные купола давно обветшали, уцелели только хрупкие синие останки.
– Ну и бедлам, – высказался Орфу.
Манмут кивнул. Что бы ни ударило «Меч Аллаха» в корму сразу же за машинным отделением, отрезав главные турбины, когда бушующая солёная вода затопила все помещения бумера, она прошлась ударной взрывной волной и по ракетным отсекам, небрежно расшвыряв снаряды, точно охапку соломы. Некоторые торпеды ещё указывали куда-то вверх, зато прочие зарылись боеголовками в ил, оставив снаружи проржавевшие энергетические установки с твёрдым топливом.
– Можешь забыть о шести тысячах девятистах двенадцати часах работы, – передал по личному лучу Орфу. – За это время мы только доберёмся до чёрных дырок. При том, что любой неосторожный поворот или повреждение газовым резаком наверняка вызовет детонацию другой боеголовки.
– Ага, – отозвался маленький моравек, чьи оптические частоты уже ничто не замутняло.
– У кого-нибудь есть предложения? – вмешался первичный интегратор.
Манмут едва не подпрыгнул от неожиданности. Увлёкшись изучением затонувшей посудины, он совершенно забыл о прямой и постоянной связи с «Королевой Мэб».
– Есть, – произнёс иониец, переключившись на общую линию. – Вот что нам нужно сделать…
И он в двух словах как можно доступнее изложил свою точку зрения. Вместо того чтобы обезвреживать боеголовки по отдельности согласно длинному протоколу, присланному первичными интеграторами, Орфу предлагал действовать быстрее и без особых заморочек. Манмуту надлежало установить свою подлодку над бумером, словно курицу-наседку над гнездом, максимально удлинив её ножки и включив на полную мощность все фюзеляжные прожекторы, чтобы работать при самом ярком свете. После этого моравеки газовыми резаками отрежут каждую боеголовку от снаряда, затем при помощи простой цепочно-блоковой системы поднимут носовые конусы прямо в грузовой трюм «Смуглой леди» и разместят их между перегородками, словно яйца в картонной коробке.
– Не грубовато ли? – спросил Чо Ли с мостика «Королевы Мэб». – Чёрные дыры могут достичь критического состояния.
– Ага, – громыхнул гигантский краб, – могут. Но если год, а то и больше, над ними маяться, одна из них наверняка активируется. Так что сделаем по-моему.
Манмут коснулся манипулятора друга и кивнул в знак согласия, уверенный, что радар ионийца уловит его движение.
Тут на общей связи послышался суровый голос Сумы Четвёртого:
– И как вы собираетесь поступить с сорока восемью боеголовками и семьюстами шестьюдесятью восемью чёрными дырами, когда погрузите их на борт подлодки?
– Вы нас отсюда заберёте, – промолвил маленький европеец. – Шлюпка поднимет начинённую смертью «Леди» в открытый космос, и мы отсылаем дырки на все четыре стороны.
– Конфигурация шлюпки не позволит ей взлететь выше колец! – рявкнул Сума Четвёртый. – Да и как увернуться по дороге от роботов-лейкоцитов?
– Это уж ваша забота, – громыхнул Орфу. – Мы сейчас же принимаемся за работу. За десять или двенадцать часов нарубим эти боеголовки и погрузим их на подлодку. Потом поднимаемся на поверхность, а вы к тому времени что-нибудь сообразите. Нам известно, что в вашем распоряжении есть и другие судна – невидимые, где-то там, за кольцами. Вот и подготовьте одно из них, чтобы встретило «Смуглую леди» у планетарной орбиты и забрало у нас эту гадость. Не для того же мы отмахали такой путь до Земли, чтобы взять и уничтожить её?
– Погодите, у нас тут неожиданный гость, – вмешался Астиг-Че. – Только что какое-то маленькое судно – похоже, соньер, – приземлилось на орбитальном острове Сикораксы.
80
Отлёт Никого происходил без всяких церемоний. Только что бородач болтал из низко зависшего соньера со стоящими на земле Даэманом, Ханной и Томом, а в следующий миг диск чуть ли не вертикально взвился, силовым полем крепко вжав пилота в нишу, устремился в небо, словно пущенный дротик, и спустя мгновения растворился в низких серых облаках.
Ада почувствовала себя обманутой. Она-то рассчитывала на прощальные слова от того, кого некогда знала под именем Одиссея.
Вопрос о том, давать ли Никому соньер, был решён с перевесом в один-единственный голос, принадлежавший даже не уцелевшему обитателю Ардиса, а лысому мужчине по имени Элиан, вожаку шестерых беженцев из Хьюз-тауна.
Колонисты, не желавшие терять летающую посудину, пришли в ярость и требовали повторного голосования. Дело дошло до возмущенных воплей, а кое-кто уже вскидывал дротиковые винтовки.
Тогда супруга Хармана выступила на середину и громким, но ровным голосом объявила, что решение уже принято. Никто получит соньер и постарается вернуть его как можно скорее. А до тех пор у общины остаётся небесный плот, который Никто и Ханна собрали вручную в гараже у Золотых Ворот Мачу-Пикчу. Если в летающем диске умещалось только шесть человек, то новая посудина переносила сразу четырнадцать, что будет весьма кстати, если придётся спасться бегством на речной остров. Так что вопрос закрыт.
Дула винтовок нехотя опустились, но недовольный ропот не утихал. Старые друзья ещё долго избегали смотреть Аде в глаза, давая понять, что бывшая хозяйка имения исчерпала остатки своего влияния как предводительницы.
И вот теперь, когда Никто улетел на соньере, её сердце обожгло нестерпимое одиночество. Женщина дотронулась до слегка округлившегося живота и подумала: «Маленький человечек, сын или дочь Хармана! Если я совершила ошибку и подвергла тебя опасности, то буду раскаиваться до самой смерти».
– Ада? – окликнул Даэман. – Мы можем потолковать наедине?
Они прошлись до северного частокола, туда, где в прежние дни дышал жаром литейный купол Ханны. Сын Марины рассказал о встрече с постженщиной, которая назвалась Мойрой, но при этом выглядела как молодая Сейви, правда, видел её во время собрания лишь Даэман, всем остальным она отвела глаза.
Скачать книгу [0.63 МБ]
Пирамида