– Не-ет, – прошептала Чарли, но уже не из страха быть услышанной, а от ужаса. – Хотел зарезать?
– Зарезать, – подтвердил Джон, еще раз выжимая тряпку. – Но, конечно, он не отвечал за свои действия. Это все высокая температура. Когда человек в бреду, он может что угодно сказать или сделать. Что угодно.
У Чарли все внутри похолодело. Ни о чем таком она не знала раньше.
– Если же ты научишься контролировать этот свой пиро... как его там...
– Как я смогу его контролировать, если я буду в бреду?
– Тут ты, Чарли, ошибаешься. – Рэйнберд обратился к метафоре Уэнлесса, той самой, которая год назад покоробила Кэпа. – Это как научишься ходить в уборную. Когда научишься, как бы ни хотелось, – все равно дотерпишь. У больных в бреду вся постель бывает мокрая от пота, но чтобы обмочиться – такое случается редко.
Правда, на этот счет Хокстеттер был несколько иного мнения, ну да чего уж там...
– Я что хотел сказать, стоит тебе поставить это дело под контроль, и тебе не о чем волноваться. Черт заперт в коробочку. Но сначала нужно тренироваться и еще раз тренироваться. Как ты училась завязывать шнурки или выводить буквы в детском саду.
– Но я... я не хочу ничего поджигать! И не буду! Не буду!
– Ну вот, все из-за меня, – расстроился Джон. – Разве я думал... Прости, Чарли. В следующий раз прикушу свой длинный язык.
Но в следующий раз она сама завела разговор. Это произошло спустя три или четыре дня, она успела хорошенько обдумать его построения... и, похоже, нашла в них один изъян.
– Они от меня не отстанут, – сказала она. – Будут требовать, чтобы еще зажигала, и еще, и еще. Если бы ты знал, как они за нами гонялись! Они не отвяжутся) Сначала, скажут, маленький костер, потом больше, потом еще больше, потом... Я боюсь... боюсь!
Воистину, он не переставал ею восхищаться. Интуиция и природный ум были у нее отточены до совершенства. Интересно, что сказал бы Хокстеттер, узнай он, что Чарли Макги в двух словах сформулировала их тщательно разработанный сверхсекретный план. Все их отчеты, посвященные Чарли, поднимали вопрос о том, что пирокинез был лишь одним, пускай главным ее псионическим даром, – к числу прочих Рэйнберд относил интуицию. Ее отец несколько раз повторил, что Чарли знала о приближении агентов – Эла Стейновица и прочих – к ферме Мэндерсов, знала задолго до того, как их увидела. Есть от чего хвост прижать. Если в один прекрасный день ее интуиция обратится на его, Джона, личность... говорят, никакой ад не сравнится с оскорбленной женщиной, а Чарли, обладай она хоть половиной тех способностей, которые он в ней подозревал, вполне способна устроить ад, во всяком случае его точную копию. И тогда ему станет очень жарко. Что ж, это добавляло остроты в его будни – что-то в последнее время они пресноваты.
– Чарли, – ободряюще сказал он, – ты ведь не будешь это делать задаром.
Она озадаченно смотрела на него. Джон вздохнул.
– Не знаю даже, как объяснить, – сказал он. – Привязался я к тебе, вот что. Ты мне вроде дочки. Как подумаю, что они тебя держат в этой клетке, к отцу не пускают, не разрешают гулять, играть, как другим девочкам... меня аж зло берет.
Она слегка поежилась, увидев, как сверкнул его здоровый глаз.
– Ты можешь многого добиться, если согласишься иметь с ними дело. Тебе останется только время от времени дергать за ниточки.
– Ниточки... – повторила Чарли, заинтригованная.
– Именно! Они еще разрешат тебе на солнышке погреться, вот увидишь. Может, и в Лонгмонт свозят купить чего-нибудь.
Переберешься из этой поганой клетки в нормальный дом. Поиграешь с другими ребятами. Увидишь...
– Папу?
– Ну конечно.
Конечно – нет, ибо стоит им увидеться и сопоставить информацию, как добрый дядя уборщик окажется слишком добрым, чтобы поверить в неподдельность его доброты. Рэйнберд не передал Энди Макти ни единой записки. Хокстеттер посчитал, что игра не стоит свеч, и хотя его соображения Рэйнберд обычно в грош не ставил, на этот раз пришлось согласиться.
Одно дело заморочить восьмилетней девочке голову сказками про то, что на кухне нет «жучков» и можно шепотом говорить на любые темы, и другое – потчевать этими сказками ее отца, путь даже смурного от наркотиков. Может статься, не настолько уж он смурной, чтобы не сообразить, какую игру они затеяли с Чарли, поскольку испокон веку полиция прибегает к этой игре в доброго и злого следователя, когда ей надо расколоть преступника.
