плаче другой оттенок: не только обиду и страх, но и грусть. Она назвала это
сожалением, но, по-моему, это было нечто более глубокое. Я бы назвал это
онтологическим шоком, то есть следствием разрушения укоренившихся
представлений о действительности. На это Кэтрин сказала: "Я вас понимаю. Или
буду вынуждена это понять".
На следующий сеанс гипноза Кэтрин пригласила для поддержки свою
подругу, с которой вместе работала в ночном клубе. Во время прошлого сеанса
остался невыясненным весьма важный пункт: были ли на ней в рождественскую
ночь 1990 года контактные линзы. Она не помнит, чтобы их надевала, но все
хорошо видела, в то время как без линз у нее перед глазами все расплывается.
После прошлых сеансов в Кэтрин жила тревога: девушка никак не могла понять,
случались ли похищения в действительности или приснились. Не имея конкретных
физических свидетельств, подтверждающих подлинность события, она чувствовала
себя уязвимой в глазах современной науки, а главное - в глазах
общественности. На нее могли смотреть как на безумную, она и сама
сомневалась в своем рассудке. Она сказала: "Если бы меня изнасиловали, я
могла бы обратиться в полицию. Нашлись бы улики. Они могли бы взять образцы,
и люди не смотрели бы на меня так, словно я лишилась рассудка".
Во время второго сеанса релаксации она вначале кратко описала то,
что предшествовало медицинскому эксперименту, проведенному с ней. Она
заметила, что свет стал более приглушенным, снова упомянула полную потерю
собственной воли. Самый главный из пришельцев, или исследователь, был повыше
остальных, но все же ниже Кэтрин. У него была очень гладкая, серовато-белая
кожа и никакой одежды. "Он смотрит на меня, как мы - на лягушку, которую
собираемся препарировать на уроке зоологии", - заметила Кэтрин.
Исследователь что-то говорит помощнику - существу, стоящему справа от него,
и помощник уходит в угол комнаты, должно быть, ему приказано что-то
принести. "Исследователь кладет мне руку на ногу, на бедро, - продолжает
Кэтрин. - Рука холодная, но совсем не такая, какой бывает холодная рука у
человека, а гораздо холоднее. Мне это неприятно. Приходит помощник и подает
шефу какой-то инструмент". Мне пришлось помочь девушке рассказать, почему
она не могла сопротивляться. Она жалобно плачет: "Он это делает, а я не могу
ему помешать. Он кладет руку на левое бедро и держит что-то в левой руке.
Это конус, но на вершине к нему прикручено что-то еще, и он собирается
вставить это в меня". Последние слова Кэтрин выкрикивает, громко рыдая. У
нее пресекается голос. Она продолжает: "Он вставляет этот инструмент.
Инструмент - холодный, даже холоднее его руки. Я чувствую, как он проникает
все глубже и глубже внутрь. Мне кажется, что он достает до кишечника. И хотя
инструмент проник очень глубоко, он не причинил боли. Больно не было, мне
просто было противно. Они даже не спросили моего разрешения".
Инструмент задержался в правом боку, где-то около яичника, секунд
на пятнадцать, по-видимому, отбирая образцы ткани. По окончании процедуры
исследователь передал инструмент помощнику, и тот его унес. Хотя Кэтрин едва
ли могла сориентироваться во время эксперимента, в ней сильно убеждение, что
образцы тканей отбирались из слизистой матки, из шейки матки, а также из
фаллопиевых труб.
Я спросил Кэтрин, появились ли у нее теперь, то есть во время
нашего сеанса, после того как она вспомнила эксперимент, какие-либо ощущения
во внутренних органах. Она не могла ответить на вопрос, но, оказывается,
этим эксперимент не ограничился. Теперь в ее ноздрю вставили металлический
инструмент длиной дюймов шесть. Я был несколько удивлен и заметил, что при
такой длине инструмент должен был проникнуть в мозг. "Он для этого и
предназначен, - заметила Кэтрин. - Исследователь подошел ко мне с этой
штукой, держа ее за рукоятку. Инструмент был длинный, гибкий. Исследователь
как бы облокотился на мое плечо, совершенно не обращая на меня внимания. Он
смотрел на мою ноздрю и засунул в нее свой прибор как мог глубоко. Мне было
очень противно, потому что я не могла нормально дышать, потом инструмент
уперся во что-то, а исследователь продолжал заталкивать его все глубже и
глубже".
Кэтрин с рыданиями вспоминала: "Я чувствовала, как у меня в голове
что-то лопалось и трещало. То, что оказывалось на пути инструмента, просто
ломалось, а трубку засовывали все глубже. Процедура была очень неприятная,
но боли не причиняла. "Интересно, что они мне сломали. Я не знаю анатомии,
но они что-то пробили, чтобы добраться до мозга. Я не знаю, что повреждено,
я хочу знать, заживет ли то, что они пробили". В ответ я стал убеждать
Кэтрин, что ей едва ли нанесли необратимое увечье. Позднее девушка
призналась, что опасается, не осталось ли у нее в мозгу обломков костей. Я
спросил Кэтрин, что она видела после того, как зонд убрали. Она сказала, что
на инструменте и у нее на ноздре было немножко крови, но она не видела
ткань, отобранную для анализа. "Исследователь передал инструмент помощнику,
который отнес его в дальний угол комнаты и что-то с ним делал, но я не могла
рассмотреть что". В этот момент Кэтрин сказала, что она все видит, как в
контактных линзах, но на самом деле она их не вставляла. Теперь в ее памяти
всплыл образ исследователя. "Он всматривается в меня, прикидывая, что еще
можно сделать". Я прошу ее рассказать, какие у него глаза. Но она видит их
"очень, очень туманно, они не мигают, похоже, что это вообще какие-то щели в
голове. И они целиком черные. Зрачков не видно. Не видно радужной оболочки,
белков - ничего. Они целиком черные". Я задал вопрос: "Что вас так
насторожило в его глазах?" Кэтрин ответила, что, возможно, они так поразили
ее, потому что в ней не видели личности. На нее смотрели как на подопытное
существо. По словам девушки, если бы она умерла на этом столе, исследователь
пожалел бы только о том, что она провалила ему эксперимент. И все это
отразилось в его глазах.
Главное чувство, которое преобладало в Кэтрин, - абсолютная
беспомощность. "Я напугана происходящим и тем, что мне предстоит, -
продолжает Кэтрин. - Они считают нас низшими существами, превосходство
сквозило во всех действиях этих существ. Они даже ничего мне не сказали, не
предложили залезть на стол. Отношение было, как к неодушевленному предмету",
- вспоминает Кэтрин. Я спросил, все ли выказывали такое отношение. Пациентка
вспомнила, что исследователь проявлял его более других, но остальные
пришельцы разделяли это отношение.
После этого существа сняли Кэтрин со стола и повели в другую
комнату. Она снова заволновалась, ей показалось, что перед ней - совершенный