— Роудз, нам предстоит очень необычное дело.
Я спросил, что он имеет в виду.
— Я не совсем уверен, — ответил он. — Происходит нечто, чего я не могу понять, и я хочу, чтобы вы помогли мне разобраться в этом.
Я был готов помочь ему и поинтересовался, что он имеет в виду.
— Когда вы присоединились ко мне, — начал он, — я говорил вам, что я член оккультного общества, но ничего не рассказывал о нем, поскольку связан обетом молчания. Однако в интересах нашей совместной работы я намерен действовать по своему усмотрению и объяснить вам некоторые вещи.
Я полагаю, вам известно, что в своей работе мы пользуемся ритуалом. Это не чепуха, как вы можете думать, ибо ритуал оказывает глубокое воздействие на разум. Любой достаточно тонко чувствующий человек может уловить энергетические вибрации, возникающие при проведении оккультной церемонии. Например, стоит мне лишь на мгновение мысленно прислушаться, и я скажу вам, не проводит ли одна из Лож Лхасы свой ужасный ритуал.
Когда я только что находился в сфере подсознания, я услышал один из ритуалов, с которыми обычно работает мой собственный Орден, но он выполнялся так, как не выполняет его ни одна из Лож, на которых мне приходилось присутствовать. Это было подобно исполнению музыки Чайковского, которую ребенок подбирает одним пальцем на пианино, и если я не слишком ошибаюсь, кто-то, не имеющий на это права, воспользовался этим ритуалом и экспериментирует с ним.
— Кто-то нарушил клятву и выдал ваши секреты, — сказал я.
— Очевидно, — ответил Тавернер. — Такое случается не часто, но примеры есть; и если кто-либо в Черной Ложе, умеющий пользоваться ритуалом, завладел им, результаты могут быть очень серьезными. Ибо эта древняя церемония обладает огромной силой, и если эта сила не может причинить вреда в руках тщательно отобранных учеников, получивших посвящение, то совсем другое дело, если она попадет в неразборчивые руки.
— Вы попытаетесь его выследить? — спросил я.
— Да, — ответил Тавернер, — но это легче сказать, чем сделать. Мне совершенно не за что зацепиться. Все, что я могу сделать, это обратиться ко всем Ложам мира, чтобы они проверили, не исчезла ли у них копия из архива. Это немного сузило бы область наших поисков.
Использовал Тавернер почту или свои особые методы коммуникации, я не знаю, но через несколько дней у него появилась нужная информация. Ни в одной из Лож не пропадала запись бережно хранимых ритуалов, но когда проверили записи в штаб-квартирах, выяснилось, что в средние века в Ложе Флорентины хранитель архива выкрал ритуал и, надо полагать, продал его роду Медичи. Во всяком случае, известно, что он использовался во Флоренции во второй половине пятнадцатого века. Что стало с ним после того, как манускрипты Медичи были растащены при разграблении Флоренции французами, никому не известно. Он пропал из поля зрения, и считалось, что он уничтожен. Однако теперь, спустя столько столетий, кто-то разбудил его удивительную силу.
Через несколько дней, когда мы проезжали по Харли-Стрит, Тавернер спросил, не возражаю ли я, если он свернет на Мерилбон Лейн, чтобы заглянуть в букинистическую лавку. Я удивился, что человек такого типа* как мой коллега, посещает подобные места, так как они обычно набиты потрепанными томами Овидия в бумажных переплетах и устаревшими религиозными изданиями, а готовность, с которой продавец побежал за хозяином, показывала, что мой спутник — частый и уважаемый покупатель.
Появившийся хозяин вызывал еще большее удивление, чем его лавка; неправдоподобно пыльный сюртук, борода и лицо — все казалось одинаково зеленым, но когда он заговорил, мы услышали голос культурного человека, и хотя мой спутник обращался к нему как к равному, тот отвечал ему, как старшему.
— Получили ли вы какие-нибудь отклики на объявление, которое я просил поместить для меня? — задал Тавернер вопрос субъекту табачного цвета, стоявшему перед нами.