Вот и приходилось поддерживать легенду о записках, передаваемых ее отцу, а заодно и другие легенды. Да, он видел Энди, и довольно часто, но исключительно на экране монитора. Да, Энди участвует в серии тестов, но он давно выхолощен, он не сумел бы внушить даже ребенку, что кукурузные хлопья – это вкусно. Энди превратился в большой толстый ноль, для которого не существует даже собственной дочери – ничего, кроме ящика и очередной таблетки. Если бы она увидела, что они с ним сделали, она бы окончательно замкнулась, а ведь Рэйнберд ее уже почти открыл. Да она сейчас сама рада обманываться. Поэтому все что угодно, только не это. Чарли Макги никогда не увидит отца. Рэйнберд подозревал, что Кэп уже готов отправить Макги на Маун, за колючую проволоку, благо свой самолет под рукой. Но об этом ей знать совсем уж ни к чему.
– Думаешь, они мне разрешат с ним увидеться?
– Спрашиваешь, – ответил он не задумываясь. – Не сразу, конечно. Он ведь их козырная карта в игре с тобой. Но если ты вдруг скажешь – стоп, никаких больше экспериментов, пока я не увижу папу... – Фраза повисла в воздухе. Соблазнительная приманка. Правда, насаженная на острый крючок и к тому же отравленная, но в таких тонкостях эта храбрая маленькая рыбка не разбиралась.
Она в задумчивости смотрела на него. Больше она ничего не сказала. Тогда.
А спустя неделю Рэйнберд резко изменил тактику. Не то чтобы был конкретный повод, скорее интуиция подсказала, что с советами ему уже нечего соваться. Сейчас больше пристала роль смиренника – так Братец Кролик смиренно упрашивал Братца Лиса не бросать его в терновник.
– Помнишь наш разговор? – начал Рэйнберд. Он натирал пол в кухне. Чарли с преувеличенным интересом рылась в недрах открытого холодильника. Она стояла нога за ногу, так, что видна была нежно-розовая пятка, в этой позе было что-то от уже зрелого детства, что-то почти девическое и все же ангельскиневинное. Он опять почувствовал прилив нежности. Чарли повернула к нему голову. Конский хвостик лег на плечо.
– Да, – неуверенно сказала она. – Помню.
– Я вот о чем подумал: ну куда я лезу со своими советами? Да я даже не знаю, как взять ссуду в банке, не то что...
– Ну при чем тут это, Джон?
– Притом. Имей я голову на плечах, я бы сейчас был вроде этого Хокстеттера. С дипломом.
В ее ответе звучало открытое презрение:
– Папа говорит, любой дурак может получить диплом – были бы деньги.
Он поздравил себя с удачей.
Через три дня рыбка проглотила приманку.
Чарли сказала, что согласна принять участие в их тестах. Но она будет осторожна. И заставит их тоже быть осторожными, если они сами не примут мер. Ее личико, осунувшееся и бледненькое, исказила страдальческа гримаса.
– А ты хорошо подумала? – спросил ее Джон.
– Хорошо, – прошептала она.
– Ты делаешь это для них?
– Нет!
– Правильно. Для себя?
– Да. Для себя. И для папы.
– Тогда ладно, – сказал он. – Но ты должна их заставить плясать под твою дудку. Слышишь, Чарли? Ты им показала, что умеешь быть жесткой. И сейчас не давай слабину. Не то они сразу возьмут тебя в оборот. Будь жесткой. Понимаешь, о чем я?
– Да... кажется.
– Они свое получили – ты получаешь свое. Каждый раз. Ничего задаром. – Он вдруг ссутулился. Огонь потух в глазу. Всякий раз, когда он становился таким вот подавленным и разнесчастным, это было для нее тяжким зрелищем. – Не позволяй им обращаться с собой так, как обращались со мной. Я отдал за свою страну четыре года жизни и вот этот глаз. Полгода просидел в земляной яме, погибал от лихорадки, ел насекомых, весь завшивел, задыхался в собственном дерьме. А когда я вернулся домой, мне сказали: «Спасибо тебе, Джон», – и вручили швабру. Они меня обокрали, Чарли. Поняла? Не давай им себя обокрасть.
– Поняла, – сказала она звенящим голосом. Лицо его немного просветлело, он даже улыбнулся.
– И когда же прозвучит сигнал к бою?
– Завтра я должна увидеться с Хокстеттером. Скажу, что согласна... только чуть-чуть. И скажу ему, чего хочу я.
