спиной друг к другу в центре внутреннего круга. Я узнала их не
столько по лицам, сколько по их энергии. Дело не в том, что их
энергия была ярче или не такая, как у других, -- ее просто было
больше, она была массивной. Она представляла собой один
великолепный, огромный источник неиссякаемой яркости.
Комната сияла белизной. В каждой вещи была живость, каждый
угол и край отдавал твердостью. В комнате была такая чистота,
что каждый предмет выделялся сам по себе, особенно те линии
света, что были прикреплены к людям, сидящим в кругу, или
исходили от них. Все люди были связаны линиями света и
выглядели так, словно были узлами гигантской паутины. Все они
общались без слов, посредством света. Меня тянуло в это
безмолвное электрическое поле, пока я сама не стала узлом этой
светящейся паутины.
-- Что сейчас будет? -- спросила я, глядя вверх на
Флоринду. Я лежала на диване, моя голова покоилась у нее на
коленях.
Она не ответила, не ответили и Кармела с Зойлой, сидевшие
рядом с ней с закрытыми глазами. Я повторила свои вопрос
несколько раз, но услышала лишь ровное дыхание трех женщин. Я
была уверена, что они спят но тем не менее чувствовала на себе
их спокойные, проникновенные взгляды. Темнота и тишина
передвигались по дому словно что-то живое, неся с собой ледяной
ветер и дыхание пустыни.
Глава 9
Я, дрожа от холода, плотнее закуталась в одеяло и села. Я
проснулась в чужой постели, в чужой комнате, где из мебели была
только кровать и ночной столик, но все вокруг казалось смутно
знакомым. Понять, почему это так, я не могла. Может, я все еще
сплю, подумала я. Как мне знать, что это не сон? И я снова
опустилась на подушки. Я лежала, закинув руки за голову, и
перебирала в уме виденные и пережитые мною причудливые события,
-- наполовину сны, наполовину воспоминания.
Все это, конечно, началось годом раньше, когда я везла в
машине Делию Флорес в дом целительницы. Она тогда заявила, что
пикник, на котором я там побывала вместе со всеми, был
сновидением. Я посмеялась над ней и отвергла ее утверждение как
совершенно нелепое.
Однако она была права. Теперь-то я знала, что пикник был
сновидением. Не моим сном, а сновидением, в которое я была
приглашена; я была в нем гостьей-участницей. С самого начала
моей ошибкой было то, что я пыталась это отрицать, отбросить
как выдумку, не зная, что я понимаю под словом выдумка. В итоге
мне удалось настолько основательно заблокировать в памяти это
событие, что я совершенно перестала его осознавать.
Что мне надо было сделать, -- так это признать, что у нас
есть тропа для снов, русло, по которому текут только
сновидения. Если бы я настроилась на то, чтобы вспомнить сон,
который привиделся мне в Соноре, причем только как сон, мне
удалось бы удержать в памяти все волшебство происходившего,
пока мне снился этот сон.
Чем больше я раздумывала над этим и над всем, что
происходит со мной сейчас, тем сильнее нарастало мое
беспокойство. Но чт
1000
о самое удивительное, я больше не испытывала
страха перед всеми этими людьми, которые, что ни говори, были
страшноватой компанией. Внезапно мне пришло в голову, что
страха перед ними у меня нет по той причине, что я их очень
хорошо знаю. И доказательством для меня было то, как они сами
выразили словами поселившееся во мне странное, но уютное
чувство, что я вернулась домой.
Я отмела все эти мысли, едва успев их сформулировать, и
честно задумалась, а может, я психически неуравновешенна, и они
нашли способ сфокусироваться на этом и усугубить это состояние.
Я подвергла основательному систематическому анализу историю
моей семьи, пытаясь припомнить все, что могла слышать о случаях
психических заболеваний.
Была история с двоюродным дедом по линии матери, который с
библией в руках проповедовал на улицах. Кроме того, мой прадед
и дед покончили с собой соответственно в начале Первой и Второй
мировых войн, когда поняли, что для них все кончено. Одна из
моих бабушек пустила себе пулю в лоб, осознав, что утратила
былую красоту и привлекательность.
Мне нравилось верить, что будучи истинной внучкой всех
этих чокнутых, я унаследовала от них свое чувство
отчужденности. Я всегда считала, что чувство отчужденности
придает мне отвагу.
Эти жуткие мысли пробудили во мне такую тревогу, что я
выскочила из постели. Нервными рывками я высвободила тело из
одеяла. К своему полному изумлению я обнаружила, что одета в
тяжелую фланелевую ночную сорочку. На мне были шерстяные носки
до колен, митенки и толстый свитер. -- Должно быть, я заболела,
-- пробормотала я в замешательстве. -- Как бы я иначе могла
замерзнуть во всей этой одежде? -- Обычно я спала нагишом
независимо от климата.
Только теперь я заметила в комнате солнечный свет; он
проникал сквозь толстое, наполовину матовое оконное стекло. Я
не сомневалась, что меня разбудил бивший в глаза солнечный
свет. И мне совершенно необходимо было найти туалет. Опасаясь,
что в доме может не быть водопровода, я шагнула к открытой
раздвижной двери в противоположном конце комнаты, и само собой,
там находился чулан с накрытым крышкой ночным горшком.
-- Черт побери! Не могу же я делать свои дела в чулане! --
выкрикнула я.
Дверь открылась, и вошла Флоринда. -- Все в порядке, --
сказала она, обнимая меня. -- Во дворе есть уборная. Чулан --
это пережиток прошлого.
Пирамида