каноэ.
Не прошло и минуты, как с перекинутым на лиане за спину увесистым
свертком в хижину вошел Ирамамове. -- Рыба, -- сказал он, сбрасывая сверток
на землю.
Я покраснела и смущенно рассмеялась. А он неторопливо разложил
завернутую в листья рыбу между угольями, следя за тем, чтобы жара было
достаточно, но огонь не задевал листьев платанийо. Он так и остался сидеть у
костра, целиком поглощенный поджариванием рыбы. Как только испарилась
последняя влага, он с помощью раздвоенной палочки убрал сверток с огня и
раскрыл его. -- Хорошо, -- сказал он, отправляя пригоршню крошащегося белого
мяса в рот, и подвинул сверток ко мне.
-- Что произошло в горах? -- спросила я.
Вздрогнув от моего воинственного тона, он так и остался сидеть с
раскрытым ртом. Непрожеванный кусок рыбы выпал в золу. Он автоматически, не
счистив налипшей грязи, сунул его обратно в рот и потянулся за лежащей на
земле лианой.
Меня охватил неудержимый страх. Я не сомневалась, что Ирамамове сейчас
свяжет меня и унесет в лесные дебри.
Куда подевалась моя недавняя уверенность, что мы находимся совсем рядом
с деревней Макиритаре или даже с миссией. Я была лишь в состоянии думать о
рассказе Хайямы о шаманах, прятавших похищенных ими женщин в лесной глуши. Я
уже не сомневалась, что Ирамамове никогда не отведет меня в миссию. Мысль о
том, что пожелай он спрятать меня где-то в лесу, он не стал бы приносить
меня с гор сюда, в тот момент как-то не пришла мне в голову.
Я уже не верила ни его улыбке, ни ласковому блеску в глазах. Взяв
стоящий у огня калабаш с водой, я протянула его ему. Он с улыбкой отложил
веревку. Я подвинулась ближе, будто собираясь поднести сосуд к его губам, но
вместо этого изо всех сил врезала ему между глаз. Захваченный врасплох, он
упал навзничь, глядя на меня с немым изумлением, а кровь с обеих сторон
потекла у него по носу.
Не обращая внимания на колючки, корни и острые клинки травы, я
рванулась сквозь заросли к тому месту, где видела каноэ. Однако я неверно
рассчитала, куда Ирамамове его привязал, и добежав до реки, не увидела
ничего, кроме разбросанных вдоль берега камней. Суденышко оказалось выше по
течению. Я запрыгала с камня на камень с ловкостью и быстротой, каких в себе
не подозревала, и с трудом переводя дух, повалилась на землю рядом с каноэ,
наполовину вытащенным на берег. Увидев стоящего передо мной Ирамамове, я не
смогла сдержать крика.
Он присел и рассмеялся, широко раскрыв рот. Хохот накатывал на него
порывами и так сотрясал все тело с головы до ног, что подо мной задрожала
земля. Слезы катились у него по щекам и смешивались с кровью из рассеченного
лба. -- Ты забыла это, -- сказал он, помахав рюкзаком у меня перед носом,
потом открыл его и подал мне джинсы и рваную майку. -- Сегодня ты доберешься
до миссии.
-- Это та река, на которой стоит миссия? -- спросила я, глядя в его
окровавленное лицо. -- Я не узнаю этого места.
Ты была здесь с Анхеликой и Милагросом, -- заверил он меня. Дожди так
же меняют лицо лесов и рек, как облака меняют лицо неба.
Я надела джинсы; они мешковато повисли, грозя свалиться с бедер. Сырая,
пропахшая плесенью майка заставила меня расчихаться. Почувствовав
неловкость, я подняла неуверенный взгляд на Ирамамове: -- Как я выгляжу? Он
обошел меня кругом и придирчиво осмотрел со всех сторон. Затем, после
минутного размышления, снова присел и со смехом произнес: -- Ты лучше
выглядишь в раскраске из оното.
Я присела возле него. Ветра не было; на реке все словно замерло. Тени
высоких деревьев тянулись над водой, ложась не песок у наших ног. Я хотела
извиниться за то, что разбила ему калабашем лицо, и объяснить свои
подозрения.
Я хотела, чтобы он рассказал мне о днях, проведенных в горах, но мне не
хотелось прерывать молчание.
Словно зная, в каком я затруднении, и забавляясь этим, Ирамамове
уткнулся лицом в колени и тихо засмеялся, как бы деля свое веселье с каплями
крови, падающими между широко расставленными пальцами ног. -- Я хотел взять
себе хекуры, которые однажды видел в твоих глазах, -- негромко промолвил он.
И дальше он рассказал, что не только он сам, но и старый шапори Пуривариве
видел во мне хекур. -- Всякий раз, когда я лежал с тобой и чувствовал, какая
в тебе бурлит энергия, я надеялся переманить духов в свою грудь, -- сказал
Ирамамове. -- Но они не захотели тебя покинуть. -- Он обратил на меня
протестующий взгляд. -- Хекуры не пожелали откликнуться на мой зов; не
пожелали прислушаться к моим песням. А потом я испугался, что ты можешь
забрать хекур из моего тела.
Гнев и невыразимая печаль на мгновение лишили меня дара речи. -- Мы
пробыли в горах больше суток? -- наконец спросила я, ибо любопытство все же
взяло во мне верх.
Ирамамове кивнул, но не сказал, как долго мы пробыли в хижине. -- Когда
я убедился, что не смогу изменить твоего тела, когда понял, что хекуры ни за
что тебя не покинут, я отнес тебя на лямках сюда.
-- А если бы ты изменил мое тело, ты бы держал меня в лесу? Ирамамове
застенчиво посмотрел на меня. Губы его разомкнулись в улыбке облегчения, но
глаза туманило смутное сожаление. -- В тебе обитает душа и тень Итикотери,
-- тихо промолвил он. -- Ты ела пепел наших мертвых. Но у тебя тело и голова
напе. -- И молчание выделило эту последнюю фразу, прежде чем он добавил: --
Впереди у меня ночи, когда ветер принесет твой голос вместе с голосами
обезьян и ягуаров. И я увижу, как твоя тень пляшет на земле в пятнах лунного
света. В такие ночи я буду думать о тебе. Он встал и столкнул каноэ в воду.
-- Держись поближе к берегу -- не то течение понесет тебя слишком быстро, --
сказал он, давая мне знак сесть в лодку.
-- А ты не поедешь? -- встревоженно спросила я.
-- Это хорошее каноэ, -- сказал он, подавая мне весло.
У него была красивой формы ручка, круглое древко и овальная лопасть в
форме остроконечного вогнутого щита. -- В нем ты спокойно доберешься до
миссии.
-- Подожди! -- воскликнула я, прежде чем он отпустил лодку, и дрожащими
руками стала раздергивать непослушный замок бокового кармана рюкзака. Достав
кожаный мешочек, я подала его ему. -- Ты помнишь камень, который дал мне
шаман Хуан Каридад? -- спросила я. -- Теперь он твой.
Его потрясенное и изумленное лицо на мгновение застыло. Пальцы его
медленно сжали мешочек, а лицо смягчилось в улыбке. Ни слова не говоря, он
столкнул каноэ в воду и, сложив на груди руки, смотрел, как меня относит
течение. Я часто оглядывалась, пока он не скрылся из виду. В какой-то момент
Пирамида