— Нет, но я получил кое-какую информацию для вас — вы не единственный покупатель этого манускрипта.
— Моим конкурентом является?..
— Человек по имени Вильямс.
— Это мало о чем нам говорит.
— Почтовый штемпель был из Челси, — сказал старый продавец, многозначительно глядя на нас.
— О! — воскликнул мой работодатель. — Если этот манускрипт попадет на рынок, я не буду ограничивать вас в цене.
— Я думаю, что у нас появился некоторый повод для волнения, — заметил Тавернер, когда мы покидали лавку и ее покрытый пылью хозяин кланялся нам вслед. — Несомненно, Черные Ложи Челси слышали то же, что слышал я, и тоже претендуют на ритуал»
— Не думаете ли вы, что именно одна из Лож Челси уже добралась до этого ритуала? — спросил я.
— Нет, не думаю, — ответил Тавернер, — хотя они и проделали для этого большую работу. Что бы ни говорили о их морали, они не глупы и знают, что делают. Никто, ни одиночка, ни группа лиц, любительски занимающихся оккультизмом, не может владеть этим манускриптом, не имея настоящих знаний. Они знают достаточно, чтобы узнать ритуал, когда его увидят, и забавляются с ним, чтобы посмотреть, что получится. Возможно, никто не будет удивлен больше, чем они сами, если и в самом деле что-то получится.
Если ритуал будет находиться в подобных руках, я не буду беспокоиться о нем, но ведь им могут завладеть люди, которые будут знать, как его использовать, и станут злоупотреблять его силой, и тогда последствия будут значительно серьезнее, чем вы можете себе представить. Не будет преувеличением сказать, что, если это случится, это может повлиять на весь ход цивилизации.
Я видел, что Тавернер глубоко взволнован. Не обращая внимания на дорожные знаки, он устремился на шоссе, выбирая кратчайший путь домой.
— Я уплачу любую цену за этот манускрипт, лишь бы он попал мне в руки. Если же он не будет продаваться, я украду его, не колеблясь. Но как, во имя всего святого, мне найти его?
Мы возвратились в приемный покой, и Тавернер принялся мерить комнату большими шагами. Вскоре он поднял телефонную трубку и позвонил в лечебницу в Хиндхеде, чтобы сообщить старшей медсестре, что мы переночуем в городе. Так как в лондонской штаб- квартире на Харли-Стрит не было никаких условий для сна, я легко мог догадаться, что предстоит ночь бодрствования, которая пройдет в созерцании.
В такие ночи у меня были совершенно определенные обязанности: я знал, что должен охранять тело Тавернера, покинутое его душой, пока она странствует во внешней тьме в каких-то странных поисках самой себя и беседует с такими же, как она, — людьми, которые тоже могут покидать свои тела по собственной воле и путешествовать вместе с ним звездными путями, или же с теми, кто умер столетия назад, но до сих пор беспокоится о благе своих человеческих собратьев, которым они посвятили свои жизни.
Мы поужинали в маленьком ресторанчике на одной из улочек Сохо, где метрдотель в перерывах между подачей блюд вел с Тавернером метафизический спор на итальянском языке. Затем мы вернулись в свою квартиру на Харли-Стрит, ожидая, пока огромный город вокруг нас не отойдет ко сну и не обеспечит ночной покой для той работы, в которую мы собирались погрузиться. Вскоре после полуночи Тавернер решил, что подходящее время наступило, и расположился на широкой кушетке в приемной комнате, а я уселся у него в ногах.
Через несколько минут он уже спал, и пока я за ним наблюдал, я видел, как меняется его дыхание и сон переходит в транс. С его губ сорвалось несколько неразборчивых слов, случайных воспоминаний его прошлых земных жизней, затем глубокое свистящее дыхание ознаменовало переход на следующий уровень, и я понял, что он находится в том состоянии сознания, которое используют оккультисты для общения друг с другом с помощью телепатии. Это было похоже на «вслушивание» в беспроволочный телефон. Ложа говорила с Ложей через ночные глубины, пассивный мозг ловил вибрации и превращал их в слова, и Тавернер говорил тоже.
