косыми
лучами будто обточил, заострил и без того исхудалое лицо
друга.
Вряд ли на этом бледном лице сказывалась только
лишь
пресловутая полуголодная студенческая жизнь, полная
нервотрепок
и бессонниц, -- Юра подрабатывал дворником, и, в
общей
сложности, со стипендией вместе, у него выходило,
надо
полагать, рублей сто пятьдесят в месяц, да и родители
не
забывали о сыне, поддерживали посылками.
Конечно же нервотрепки и бессонницы несомненно
потрудились
над теперешним обликом Юры. Но эти, будто влизанные,
крупные
скулы говорили еще и о другом.
-- Смотри, как ты похудел! -- сказал, не удержавшись,
я,
тем самым подытожив свои размышления. -- Не ешь
калорийную
пищу, дубина, бормочешь, будто старуха-колдовка... так
и
какую-нибудь болезнь уговорить к себе в постояльцы недолго!
-- Ничего ты не понимаешь! -- определил Юра,
всматриваясь
сквозь черное стекло окна в мутные переливы огоньков на
улице.
-- Мне это все -- совершенно не трудно, а
результаты...
результаты очевидны.
-- Да уж, это ты точно подтвердил, -- всполошился я.
Я вскочил со стула и, чтобы не шаркать по полу, не
одев
тапочек, а прямо в носках, зашагал по комнате от окна
до
кровати, где спала Вика, и обратно -- туда-сюда.
-- Что мечешься? -- спросил Юра. -- Улови, определи
свои
мысли, вон как тебя размотало по сторонам, -- посоветовал
он
озабоченно.
-- Это ты ничего не понимаешь! -- прошептал
я,
остановившись у окна.
-- Ну что же, если ты так считаешь, то я готов
тебя
выслушать, -- подчеркнул Юра убедительно.
-- Я понимаю, что переуверить сейчас, мгновенно, --
вряд
ли смогу. Но я знаю одно: не молчать, а говорить всегда
нужно,
отрешенно, но участливо. Говорить нужно в любом случае,
даже
если это абсолютно безнадежно, даже если тебя
не
поймут,сиюминутно отвергнут или даже убьют!
Говорить -- все равно надо!
Хоть одно слово, да станет после, --
отправным,
поворотным. Ведь слова не канут куда-то, они, как
подводные
течения: мы и не замечаем их русла, их многочисленные русла,
а
глядишь, сегодня -- уже не думаем так, как вчера, и
не
подразумеваем даже, что определило нас в этом --
думать
иначе...
Знаю, отвергнешь ты кришнаитское безумие, лишь бы
не
поздно, Юра. Лишь бы не поздно!
Я буду сейчас говорить еще и потому, что существует в
мире
удивительная, мало кому приметная зависимость. Ты
знаешь,
Божив, в жизни бывает именно так: значительное в нас --
обязано
-- всегда -- незначительному. Ведь вряд ли кто может,
из
простых смертных, вообразить себе, проследить
эстафетную
перекличку событий, увидеть взаимосвязь между, ну,
скажем,
некогда случайно сломанной нами во время прогулки ветки
на
дереве и, предположим, -- сегодняшним нашим каким-то
открытием,
откровением, проникновением. Пусть даже это была и не
ветка
вовсе, а что-то другое, но было же, обязательно!
-- Я слушаю тебя, -- только и сказал Божив, и вдруг:
--
Да! -- неожиданно воскликнул он, но тут же
сориентировался
виновато на спящую Вику: глядя на друга, я покачал
ему
неодобрительно головою.
Пирамида