Бесплатная,  библиотека и галерея непознанного.Пирамида

Бесплатная, библиотека и галерея непознанного!
Добавить в избранное

качество, - так что и кончика хвоста не осталось от того моего Зверика, который помог мне тогда
выйти из этого квартала приговоренных?..
- Смотри за той фигурой в плаще! - сказал мой Зверь рядом. "Ты здесь, мой Зверик?!" - чуть
было не воскликнул я Сам, - но уже не было никакого времени на раздумья, тем более на беседы:
мы входили с Та в проходной двор - и навстречу нам медленно шагала та самая фигура, которая
накануне прошла во двор перед нами...
"Плащ" шел как-то неуверенно, но по прямой на нас, вернее, на Таумлера, и левая рука его
вынимала из-под полы какой-то предмет... "Опять будет кино!" - подумал я. "Я тебе не мешаю?"
- спросил мой Зверь... "Да пока нет!" - отвечал я.
"Тогда я тебе говорю, что эта штука есть автомат системы "Узи", - а дальше поступай как
хочешь! Ты меня научил даже днем видеть лучше, чем в сумерках, - на том и спасибо, -
прощай!" - сказал мой Зверик. "Спаси Бог тебя!" - сказал я своему Зверю и прыгнул вперед -
между "плащом" и моим Другом по имени Таумлер, Воин Бога.
Это был большой и долгий Полет в тишине, и сначала был только свет, и это был цвет, - какой-
то белый цвет стен... И звук был затем - гром! Я понимал, что такой гром может быть только
после блеска величайшей молнии - вспышка которой до белизны накалила эти стены и потолок...
Гром - это произнесение моего Имени, - подумал я, - но откуда это Эхо - как тогда, когда я шел
на выход через тех троих... - Длинное, пронзительно-дикое мяукание!
Рассказ тринадцатый

ПОЧТИ ПОСЛЕДНИЙ ,
или "Вместо заключения..."

