— А как ты, Бен?
— Лучше. Пустяки. Доктор Мэтта, малый по фамилии Коди…
— Нет. Я про голову. Насколько ты веришь в эту чушь в духе графа Дракулы?
— А, вон что. Мэтт тебе все рассказал?
— Мэтт здесь, в больнице. Этажом выше, в интенсивной терапии.
— Что? — Бен приподнялся на локтях. — Что с ним такое?
— Сердечный приступ.
— Сердечный приступ!
— Доктор Коди говорит, состояние стабильное. Числится Мэтт среди тяжелых, но это обязательно на первые сорок восемь часов. Когда это случилось, я была там — Расскажи все, что помнишь, Сьюзан.
Радость с лица Бена исчезла. Оно стало внимательным, напряженным, тонко прорисованным. Затерянный в белой палате среди белизны простыней и больничной рубашки, Бен опять поразил Сьюзан своим видом — видом человека, подведенного к некой грани взвинченности, готового, может быть, полезть на рожон.
— Ты не ответил на мой вопрос, Бен.
— Как я воспринял рассказ Мэтта?
— Да.
— Давай, я скажу тебе, что ты думаешь. Это и будет моим ответом. Ты думаешь, будто дом Марстена изъел мой рассудок настолько, что, изящно выражаясь, поехала моя собственная крыша. Это честная оценка?
— Наверное, да. Но я никогда не думала в таких… таких резких выражениях.
— Я знаю, Сьюзан. Позволь, я прослежу ход своих размышлений, если сумею. Вдруг это поможет разложить все по полочкам? По твоему лицу я могу сказать, что и тебя что-то отбросило на пару шагов. Правильно?
— Да… но я не верю, я не могу… — Погоди минутку. Вот это слово не могу — и мешает всему. На нем я и застрял. Это совершенное, проклятое, безапелляционное слово. Не могу. Сьюзан, я не поверил Мэтту, потому что на самом деле такого не бывает. Но как я ни рассматривал эту историю, нестыковки в ней найти не смог. Напрашивался самый очевидный вывод: Мэтт где-то съехал с рельсов. Верно?
— Да.
— Он показался тебе ненормальным?
— Нет. Нет, но…
— Стоп. — Бен поднял руку. — Ты думаешь категориями «не могу», да?
— Наверное, — сказала она.
— Вот и мне Мэтт не показался ни сумасшедшим, ни безрассудным. Кроме того, мы оба знаем, что ни мания преследования, ни паранойя не появляются за одну ночь Чтобы разрастись, им нужно некоторое время, нужен уход, тщательный полив и подкормка. Ты хоть раз слышала, чтобы в городе говорили, будто Мэтт не в своем уме? Мэтт хоть раз говорил, что у кого-то на него зуб? Он имел отношение хоть к одному сомнительному делу — например, к работе со фтором, который вызывает рак мозга, или к членству в Сыновьях Американских Патриотов, в НЛФ? Он хоть раз проявил преувеличенный интерес к спиритическим сеансам, астральным проекциям, переселению душ или чему-то подобному? Тебе известно, что его хотя бы один раз забирали?
— Нет, — ответила Сьюзан. — На все твои вопросы я отвечу «нет». Но, Бен… очень больно говорить, даже предполагать такое, про Мэтта, но бывает, люди сходят с ума очень незаметно. Сходят с ума внутри себя.
— Не думаю, — спокойно сказал Бен. — Существуют симптомы. Иногда их не прочесть до, но после — можно. Будь ты судьей, поверила бы ты свидетельским показаниям Мэтта относительно автомобильной аварии?
— Да…
— А если бы он сказал, что видел, как Майка Райерсона убил взломщик?
— Да, наверное, поверила бы.
— Но такому — нет.
— Бен, я просто не могу…
— Вот опять ты говоришь «не могу». — Он увидел, что Сьюзан готова возразить, и предостерегающе поднял руку. — Сьюзан, я не спорю. Я только излагаю ход своих рассуждений. Договорились?
— Договорились. Продолжай.
— Второе, о чем я подумал: все это Мэтту кто-то подстроил. Кто-то обиженный или питающий к нему злобу.
— Да, это мне тоже приходило в голову.
— Мэтт говорит, что у него нет врагов. Я ему верю.
— Враги есть у каждого.
— Существуют разные степени вражды. Не забывай самого главного: в середине этой заварушки торчит покойник. Если кто-то вознамерился досадить Мэтту, ему ради этогопришлось бы убить Майка Райерсона.
