своему учителю, и произнесла самое изощренное двуязычное извинение. Она
сказала:
- Мне очень жаль, дорогой синьор, что я выразилась так беспечно о
вашем безукоризненном поведении и ваших изысканных манерах, а также - и
превыше всего - о вашей высшей рассудительности, которая делает вас un
senor entre senores, el mas ilustre entre todos ellos - господином среди
господ, самым выдающимся среди них.
Я была просто потрясена. Я подумала, что за три дня своего отсутствия
Клара сошла с ума. Я никогда не слышала ранее, чтобы она говорила таким
тоном. Я собиралась уже было засмеяться, но ее серьезность заставила мой
смех застрять у меня в горле.
Она вот-вот должна была начать очередную серию извинений, когда
Манфред зевнул, устало взглянул на нее, развернулся и вышел из комнаты.
Клара села на диван, и ее тело затряслось от беззвучного смеха.
- Когда он обижен, единственная возможность его утешить состоит в
том, чтобы утомить его комплиментами, объяснила она.
Я надеялась, что Клара расскажет мне, где она провела эти три дня.
Некоторое время я ожидала, что она сама вернется к разговору о своем
отсутствии, но этого не произошло. Я сказала ей, что во время ее
отсутствия Манфред каждый день приходил навестить меня в пещеру, где я
занималась вспоминанием. У меня создалось впечатление, что он время от
времени заглядывал туда, чтобы убедиться, что со мной все в порядке.
Затем я снова попыталась узнать от Клары что-нибудь о ее поездке, но
она, как ни в чем не бывало, сказала:
Да, он очень заботлив и крайне внимателен к другим. Поэтому он от
всех ожидает к себе такого же отношения, и стоит только ему заподозрить,
что кто-то настроен против него, как он тут же приходит в бешенство. Когда
он находится в таком состоянии, он смертельно опасен. Помнишь, в тот
первый вечер он чуть было не откусил тебе голову, когда ты назвала его
жабой?
Мне захотелось изменить тему разговора. Я не любила думать о Манфреде
как о бешеном псе. В течение прошедших месяцев он стал мне другом, и я
больше не считала его зверем. Он был таким другом, что я иногда с
беспокойством думала, что он - единственный, кто действительно понимает
меня здесь.
- Ты еще не рассказала мне, что случилось с твоими ногами, -
напомнила мне Клара.
Пришлось рассказать ей о своей неудачной попытке ходить с закрытыми
глазами. Я сказала, что вчера ночью у меня не было никаких затруднений с
тем, чтобы пройти по той же тропинке в темноте.
Она взглянула на царапины и ссадины на моих ногах и потрепала мои
волосы так, словно я была Манфредом.
- Вчера вечером ты не делала события из своего похода по тропинке, -
сказала она. - Ты была исполнена решимости добраться до пещерки и поэтому
ноги автоматически доставили тебя туда. А сегодня ты сознательно пыталась
повторить то, что было вчера, но потерпела жалкую неудачу, потому что на
твоем пути встал твой собственный ум.
Некоторое время она помолчала, а затем добавила:
- Или, быть может, ты не слышала голос духа, который мог бы
благополучно провести тебя.
Она сморщила нос и губы в детской гримаске нетерпения, когда я
сказала ей, что не слышала в последнее время никаких голосов, хотя иногда
в доме у меня создавалось впечатление, что до меня доносится какой-то
странный шепот. Но я была уверена, что это лишь завывание ветра в
безлюдном коридоре.
Мы договаривались, что ты никогда не будешь принимать мои слова
буквально, если я заранее не предупрежу тебя об этом, - сказала Клара
строгим голосом. Опустошая свой склад, ты освобождаешь место для того,
чтобы поместить туда что-нибудь новое. Вот у тебя уже и появилось
достаточно места для того, чтобы держать в нем искусство ходить в темноте.
Поэтому я подумала, что, возможно, там уже достаточно места для голоса
духа.
Я так усиленно пыталась понять, что Клара имеет в виду, что на лбу у
меня, должно быть, появились морщины. Клара уселась в свое любимое кресло
и начала терпеливо объяснять, что она хотела сказать.
- До того, как ты оказалась в этом доме, среди твоих представлений не
было сведений о собаках, которые больше чем собаки. Однако здесь ты
встретила Манфреда, и в результате этой встречи твое представление
изменилось.
Она встряхнула рукой, как итальянка, и спросила:
- Capisce?
- Ты хочешь сказать, что Манфред - это голос духа? - спросила я,
недоумевая.
Клара засмеялась так громко, что едва смогла прийти в себя, чтобы
сказать:
- Нет, я имею в виду другое, нечто более абстрактное, - выдавила она
Пирамида