Мяукание дико-пронзительное, длинное! Кот, нашел ты свою "Истину", что ли? - Март-то уже
минул. Созрел муж для жены! Или это ты, миленькая кошечка, выясняешь отношение
противоположного пола к себе... Я смотрел в потолок, и белизна его резала глаза. Они у меня
были почти закрыты. Эхо мяукания погасло. Я медленно приоткрыл глаза и перевел взор на
стену: она была параллельна моему телу: значит - я сидел или стоял. Однако, - подумал я, -
душно! Каменность в теле...
Почему такие белые стены? - я скосил глаза направо и увидел ореолящееся зеркало. Уши
перестало закладывать... Тело начинало полниться свободой - будто вырвалось из тесного
скафандра. Очень ясное сознание хлынуло в голову каким-то новым и чудесным световым
потоком... Ликующая энергия раскрутилась и внутри меня, и, мне показалось - вовне!
Одним шагом встав из-за стола, я очутился у этого зеркала и снова окаменел:
внутрь или сквозь меня смотрели ясные глаза, искорки-молнии вспыхивали и меняли их цвет в
диапазоне красок рассветного неба: от свинцово-серого до хрустально-голубого. Открытое лицо.
Вот говорят: "Печать на лице", а тут - отсутствие всякой печати! Играющая мысль светилась в
глазах, оставляла свой след и на губах: они украшали себя мягкой полуулыбкой, вот-вот готовой
расцветить все лицо, окаймленное темно-русой бородой в форме правильного овала.
Над четко очерченными губами выдавался крупный прямой нос, нестандартность которого
скрадывалась благородной тонкостью... (Мне бы такую тонкость! - Позавидовал я.) Все было
открыто и правильно на этом лице. Как-то странно. И магнетически привлекательно. Правота.
Ясность. Да, да! Нет, нет!.. Какая, к черту, улыбка, - вот промелькнула усмешка и отразилась
суровость, вернее, намек на суровость: никакой определенной печати! Похоже на то, что сказал...
Сен-Жон-Перс: "Как недовольный губ изгиб создателя великих книг, глухое нечто, словно
опьянение - внезапно заливает целый мир..."
Да, неуловимо-беспокойное, как тень Иного, колебание Незримого присутствовало на этом лице,
предъявляя неопределенность каждого последующего момента: нельзя было предугадать и
рассчитать никакой его реакции...
А стать! Сама посадка головы выражала стержень внутренней правоты: правды и спокойствия, и
в то же время естественность.
Тихий прохладный ветер (однако душно - откуда же ветер?) играл светлыми волосами пепельно-
серого и одновременно странно-золотистого оттенка...
- Ничего себе, шуточки!!! - я двинул кулаком правой руки в сторону зеркала и разжал пальцы в
двадцати сантиметрах от стекла: раздался хлопок рукава рубашки - как хлопок флага на ветру! -
и вспыхнул зайчик светового луча от ладони до зеркала и от зеркала - до ладони... В тот же миг
зеркало рассыпалось мелким серебряным дождем, стекая на пол долгим звенящим водопадом.
Какая красота! Луч солнечного и тайного Света ударил по глазам, волной ветра сбились на глаза
мои волосы... Зеркала не стало.
Сквозь прядь волос, которые на солнце отсвечивали золотом и серебром, я видел в с ё, видел
дальше горизонта - и вопросов у меня не было. Я обернулся вокруг оси. Это же окно! Нет, это
дверь! - Стены не стало. Тихий, прохладный ветер сбросил со стола исписанные листки бумаги.
Странно и красиво выглядели они, окаймленные светом; аура была и у доски стола, и над
верхним ящиком его тонкое пламя стояло куполом: я вдруг вспомнил, что там лежало письмо
девятилетней давности.
Я пошел к столу, ноги взлетали легко, как будто паутинки, и в то же время такую печать
вдавливали в дубовое волокно паркета... Да, ритмично и четко, можно ставить каменные печати
на каменной странице: "Это - Путь", - подумалось как бы между прочим, как нечто
несущественное, как - преодоленное.
Это - написание Имени Бессмертного, это - Твоя Точка, именно - Та! Я вспомнил последние
слова моего Друга: "То есть - будет отражение"... Есть, Боже мой! - я Отразил удар Лорда
Гибели, я сделал этот фокус. Я достиг точки, называемой -
"Т ы"!!!
Отложив трость, я сел за стол и взял перо: теперь поставим точку. Я был заключен, заключение в
Комнате о к о н чилось, теперь - откровение и начало -
"Бабочка летает по цветкам и пьет какой-то там "нектар": это потому, что она сошла с ума," -
думает Блоха, пошевеливая своим кровавим хоботком...
Эта книга не для тех, кто сходит с ума: она для тех, с кого сходит ум - как облако тумана с
вершины сияющей.
- Вместо заключения!

В м е с т о П о с т с к р и п т у м а:
Рассказ четырнадцатый и самый последний

БЕЗОШИБОЧНЫЙ АДРЕС,
или - "Другому!"

Заканчиваю эти рассказы в декабре 1991 года - начав их ровно год назад, а именно - 8 декабря
1990 года. Надо договорить о том письме, которое находилось девять лет в верхнем ящике стола,
над которым увидел я вертикальное свечение...
Письмо я получил 10 декабря 1982 года, отправлено, по дате в штемпеле, 8 декабря! - и думал,
что оно попало не по адресу... Теперь я перечитал - текст этого длинноватого послания гласит:
"Брат мой! Ты спрашиваешь, что я такое увидел, встрепенувшись среди ночи, подойдя к окну и
долго глядя в небо? Видели Это глаза мои, но не дано Это уму, - чтобы не посилился сказать
язык мой слабый...
Но я смотрю в глаза твои, брат мой, ум видит такое в них - что пусть язык попытается
рассказать.
Мы уже Встретились, и сначала скажу о нас с тобою... О чем буду говорить после, - ты поймешь
вполне, - если сам размышлял об этом: мы окажемся как бы на одной местности, где сможем
видеть друг друга. Если услышишь повторение в моих словах уже узнанного тобою, -