— Зачем?
— Поскольку без трупа во всей этой свистопляске мало смысла. И все-таки, если верить Мэтту, Майка он встретил чисто случайно. В прошлый вторник вечером никто не приводил его к Деллу — не было ни анонимных звонков, ни писем. Ничегошеньки. Одного того, что встреча произошла случайно, достаточно, чтобы исключить подстроенную ситуацию.
— Какие же разумные объяснения остаются?
— Что шум открываемого окошка, смех и сосущие звуки Мэтту приснились. А смерть Майка имеет неизвестную нам, но естественную причину.
— Во что ты тоже не веришь.
— Я не верю, что Мэтту приснилось, будто он слышит, как открывается окно. Окно открыли. А наружный ставень лежал на газоне — его заметил и я, и Паркинс Джиллеспи. Я заметил и кое-что еще. Мэтт повесил у себя ставни с задвижками — они запираются снаружи, не изнутри. Изнутри их не откроешь, вот разве просунешь в щель штопор или нож. Да и то придется постараться. Останутся следы. Я никаких следов не видел. И вот еще что: под этим окном земля была относительно рыхлой. Если захочешь снять ставень на втором этаже, без стремянки не обойтись, а она тоже оставляет следы. Которых там не было. Вот что тревожит меня больше всего. Наружный ставень со второго этажа убрали, а никаких следов от лестницы под окном не осталось.
Они хмуро переглянулись.
Бен подвел итоги:
— Я все утро думал об этом. И чем больше думал, тем лучше выглядел рассказ Мэтта. Поэтому я рискнул, временно убрал подальше «не могу». А теперь расскажи мне, что вчера вечером произошло у Мэтта дома. Если окажется, что все это не стоит и выеденного яйца, я буду самым счастливым в мире человеком.
— Нет, — огорченно сказала Сьюзан. — Получится еще хуже. Он как раз закончил рассказывать мне про Майка Райерсона и сказал, что слышит: наверху кто-то есть. Он боялся, но пошел. Теперь Сьюзан стиснула сложенные на коленях руки так, словно те могли улететь от нее. — Потом совсем недолго было тихо… а потом Мэтт что-то крикнул, он-де отменяет свое приглашение… что-то в этом роде. Потом… ну, правда, я не знаю, как…
— Не мучайся. Продолжай.
— Я думаю, кто-то — кто-то другой — словно бы зашипел. Раздался удар, как будто что-то упало. — Она мрачно взглянула на Бена. — А потом я услышала, как кто-то сказал:«Я позабочусь, чтобы ты уснул мертвецким сном, учитель.» Прямо слово в слово. А когда я попозже зашла туда взять одеяло для Мэтта, то нашла вот что.
Она вынула из кармана блузки кольцо и опустила Бену в ладонь.
Бен повертел его, потом поднес к окну, чтобы свет обозначил инициалы.
— М.К.Р. Майк Райерсон?
— Майк Кори Райерсон. Я его выронила, а потом заставила себя снова поднять. Я подумала, что ты, может быть, захочешь на него посмотреть. Или Мэтт. Пусть будет у тебя. Мне не нужно.
— И тебе от этого…?
— Плохо. Очень плохо. — Она дерзко вскинула голову. — Но, Бен, любой здравый рассудок противится такому. Я скорее поверю, что Мэтт умудрился убить Майка Райерсона и по личным причинам выдумал эту безумную историю с вампирами. Исхитрился сбросить ставень. Пока я была внизу, устроил в комнате для гостей сеанс чревовещания, подложил колечко Майка…
— И организовал себе сердечный приступ, чтобы все это казалось более реальным, — сухо продолжил Бен. — Я еще не оставил надежды найти разумное объяснение, Сьюзан. Я очень надеюсь. Я молю Бога, честное слово. В кино чудовища до некоторой степени забавны, но думать, что они на самом деле бродят в ночи, вовсе не смешно. Бог с тобой,согласен, можно исхитриться сбросить ставень — просто цепляешь к крыше веревку, и дело в шляпе. Но пойдем дальше. Мэтт, можно сказать, ученый. Полагаю, существуют яды, вызывающие такие симптомы, как у Майка… может статься, неопределяющиеся яды. Конечно, в отравление поверить трудновато, поскольку Майк ел так мало…
— Это ты знаешь только со слов Мэтта, — заметила Сьюзан.
