— Весьма убедительно, не правда ли, сэр? — обратился он к Саймону.
— О, вполне, — согласился старый джентльмен; однако это было сказано так,
что всякий, кто знал его, услышал бы невысказанное: «Смотря в ЧЕМ мы хотели
убедиться». Однако Акбар остался доволен. Проформы ради он снова зажег фонарик и
проверил пальцы дамы; никаких волосков на них, конечно, не обнаружилось.
С этого момента чудеса пошли чередой. Предметы на столе двигались, прыгали и
плясали, как осенняя листва на ветру. Это продолжалось минут десять во все более
возрастающем темпе
.— Какие быстрые, резкие движения! — воскликнула Лиза.
Сирил задумчиво поправил монокль:
— Тогда уж скорее «хронические, если подбирать к ним подходящий эпитет. Лиза
взглянула на него с недоумением; карандаши и шарики в это время продолжали
сыпаться на стол, точно град.
— Доктор Джонсон как-то заметил, что при виде говорящей лошадиной головы или
чего-нибудь в этом роде не стоит относиться к этому слишком критически, —
пояснил он с усталым видом. — То, что фокус получился — уже чудо. Я бы даже
добавил, что чудо как вид искусства вообще предполагает однократность
исполнения; чудеса, вошедшие в привычку, на мой взгляд, противоречат
представлениям позднего Джона-Стюарта Милля о свободе.
Лиза снова почувствовала себя дервишем, закруженным теми странными поворотами,
которые приобретала речь ее возлюбленного.
Моне-Кнотт рассказывал ей в Лондоне о комичном случае, произошедшем с Сирилом в
поезде, на станции Кэннор-Стрит: когда начальник поезда шел по вагонам, крича:
«Вторая смена!», тот выскочил ему навстречу с распростертыми объятиями и
приветствовал его как буддийского миссионера — на том лишь основании, что одним
из постулатов буддийского учения считается вечная смена и перемена всего сущего.
Не зная изначально, о чем Сирил собирается говорить, понять это из его слов было
практически невозможно. Никогда нельзя было сказать с уверенностью, шутит ли он
или говорит серьезно.
Он облекал свою иронию в кристально-твердое, холодное, жесткое излучение того
благородного черного льда, который можно найти лишь в глубочайших горных
расщелинах; в клубах о нем говорили, что он знает семьдесят семь способов
высказать человеку в лицо то, что лишь меднолобые торговки рыбой с Биллингсгейта
осмеливаются называть прямо, причем именно тогда, когда бедная жертва не ожидает
ничего кроме салонного комплимента.
К счастью, его общедоступная сторона личности была не менее блестящей. В конце
концов, это не кто иной, как он однажды явился к Линкольну Беннету, шляпных дел
мастеру Ее Величества, унаследовавшему этот титул от мастера по изготовлению
вышедших из моды рыцарских шлемов, и потребовал немедленной встречи для
переговоров по личному, но чрезвычайно важному делу; когда же тот, отложив всю
работу, чрезвычайно вежливо принял нахального гостя, он с величайшей
серьезностью осведомился:
— Сэр, могу я заказать у вас шляпу?
Загадочный характер этого человека не переставал волновать Лизу. Ей хотелось бы
перестать любить его, бежать как можно скорее прочь, однако при этом она
отдавала себе отчет в том, что это ее желание продиктовано лишь неуверенностью в
своей способности действительно обладать Сирилом. Поэтому она снова решила
сделать все возможное и невозможное, чтобы заставить его принадлежать ей и
только ей. От Моне-Кнотта она слышала о нем и другую историю, обескуражившую ее
гораздо сильнее. Как-то раз Сирил отправился покупать себе трость, такую,
которая подходила бы к его вкусам. Он долго искал ее и, найдя, на радостях
пригласил друзей И соседей на обед в «Карлтоне». Пообедав, он с двумя друзьями
отправился на прогулку по Пэлл-Мэлл — и обнаружил, что забыл трость в ресторане.
«Какая незадача», — высказался он по этому поводу, и на этом все закончилось. До
ресторана было рукой подать, и тем не менее он не сделал ни шагу. Лиза предпочла
перейти к размышлениям о других сторонах его характера — тем, которые проявились
при гибели «Титаника», и другим, когда он с отрядом альпинистов был в Гималаях,
и они побоялись последовать за ним по крутому склону, потому что слишком велика
была возможность сорваться; и он-таки сорвался и заскользил вниз, и лишь случай
остановил его лишь в каком-то ярде от пропасти. Однако после этого остальные
пошли за ним, и Лиза чувствовала, что тоже пошла бы — о да, она пошла бы за ним
хоть на край света.
Погруженная в свои размышления, Лиза даже не заметила, что сеанс окончился.
Женщина-медиум впала, судя по всему, в глубокий сон, чтобы вернуться к своей
личности номер один. И, когда остальные участники начали подниматься из-за
стола, Лиза машинально поднялась вместе с ними.
Нога Акбар-паши запуталась в медвежьей шкуре, и он пошатнулся. Лиза хотела было
протянуть ему руку, но молодой маг реагировал быстрее. Подхватив турка под руку,
он поставил его на ноги; в тот же миг она почувствовала, что другой рукой он
толкает ее в бедро, и с такой поспешностью убрала прочь свою руку, что не чаяла
удержаться на ногах. Сирил в это время, продолжая поддерживать пашу, со всей
возможной любезностью осведомился, нельзя ли ему поближе рассмотреть его
прекрасное кольцо с печаткой.
— Феноменально! — сказал он, — однако не находите ли вы, что края у него слишком
остры? Ведь эдак можно и порезаться, если сделать рукой хотя бы вот так. — И он
сделал быстрое движение ладонью. - Видите? — спросил он, показывая паше свою
ладонь, на которой выступили крупные капли крови.
Турок взглянул на него, помрачнев внезапно без всякой видимой причины — во
всяком случае, Лиза не могла отгадать, почему. Сирил ведь объяснял ей, что любая
царапина, нанесенная этими людьми, может оказаться смертельной; почему же он сам
дал им нанести себе ее? Между тем он продолжал обмениваться с пашой какими-то
ничего не значащими репликами, а кровь капала с его руки на ковер; повинуясь
какому-то шестому чувству, Лиза достала платок и перевязала ладонь Сирила.
Очнулась графиня, принявшись укутываться в свою меховую накидку; почти сразу же
она почувствовала себя больной.
— Я не могу выносить вида крови, — простонала она и прилегла на диван.
Саймон Ифф поднес ей рюмку коньяку.
— Спасибо, теперь я чувствую себя значительно лучше, — произнесла графиня
уже бодрым голосом, — Лиза, дорогая, подайте мне мою шляпку!
— Ни в коем случае, мадам! — воскликнул Сирил, изображая пылкого любовника,
и подал шляпку сам.
Гости собрались уходить. Турок продолжал разглагольствовать о том, как успешно
прошел сегодняшний сеанс.
— Все было просто великолепно! — восклицал он. — Это был один из лучших
сеансов, в которых я имел счастье участвовать!
— Я рад за вас, паша, — произнес Сирил Грей, открывая дверь. — В самом деле,
ведь это такая игра, в которой чрезвычайно трудно определить победителя — или я
не прав?
Лиза с удивлением заметила, что это последнее замечание подействовало на
уходящих гостей как удар бича.