– Ты поначалу-то много не запрашивай, Чарли. Это как торговая сделка – я тебе, ты мне. Услуга за услугу, верно? Она кивнула.
– Но ты им покажешь, у кого в руках поводья? Покажешь, кто тут главный?
– Покажу.
Он еще шире улыбнулся.
– Так их, подружка!
Хокстеттер был в ярости.
– Что за игру вы затеяли, черт подери! – кричал он на Рэйнберда. Они сидели в кабинете у Кэпа. «Раскричался, – подумал Рэйнберд. – Это в его присутствии ты такой смелый». Но, присмотревшись, как горят глаза Хокстеттера, как побелели костяшки пальцев и заалели щеки, он счел за лучшее во всеуслышание признать, что, пожалуй, переборщил. Осмелилс вторгнуться в священные владения Хокстеттера. Одно дело было вытолкать его взашей в день аварии – Хокстеттер допустил грубейший промах и знал это. Но тут разговор другой.
Рэйнберд обдумывал положение. И молча смотрел на Хокстеттера.
– Вы сделали все, чтобы завести нас в тупик! Вам, черт возьми, отлично известно, что ей не видать отца как собственных ушей! «Они свое получили – ты получаешь свое», – в бешенстве передразнил Хокстеттер. – Идиот!
Рэйнберд все так же пристально смотрел ему в глаза.
– Лучше вам не повторять это слово, – произнес он совершенно бесстрастно. Хокстеттер вздрогнул... почти незаметно.
– Джентльмены, – вмешался Кэп; голос у него был усталый. – Я бы вас попросил...
Перед ним лежал магнитофон. Они только что прослушали запись сегодняшнего разговора Рэйнберда и Чарли.
– Судя по всему, от доктора Хокстеттера ускользнул один момент: он и его команда наконец-то приступят к делу, – заметил Рэйнберд. – В результате чего их практический опыт обогатится на сто процентов, если я в ладах с арифметикой.
– Вам просто повезло. Непредвиденный случай, – пробурчал Хокстеттер.
– Что же это у всех вас не хватило фантазии подстроить такой случай? – отпарировал Рэйнберд. – Увлеклись, видно, своими крысами.
– Хватит! – не выдержал Кэп. – Мы собрались здесь не для того, чтобы выслушивать взаимные нападки. Перед нами несколько иная задача. – Он повернулся к Хокстеттеру. – Вам представилась возможность сыграть в свою игру, – сказал он. – Должен вам заметить, что вы могли бы высказать больше признательности.
Хокстеттер что-то проворчал в ответ. Кэп повернулся к Рэйнберду:
– Вместе с тем я считаю, что в роли индийских сипаев вы зашли слишком далеко.
– Вы считаете? Значит, вы так и не поняли. – Он переводил взгляд с Кэпа на Хокстеттера и обратно. – По-моему, вы оба проявляете чудовищное непонимание. У вас здесь два детских психиатра, и если это общий уровень, я не завидую детям с нарушенной психикой.
– Критиковать легко, – подал голос Хокстеттер. – В этой...
– Вы просто не понимаете, как она умна, – перебил его Рэйнберд. – Не понимаете, насколько быстро она ориентируется в цепи причин и следствий. Иметь с ней дело – это все равно что пробираться через минное поле. Если бы я не подал ей идею кнута и пряника, она сама бы до нее додумалась. Сделав это первым, я еще больше укрепил ее доверие ко мне... иными словами, превратил минус в плюс.
Хокстеттер открыл было рот. Кэп остановил его движением руки и обратился к Рэйнберду. Он говорил с ним мягким примирительным тоном, какой не приходилось слышать кому-нибудь другому... но ведь это и был не кто-нибудь, а Рэйнберд.
– И все же факт остается фактом – вы несколько ограничили возможности Хокстеттера и его людей. Раньше или позже она сообразит, что ее главна просьба – увидеться сотцом – не будет удовлетворена. Кажется, мы все сошлись на том, что пойти ей в этом навстречу значило бы навсегда потерять ее.
– Бесспорно, – вставил Хокстеттер.
– А если она действительно так умна, – продолжал Кэп, – она выскажет эту невыполнимую просьбу скорее раньше, чем позже.
– Выскажет, – согласился Рэйнберд, – и это будет конец. Увидев, в каком он состоянии, она сразу поймет, что все это время я ее обманывал. И тут же смекнет, что все это время я был у вас за подсадного. Следовательно, весь вопрос в том, как долго вы сможете протянуть.
Рэйнберд подался вперед.
– Учтите два момента. Первый: вам придется примириться с мыслью, что она не будет зажигать для вас костры. Она не автомат, а просто девочка, которая соскучилась по отцу. С ней нельзя, как с лабораторной крысой.