— Он не стал бы лгать. Он же знает: исследование содержимого желудка жертвы — важная часть любого вскрытия. а укол оставил бы след. Но, чтобы не тратить время на споры, давай считать это возможным. Кроме того, такой человек, как Мэтт, несомненно мог принять что-то для симуляции сердечного приступа. Но где же мотив?
Сьюзан беспомощно покачала головой — Даже если принять, что существует мотив, о котором мы и не подозреваем, зачем ему такие сложности и такая дикая история для прикрытия? Полагаю, Эллери Квин сумел бы как-нибудь это объяснить, но жизнь — не роман об Эллери Квине.
— Но это… то, другое… это же сумасшествие, Бен!
— Да, как и Хиросима.
— Перестанешь ты или нет! — неожиданно взвилась Сьюзан. — Перестань корчить из себя липового интеллектуала! Тебе это не идет! Мы говорим о сказках, плохих снах, психозах — называй как хочешь — …
— Чушь, — сказал он. — Свяжи одно с другим. У нас под носом мир разваливается, а ты прицепилась к нескольким вампирам!
— Салимов Удел — мой город, — упрямо сказала она. — Если в нем что-то происходит, оно настоящее. А не какое-нибудь философское.
— Совершенно с тобой согласен, сказал Бен, печально трогая пальцем повязку на голове. — А твой экс морду бьет грамотно, черт.
— Извини. С этой стороны я Флойда Тиббитса никогда не знала. Совершенно непонятно.
— Где он сейчас?
— В городской кутузке для пьяных. Паркинс Джиллеспи сказал маме, что должен бы отвезти его в округ, к шерифу Маккаслину, но думает погодить, посмотреть — вдруг ты предпочтешь штраф. — Тебя это как-то задело — Совершенно никак, — твердо сказала Сьюзан. — Флойд к моей жизни отношения не имеет.
— Не нужен мне штраф.
Она подняла брови.
— Но я хочу с ним поговорить.
— Про нас?
— Про то, с чего это он явился ко мне в пальто, шляпе, темных очках и… резиновых перчатках.
— Что?
— Видишь ли, — сказал Бен, — светило солнце. Светило на него. И, по-моему, ему это не нравилось.
Они молча переглянулись. Похоже, тема была исчерпана.5
Когда Нолли принес Флойду из кафе «Экселлент» завтрак, Флойд спал глубоким сном. Нолли показалось, что разбудить его ради пары пережаренных Полиной Диккенс яиц и пяти, не то шести кусочков жирного бекона было бы нехорошо, поэтому Нолли сам распорядился в кабинете этим добром и кофе тоже выпил. Но, когда он принес Флойду обед, Флойд по-прежнему спал все в той же позе, и Нолли струхнул. Он поставил поднос на пол, подошел к камере и стукнул ложкой по прутьям решетки.
— Эй! Флойд! Хорош спать, я тебе принес обед.
Флойд не проснулся. Нолли вынул из кармана связку ключей, чтобы отпереть дверь камеры. Собравшись вставить ключ, он замялся. На прошлой неделе в «Пороховом дымке» писали про крутого парня, который притворялся больным, а потом кинулся на вертухая. Особо крутым Флойд Тиббитс Нолли никогда не казался, но нельзя сказать, чтобы этого Мирса он убаюкал колыбельной песенкой. Он медлил в нерешительности, с ложкой в одной руке и ключами — в другой: крупный мужчина, чьи белые рубахи с расстегнутым воротом к полудню жаркого дня неизменно оказывались украшенными кругами пота под мышками. Он играл подающим в бейсбольной команде, а по выходным отправлялся по барам, сунув в бумажник, прямо под карманный «Духовный календарь лютеранина», список всех борделей Портленда. Нолли был человеком дружелюбным, простаком по своей природе, он медленно реагировал и медленно выходил из себя. Обладая набором таких вовсе не пустячных достоинств, Нолли был не особенно скор на размышления, поэтому несколько минут простоял, раздумывая, как поступить, колотил по решетке ложкой, окликая Флойда, и ему страшно хотелось, чтобы тот пошевелился или всхрапнул. Только Нолли подумал, что лучше вызвать по рации начальство и получить указания, как из дверей участка раздался голос самого Паркинса:
— Какого черта ты тут делаешь, Нолли? Свиней скликаешь?
Нолли покраснел.
— Флойд не шевелится, Парк. Боюсь, как бы он не… ну, не приболел, понимаешь.
