Мыслитель часто говорил о крыльях человека и указывал,
что одни телесные крылья недостаточны: " Умейте оторваться,
чтобы заглянуть в высь."
266. Урусвати знает, насколько каждое познание
встречается яростью невежества. Поистине, где больше свет,
там чернее тьма. Но не нужно думать, что там будет лишь
противодействие иллюзии, напротив, ярость тьмы возрастает в
прогресии, и тьма не стесняется в средствах.
Часто можно наблюдать, что один член семьи, стремящийся
к просвещению, встречает особое издевательство от прочих.
При этом одному нужно собрать все мужество против грубых
нападений всех остальных. Не часто окажется, что большинство
стремится к свету и может общими усилиями противостоять
тьме. Конечно, противоборство тьмы поможет усовершенствовать
силы, но, тем не менее, вопрос семейный будет всегда
краеугольным.
Правильно обсуждается поспешность решения семейного
положения. Не может быть большего бедствия, чем тьма в
семье. Отсюда рождаются и бедствия будущего поколения.
Мы печалуемся о семейных противоречиях, они лишают сил
даже лучших борцов. Нужно подумать, сколько устремлений
пресекается в самом зачатке. Сколько кощунства и злословий
изливается там, где мог бы остановиться очаг добра. И
сколько может теряться ценной психической энергии? Люди не
дорожат этим даром. Он может разлиться, как панацея из
разбитого 0 сосуда. Нужно везде, где можно, помочь семейному
началу. У Нас наблюдают за самыми трудными положениями и
помогают воздействиями. Но, когда раздоры бывают настолько
глубоки, что воздействие может даже воспрепятствовать
здоровью, ибо организм будет сопротивляться подобному
наставлению, тогда лучше временно отойти, чтобы лекарство не
оказалось слишком сильным.
Мыслитель считал, что врач должен понимать закон
равновесия.
267. Урусвати знает, как различно понимается служение.
Для одних оно спасательный круг, для других оно - жернов на
шее. Одни понимают всю жизненность служения, для других оно
- отвлеченная туманность. Между этими крайностями существует
много разных приближений, среди которых люди блуждают и
сталкиваются.
Не многие принимают полноту служения в его жизненности
и подвиге. Эти немногие знают, как создаются ступени
служения. Они готовы нести живое слово туда, где оно служит
общему благу. Такие подвижники готовы отказаться от удобств
жизни, лишь бы дать людям что-то обновляющее. Они знают, что
наряду с научными открытиями необходимо соединение с
духовными сокровищами. Особенно, когда людские множества
срочно сдвинулись в спешных поисках, люди не умеют примирить
материальные продвижения с духовными высшими основами.
Нынешний век напоминает некое время Атлантиды. Тогда не
умели найти равновесия, но если теперь знают о таком
несоответствии, то некоторые наиболее живые народы могут
найти нужное соответствие.
Мы видим, где может быть осознание начала синтеза. Оно
будет не там, где памятник жизни мертв, но там, где он
раскачивается крайне. Там понимают значение общего блага;
там знают, что оно может зародиться лишь от общего блага.
Эта формула еще не произносится, но более того, она зреет в
глубине сознания.
Урусвати права, удивляясь, как люди пользуются
удобствами общего блага и, в то же время, восстают против
пользы его. Ходячие мертвецы, они лишь готовят себе могилу!
Где и когда прозревают они на полезность общего блага?
Служение, прежде всего, открывает путь познания общего
блага. Не наряды, не обряды, но служение человечеству.
Много веков произносились слова о сотрудничестве.
Нередко идеи опережали материальные возможности. Но сейчас
люди нашли множество полезных приспособлений, и приходит
время, когда нужно вспомнить об общем благе.
Мыслитель иногда в шутку говорил: "Хотел бы знать, для
кого мы сейчас трапезовали, для кого мы возобновили силы?
Если только для себя, тогда не стоит принимать пищу."
268. Урусвати знает, насколько ложно люди себе
представляют прежние жизни даже самых известных деятелей.
Люди думают, что во всех жизнях эти Высшие Духи имели
совершенно особые условия. Они будто бы не страдали, не
нуждались, не ощущали гонений, которым так часто
подвергались.
Люди не могут вообразить, что великие мыслители, как
Платон, Пифагор и Анаксагор существовали, как земные жители.
Нужно приучиться понимать, что полноту чувств не может
избежать даже самый возвышенный деятель. Огни познания
вспыхивают тем ярче, чем выше предназначенный путь.
Не следует полагать, что проданный в рабство Платон не
ощущал всех тягостей, которые связаны с таким положением. Он
мужественно сносил такое положение, но в сердце чувствовал
всю горечь несправедливости. Именно потому он мог так
говорить о совершенном строе государства. Пифагор,
изгнанный, в нищете чуял все унижение телесное, но такой
пробный камень не заставил его оступиться. Также и
Анаксагор, лишенный всего мог и на таком тернистом пути
готовить терновый венец величия.
Нужно сопоставить многие жизни, чтобы увидеть, как
сияют огни, возженные ударами судьбы. Хаос может быть
рассматриваем, как молот, высекающий искры. Лишь немудрый
может думать, что учитель ничего не чувствует, ибо он
превыше всего. Наоборот. Учитель ощущает не только за свою