особой интонацией. Я захотел узнать, что он хочет этим сказать. Но он
ответил, что уже слишком поздно, чтобы вдаваться в этот вопрос.
22 мая 1968 г.
Как только я утром проснулся, я безо всяких вступлений рассказал дону
Хуану, что сконструировал систему, объясняющую то, что имеет место на
пейотном собрании - митоте. Я взял свои записи и прочел ему то, что
разработал. Он терпеливо слушал, пока я старался разъяснить свою схему.
Я считал, что необходим тайный дирижер для того, чтобы таким образом
настроить всех участников, что они придут к любому заданному соглашению. Я
указал, что люди присутствуют на митоте для того, чтобы найти мескалито и
его уроки относительно правильного образа жизни. При этом все эти люди не
обмениваются между собой ни единым словом или жестом, и все же они
находятся в согласии относительно присутствия мескалито и его
специфического урока. По крайней мере именно так было на том митоте, на
котором я присутствовал: все согласились, что мескалито появился перед
ними и дал им урок. В своем личном опыте я нашел, что та форма, которую
принимает индивидуальное появление мескалито, и его последующий урок были
поразительно однообразны, хотя варьировали по содержанию от человека к
человеку. Я не мог иначе объяснить такой гомогенности, как приняв ее
результатом скрытой и сложной настройки.
У меня ушло почти два часа на то, чтобы прочесть и объяснить дону
Хуану ту схему, что я конструировал. Кончил я тем, что попросил его
сказать своими словами, какова действительно процедура для приведения
участников митота к соглашению.
Когда я закончил, он скривился. Я подумал, что он, должно быть,
считает мои объяснения вызывающими; он, казалось, был глубоко поглощен
размышлениями. После благопристойного молчания я спросил его, что он
думает о моей идее.
Мой вопрос внезапно изменил его гримасу на улыбку, а затем на
раскатистый хохот. Я тоже попытался засмеяться и нервно спросил, что тут
такого смешного.
- Ты ушел в сторону, - воскликнул он. - зачем кто-то будет стараться
кого-то настраивать в такое важное время, как митот? Ты думаешь, что
всегда дурачат с мескалито?
На секунду я подумал, что он уклончив; он, фактически, не отвечал на
мой вопрос.
- Зачем кому-либо настраивать? - спросил упрямо дон Хуан. - Ты был на
митотах. Ты должен знать, что никто не объяснял тебе, как чувствовать или
что делать; никто, кроме самого мескалито.
Я настаивал на том, что такое объяснение невозможно, и вновь попросил
его рассказать мне, каким образом достигается соглашение.
- Я знаю, зачем ты приехал, - сказал дон Хуан загадочным тоном. - я
не могу помочь тебе в твоем затруднении, потому что не существует никакой
системы настройки.
- Но как же все эти люди соглашаются с тем, что мескалито
присутствует?
- Они соглашаются потому, что _в_и_д_я_т_, - сказал дон Хуан
драматически. - Почему бы тебе не поприсутствовать еще на одном митоте и
не _у_в_и_д_е_т_ь_ самому?
Я почувствовал, что это была ловушка. Я не сказал ничего и отложил
свои записи. Он не настаивал.
Некоторое время спустя он попросил меня отвезти его к дому одного из
его друзей. Большую часть дня мы провели там. В ходе разговора его друг
Джон спросил меня, что стало с моим интересом к пейоту. Почти восемь лет
назад Джон давал мне батончики пейота при моем первом опыте. Дон Хуан
пришел мне на помощь и сказал, что я делаю успехи.
По пути назад к дому дон Хуана я почувствовал себя обязанным сделать
замечание относительно вопроса, заданного Джоном, и я сказал среди
прочего, что у меня нет намеренья учиться чему-либо далее о пейоте, потому
что это требует мужества такого сорта, которого у меня нет, и что я,
сказав о своем решении кончить учение, действительно это имел в виду. Дон
Хуан улыбнулся и ничего не сказал. Я продолжал говорить, пока мы не
подъехали к дому.
Мы сели на чистое место перед дверью. Был теплый ясный день, но
вечером был достаточно ощутимый ветерок, чтобы чувствовать себя приятно.
- Почему тебе надо так усердно настаивать на этом? - внезапно сказал
дон Хуан. - сколько лет ты уже говоришь, что не хочешь больше учиться?
- Три.
- Почему ты так беспокоишься насчет этого?
- Я чувствую, что предаю тебя, дон Хуан. Наверно, поэтому я все время
об этом говорю.
- Ты меня не предаешь.
- Ты обманулся во мне. Я убежал. Я чувствую, что я побежден.
- Ты делаешь то, что можешь. Кроме того, ты еще не был побежден. То,
чему мне надо тебя учить, очень трудно. По крайней мере, я нашел это,
пожалуй, еще более трудным, чем ты.
- Но ты держался за это, дон Хуан. Мой же случай иной. Я сдался, и
пришел тебя навестить не потому, что я хочу учиться, но лишь потому, что я
хотел попросить тебя прояснить некоторые моменты в моей работе.
Дон Хуан секунду смотрел на меня, а затем отвел взгляд.
- Ты должен позволить дымку увести тебя, - сказал он с нажимом.
- Нет, дон Хуан, я не могу больше использовать твой дымок. Я думаю,
что я выдохся уже.
- Ты еще даже не начал.
- Я слишком боюсь.
- Значит, ты боишься. Нет ничего нового в страхе. Не думай о том, что
ты боишься. Думай о чудесах _в_и_д_е_н_ь_я_.
- Я искренне хотел бы думать об этих чудесах, но я не могу. Когда я
думаю о твоем дымке, то я чувствую своего рода тьму, наплывающую на меня.
Это как если бы на земле не было больше людей, никого, к кому бы
повернуться. Твой дымок показал мне бездонность одиночества, дон Хуан.
- Это неверно. Возьми, например, меня. Дымок - мой олли, а я не
ощущаю такого одиночества.
- Но ты другой. Ты победил свой страх.
Дон Хуан нежно похлопал меня по плечу.
- Ты не боишься, - сказал он мягко. Его голос нес в себе странное
обвинение.
- Разве я лгу о своем страхе, дон Хуан?
- Мне нет дела до лжи, - сказала он резко. - мне есть дело до
Тэги:
Шаманизм
Пирамида