— Дак ты думаешь, коли колошматить по решетке этой чертовой ложкой, ему получшеет? — Паркинс прошел мимо него и отпер камеру. — Флойд? — он потряс Флойда за плечо. — С тобой все в п…
Флойд свалился с нар на пол.
— Ч-черт, — сказал Нолли. — Никак помер, а?
Но Паркинс, вероятно, не услышал. Он уставился себе под ноги, на бесхитростно-спокойное лицо Флойда. В голове у Нолли медленно забрезжило осознание того факта, что вид у Паркинса такой, будто он напуган до полусмерти.
— Чего стряслось, Парк?
— Ничего, — ответил Паркинс. Только… пошли-ка отсюдова.
А потом, словно самому себе, добавил:
— Господи, лучше бы я его не трогал.
С разгорающимся ужасом Нолли поглядел на тело Флойда.
— Не спи, — сказал Паркинс. — Нам еще надо сходить за доктором.6
Около половины третьего Фрэнклин Боддин с Вирджилом Ратбаном подъехали к сколоченным из штакетника воротам, которыми в двух милях за кладбищем Хармони Хилл заканчивалась развилка Бернс-роуд. Они приехали в грузовике Фрэнклина, шевроле пятьдесят седьмого года выпуска. Тогда, в первый год второго срока Айка, это средство передвижения было цвета слоновой кости, но теперь эта благородная окраска превратилась в мешанину говенно-коричневого и красного, в который грузовик перекрашивали ещераньше. Кузов грузовика заполняло то, что Фрэнклин называл «говнюшки». Примерно раз в месяц они с Вирджилом вывозили груз «говнюшек» на свалку. Упомянутые «говнюшки» по большей части были пустыми бутылками из-под пива, пустыми банками из-под пива, пустыми полубочонками, пустыми винными бутылками и пустыми бутылками из-под водки «Попов».
— Закрыто, — сказал Фрэнклин Боддин, щурясь, чтобы прочесть прибитую к воротам табличку. — Ну, искупай меня в дерьме! — Он сделал большой глоток из бутылки с «Доусонз», уютно пристроенной между ног, и утер губы рукавом. Сегодня суббота, так?
— Ясное дело, — отозвался Вирджил Ратбан, понятия не имевший, суббота нынче или вторник. Он так упился, что даже не был уверен, какой на дворе месяц.
— А по субботам свалку не закрывают, так? — спросил Фрэнклин. Табличка была только одна, но он видел три. Фрэнклин опять прищурился. На всех трех было написано «Закрыто». Краска была трамвайно-красной и, несомненно, происходила из жестянки, стоящей за дверью хибарки сторожа, Дада Роджерса. — Сроду не закрывали по субботам, — сказал Вирджил. Он размашисто поднес к губам свою бутылку с пивом, и оно выплеснулось ему на плечо. — Господи, а ведь верно!
— Закрыто, — с нарастающим раздражением повторил Фрэнклин. — А сукин сын уперся куда-то зенки наливать. Я ему закрою. — Он рывком переключил передачу на первую ипнул сцепление. Пиво в зажатой между ног бутылке вспенилось и убежало Фрэнку на штаны.
— Разворачивай, Фрэнклин! — крикнул Вирджил и, когда грузовик с треском врезался в ворота, вышибив их на замусоренную консервными банками обочину дороги, протяжно рыгнул. Грузовик бешено подскакивал на изношенных рессорах. Из кузова летели и бились вдребезги бутылки. В воздух поднялась кружащая волна орущих чаек.
В четверти мили от ворот развилка Бернс-роуд (ныне известная как Помойная дорога) заканчивалась расширяющейся пустошью — это и была свалка. Густой ольшаник и заросли тесно жмущихся друг к дружке кленов расступались, открывая взору огромную ровную земляную площадку, изборожденную и изрезанную колеями от постоянного использования бульдозера, который сейчас стоял у хибарки Дада. Ровная площадка граничила с гравийным карьером, куда в настоящее время и скидывали мусор. Хлам и тряпье уходили к горизонту гигантскими дюнами в блеске бутылочного стекла и алюминия консервных банок.
— Похоже, горбатый засранец, будь он проклят, тут не разгребал и не жег целую неделю, — сказал Фрэнклин. Он обеими ногами надавил на педаль тормоза, которая с механическим визгом утонула до полу кабины. Вскоре грузовик остановился. — Небось, лежит в лежку.
Скачать книгу [0.25 МБ]
Пирамида