отсутствия сей святой муж объяснял необходимостью путешествовать по иным мирам,
требовавшей участия его не только астрального, но и физического тела. На самом
же деле он, конечно, навещал эту квартиру, лишь когда ему требовалось
встретиться с «рыбкой», для которой титулы не имели значения, ибо их у нее и у
самой было достаточно, зато имелось навязчивое желание познать мистическую
истину, носителем которой и не мог быть никто иной, кроме святого отшельника.
Для приема чикагского «розенкрейцера» Батчера Дуглас избрал первую из
вышеописанных квартир. Сам он был одет в строгий твидовый костюм, на лацкане
которого красовалась розетка ордена Почетного легиона.
Подобный антураж мог смутить любого, даже самого наглого чикагского гангстера;
однако Дуглас умел подбадривать нужных ему людей.
— Я чрезвычайно рад познакомиться с вами, мистер Батчер! — произнес он радушно.
— Позвольте мне предложить вам сесть. Надеюсь, что вот это кресло не покажется
вам недостойным принять вас в свои объятия. — И, скромно улыбнувшись, добавил: —
Когда-то оно имело честь принимать легкую ношу тела Его Величества Фридриха
Великого.
Вошел слуга, одетый, как подобает, в традиционное шотландское платье, и
предложил гостям виски и сигары.
— Черт подери! — воскликнул американец. — Вот это, я понимаю, виски, граф!
Такой виски я пробовал только один раз, в детстве, когда упал с дилижанса, и мне
влили его в глотку, чтобы оживить; примите мою чувствительнейшую благодарность!
— Этот виски — из запасов герцога Аргайля, — заметил Дуглас самым любезным
тоном. — Кстати, мистер Батчер! В свое время я знавал одного графа Батчера; вы
не его родственник?
Батчер, не знавший даже, как авали его деда с бабкой, воспринял этот пассаж
скорее аллергически. Его мать была проституткой и наркоманкой, «сломавшейся» на
допросе в участке, и это он помнил слишком хорошо. Откусив и выплюнув кончик
сигары, он выпалил прямо в лицо Дугласу:
— Это что, допрос? Тьфу! В нашем ордене — розенкрейцеров, я имею в виду, —
принято интересоваться лишь тайными науками и философским камнем. Что же до моих
предков, то я знаю, что они жили в Иллинойсе, а до остального мне дела нет.
— О, я интересуюсь лишь подробностями, которые могли бы сыграть роль в
задуманной нами магической операции, — ничуть не смутился Дуглас. — Генеалогия,
знаете ли, это великое дело. Так, мне было бы чрезвычайно приятно убедиться, что
вы один из дорсетширских Батчеров — или пусть даже из их шропширской ветви. В
обеих ветвях способность иметь вторые мозги развита необычайно ярко.
— Прошу прощения, сэр, — прервал их беседу осторожно вошедший слуга, — его
светлость герцог Хантский просит принять его по неотложному делу, касающемуся
фамильной чести. Он ждет внизу.
— К сожалению, я занят, — высокомерно ответил Дуглас. — Пусть оставит мне
записку.
Лакей удалился с торжественным поклоном.
— Извините, ради Бога, — небрежно обронил Дуглас. — Некоторые клиенты бывают
так назойливы! Но что поделать, такова наша печальная обязанность. Впрочем, за
чем я вам все это рассказываю? Вы, разумеется, и сами не раз могли в этом
убедиться.
Батчера так и подмывало соврать в ответ, что сам Джон Пирпойнт Морган частенько
приходит занять у него денег, но так откровенно обманывать хозяина он все-таки
не решился. Правда, в столь сногсшибательные успехи самого Дугласа на почве
обирания богатых идиотов Батчеру тоже верилось с трудом.
— Что ж, перейдем к делу, — меж тем промолвил Дуглас, вперяя в гостя
подчеркнуто серьезный взгляд и мысленно потирая руки, оттого что его новый план
уже начинает приносить плоды.
— Итак, зачем же я вам понадобился? — продолжил Дуглас. — Скажу откровенно:
вы мне нравитесь, тем более, что я уже давно слежу за вашими действиями и
восхищаюсь их результатами. Так что вы смело можете рассчитывать на любую
помощь, которую я в силах вам оказать.
— Олл райт, граф, — обрадовался Батчер, энергично сплевывая на пол. —
Считайте, что шар уже в лузе. Но, чтобы я мог как следует раскопать эту жилу,
нужно, что бы меня приняли в долю.
— Еще раз прошу извинить меня, — Дуглас элегантно поклонился, — однако
боюсь, что длительное пребывание в Париже заставило меня изрядно подзабыть
родной английский. Не будете ли вы так любезны выразиться не много понятнее?
— Да я все о том же, граф. Вес эти штучки вашей Ложи — ну, там, дипломы,
значки и прочая требуха — работают, как хороший паровоз, знай прицепляй вагоны.
За это платят! Вот почему я готов сейчас же купить у вас проездной билет.
Дуглас изобразил недоумение.
— Да знаете ли вы, о чем просите? — спросил он, возвышая голос. — Понимаете
ли вы, что мы не можем отдавать священные арканы наших знаний в неосторожные
руки? Так вот, я скажу вам, что уже очень многие, чьих имен лучше не называть,
до сих пор цепляются остатками ногтей за скалы, окружающие Бездну, надеясь не
свалиться в нее, ибо профанам не дано проникнуть в тайный смысл Каабы
Невыразимого! Если бы вы знали, сколько таких любителей Непознанного, а на самом
деле всего лишь искателей приключений на свою голову, осаждают нас ежедневно!
Спаси, Господи, их души, и наши тоже...
Тут Дуглас перешел на речитатив, слова которого невозможно было разобрать:
возможно, это был один из мертвых ритуальных языков. На Батчера это, во всяком
случае, подействовало, так что он даже снял ноги со стола.
— Нет, правда! - воскликнул он. — Я же по честному! Бизнес хороший, так
почему бы вам в нем не поучаствовать?
— Я уже убедился, что ваши слова заслуживают самого, пристального внимания,
— сменил Дуглас гнев на милость. — Однако для того, чтобы пройти через врата,
охраняемые демонами, которые больше всего на свете любят пожирать профанов,
требуется немалое мужество.
Готовы ли вы переступить порог этой лестницы, ведущей в Бездну?
— О, со стариком Цербером я давно уже в хороших отношениях. Схвачено. Дайте
мне диплом, который позволит придавить конкурентов в Чикаго, Сент-Луисе » прочих
Чертовых Выселках, и я отплачу вам сторицей
Теперь вы понимаете мой английский?
— Теперь я понимаю, что вы не собираетесь отказываться от своего
первоначального намерения.
— Это-то само собой. Если надо, за меня поручится сам Эндрю П. Сатана.
— Что ж, в таком случае я буду рад включить ваше имя в список, составляемый
для нашего стража врат.
— И во что мне это встанет?
— Простите, не понял.
? Сколько я должен буду вам заплатить? Назовите свою цену! Неужели только
это до сих пор мешало вам принять меня? Вовсе ни к чему было держать меня в
очередниках столько времени.
— Цена для всех одна. Инициация стоит тысячу франков.
Пирамида