– Мы и без вас... – взорвался было Хокстеттер.
– То-то и оно, что нет, – не дал ему закончить Рэйнберд. – Так вот, это знает любой экспериментатор. Принцип кнута и пряника. Зажигая костры, Чарли будет думать, чтоона соблазняет вас пряником и что вы – а значит, и она – шаг за шагом приближаетесь к ее отцу. На самом деле все, разумеется, наоборот. В данном случае пряник – ее отец, и соблазнять ее этим пряником будем мы. Если перед носом у мула держать лакомый кусок, он перепашет вам все поле. Ибо мул глуп. Но эта девочка – нет.
Он сверлил глазом то Кэпа, то Хокстеттера.
– Я готов повторять это снова и снова. Что, легко вогнать гвоздь в железное дерево? Та еще работенка, но вы почему-то постоянно об этом забываете. Рано или поздно она вас раскусит и сыграет отбой. Потому что она не мул. И не лабораторная крыса.
«А ты только и ждешь, когда она выйдет из игры, – подумал Кэп с тихой ненавистью. – Ждешь, когда ты сможешь отправить ее на тот свет».
– Итак, это отправная точка, – продолжал Рэйнберд. – Начинайте эксперименты. А дальше думайте, как максимально протянуть их. Закончатс эксперименты – валяйте, систематизируйте. Если соберете достаточно информации, получите вознаграждение в больших купюрах. Съедите свой пряник. И можете снова впрыскивать ваше зелье разнымолухам.
– Вы опять за оскорбления? – голос Хокстеттера задрожал.
– При чем тут вы? Это я про олухов.
– И как же, по-вашему, можно протянуть эксперименты?
– Чтобы ее завода хватило на первое время, будете давать ей маленькие поблажки, – ответил Рэйнберд. – Пройтись по лужайке. Или... все девочки любят лошадей. Пять-шесть костров она вам устроит только за то, чтобы прокатиться на лошадке по верховой тропе – понятно, не без помощи грума. Я думаю, этого вполне хватит, чтобы дюжина бумагомарак, вроде Хокстеттера, еще пять лет потом исполняла победный танец. Хокстеттер рывком встал из-за стола:
– С меня хватит!
– Сядьте и помолчите, – одернул его Кэп. Побагровевший Хокстеттер готов был ринуться в бой, но весь его запал улетучился так же быстро, как возник, даже слезы навернулись. Он снова сел.
– Свозите ее в город за покупками, – продолжал Рэйнберд. – В увеселительный парк – покататься на машинках. Скажем, в компании с Джоном, добрым дядей уборщиком.
– Вы всерьез думаете, – подал голос Кэп, – что этими подачками...
– Нет, не думаю. Долго так продолжаться не может. Раньше или позже она опять спросит про отца. Она ведь тоже человек. И у нее есть свои желания. Она с готовностью поедет куда скажете, ибо считает: услуга за услугу. Но в конце концов опять встанет вопрос о любимом папочке. Она не из тех, кого можно купить. Ее голыми руками не возьмешь.
– Итак, приехали, – задумчиво произнес Кэп. – Все выходят из машины. Проект исчерпан. На данном этапе, во всяком случае. – По разным причинам он испытывал огромное облегчение от подобной перспективы.
– Нет, не приехали, – сказал Рэйнберд со своей леденящей улыбкой. – У нас в запасе будет еще одна козырная карта. Один большой пряник, когда уже не останется маленьких. Я не имею в виду Гран-при – ее отца, но кое-что способно заставить ее проехать еще немного.
– Что же? – спросил Хокстеттер.
– Догадайтесь. – С лица Рэйнберда не сходила улыбка, но больше он не сказал ни слова. Кэп, может, и сообразит, хотя за последние полгода он сильно развинтился. И всеже мозги у него даже в среднем режиме работают куда лучше, чем у его подчиненных (включая претендентов на престол) с предельной нагрузкой. Что до Хокстеттера, то этот ни за что не сообразит. Он уже поднялся на несколько ступенек выше собственного уровн некомпетентности – своего рода подвиг, который вообще-то легче совершить государственным чиновникам, чем кому-либо другому. Хокстеттер давно разучился брать след по запаху. А впрочем, догадаются они или нет, каким будет последний пряник (так сказать, поощрительный приз) в этом маленьком соревновании, не столь уж важно; на результат не повлияет. В любом случае он, Рэйнберд, пересядет за баранку. Он, конечно, мог задать им вопрос: кто, по-вашему, отец девочки после того, как вы ее лишили отца?
Скачать книгу [0.20 МБ]
Пирамида