Однако нестройный гул посланий прервался на середине предложения. Это был не тот уровень, на котором Тавернер собирался работать этой ночью. Следующий свист в дыхании свидетельствовал о переходе в еще более глубокое гипнотическое состояние. В комнате наступила мертвая тишина и затем ее прервал голос, который не был голосом Тавернера: «Уровень Записей» — произнес он, и я догадался, что имел в виду Тавернер. Ничей другой мозг, кроме его, не мог бы воспользоваться столь необычным путем поиска манускрипта — изучением подсознательной памяти человечества. Тавернер вместе со своими коллегами-психологами понимал, что любая мысль и любое действие имеют свое отражение, хранящееся в подсознательной памяти человека, но он также понимал, что записи их хранятся в памяти Природы, и именно эти записи он собирался прочесть.
С уст лежащего без сознания человека срывались обрывки фраз, термины, имена, потом он сконцентрировался — эта мозаика исчезла и появилась осмысленная речь.
— Пятнадцатый век, Италия, Флоренция, Пьерро делла Коста, — пришел голос из глубин, потом последовал долгий вибрирующий звук, нечто среднее между телефонным звонком и звучанием виолончели, после чего голос изменился.
— Два сорок пять, четырнадцатое ноября, 1898 год, Лондон, Англия.
На какое-то время воцарилась тишина, которую почти сразу нарушил голос Тавернера.
— Мне нужен Пьерро делла Коста, который родился вновь 14 ноября 1898 года в два часа сорок пять минут.
Тишина. И снова зазвучал голос Тавернера, словно он говорил по телефону: — Алло! Алло! Алло! — Внезапно он получил ответ, так как тон голоса изменился. — Да, это говорит старший из Семи.
Голос его приобрел необычную царственную требовательность.
— Брат, где ритуал, который доверили тебе беречь?
Какой ответ был получен, мне трудно предположить, но после короткой паузы опять прозвучал голос Тавернера.
— Брат, искупи свою вину и верни ритуал туда, откуда ты его взял. — Затем он перевернулся на другой бок, состояние транса перешло в обычный сон и вскоре он проснулся.
Ошеломленный и разбитый, Тавернер восстанавливал свое сознание, и я налил ему горячего кофе из термоса, который мы всегда держали под рукой для подобных полуночных трапез. Я пересказывал ему, что произошло, а он удовлетворенно кивал между глотками дымящегося напитка.
— Хотел бы я знать, как Пьерро делла Коста решит свою задачу, — сказал он. — Современный человек не имеет ни малейшего представления о том, что для этого требуется, он будет слепо продвигаться вперед, понуждаемый подсознанием.
— Как он найдет манускрипт? — спросил я. — Почему он добьется успеха там, где вы потерпели неудачу?
— Я потерпел неудачу потому, что у меня не было никаких отправных моментов, чтобы установить контакт с манускриптом. Меня не было на земле, когда его похитили, и по этой же причине я не мог обнаружить его след в памяти разных народов. Вы же знаете, надо иметь точку опоры. Оккультная работа не делается по мановению волшебной палочки.
— Как же нынешний Пьерро может приступить к работе? — спросил я.
— Нынешний Пьерро не будет ничего делать, — ответил Тавернер, — поскольку он не знает как. Но его подсознательная память — это память грамотного оккультиста, которая под действием моих требований осуществит эту работу. Вероятно, она отправится в ту эпоху, когда манускрипт был передан Медичи, и проследит его последующую историю с помощью памяти народов — подсознательной памяти Природы.
— И что он будет делать, чтобы найти его?
— Как только подсознание найдет свою добычу, оно пошлет сигнал в память сознания, приказав ему отправить тело на поиски, и тогда современный молодой человек может оказаться в затруднительном положении.
Скачать книгу [0.34 МБ]
Пирамида