Лестницы были забиты людьми. Все, кто до этого спускались вниз, услышав крики и стрельбу, решили вернуться на улицу, обуреваемые нездоровым и свойственным только нью-йоркцам патологическим любопытством: кого пришили, кто стрелял, много ли крови пролилось на грязный асфальт. И все же они расступились перед мужчиною в синем костюме, который несся вниз, протискиваясь сквозь толпу. И не удивительно. В руке у него был пистолет, а на поясе — еще один.
И еще он, похоже, горел.13
Роланд не обращал внимания на истошные вопли Морта, которые все усиливались по мере того, как рубашка его, майка и пиджак разгорелись еще пуще, а серебряные осколкизажигалки начали плавиться и стекать к поясу обжигающими ручейками.
Он уже чувствовал душный запах воздушной волны, слышал рев подходящего поезда.
Время почти пришло. Уже близился этот момент, когда он извлечет троих или же потеряет все. Во второй раз в жизни ему показалось, что у него над головой содрогнулись и завертелись миры.
Он выбежал на платформу, отшвырнул пистолет тридцать восьмого калибра, который держал в руке, и, расстегнув брюки Морта, приспустил их, обнаружив белые подштанники, очень похожие на панталоны шлюх. Но у него не было времени поразмыслить над этой странностью. Если сейчас сбавить скорость, то тогда можно уже и не переживать о том, сгорит он заживо или нет: очень скоро патроны в карманах нагреются и начнут выстреливать, и это тело просто разорвет на куски.
Стрелок запихал коробки с патронами в подштанники и туда же отправил бутылек с «Кефлексом». Теперь подштанники нелепо раздулись. Роланд сбросил горящий пиджак, норубашку, тоже горящую, снимать не стал.
Он уже слышал рев поезда, приближающегося к платформе, видел его огни. Ему неоткуда было узнать, по тому ли маршруту идет этот поезд, по которому шел и тот, под который столкнули Одетту, но тем не менее он знал. Когда дело касалось Башни, судьба бывала и милосердной, и дарующей боль, как зажигалка, которая чудом спасла ему жизнь, но теперь обжигала тело его огнем. Подобно колесам подъезжающего поезда, судьба продвигалась путями разумными, но и неумолимо жестокими тоже, и противостоять ей могли только сталь и доброта.
Он задержался лишь на мгновение, чтобы скинуть брюки Морта, и побежал дальше, не обращая внимания на людей, что шарахались от него во все стороны. Воздушный поток, гонимый перед собою поездом, еще пуще разжег огонь на горящей рубашке: вот загорелся воротник, вот пламя перекинулось ему на волосы. Тяжелые коробки с патронами, которые он запихал в подштанники, с каждым шагом били его по яйцам, грозя их расплющить. Живот крутило от боли. Живым пылающим метеоритом проскочил он турникет.Погаси огонь!— орал Морт.— Погаси, иначе я просто сгорю!
Вот и гореть бы тебе,— мрачно подумал стрелок.— Тебе уготованное во сто крат милосердней того, чего ты заслуживаешь.
Что ты имеешь в виду? ЧТО ТЫ ИМЕЕШЬ В ВИДУ?
Бросившись к краю платформы, стрелок не ответил, но уже одним этим действием он заставил Морта заткнуться. Он почувствовал, что одна из коробок с патронами вот-вот вывалится из нелепых подштанников Морта, и поддержал ее рукой.
Всю свою умственную энергию, без остатка, он обратил к Госпоже Теней. Он не был уверен, что до нее дойдет этот телепатический сигнал, а если даже дойдет, то подчинится ли она его приказу, но он все же послал ее: стремительную, отточенную, как стрела, мысль:
ДВЕРЬ! ПОСМОТРИ В ДВЕРЬ! ПРЯМО СЕЙЧАС! СЕЙЧАС!
Весь мир наполнился грохотом поезда. Какая-то женщина закричала: «Господи, он собирается прыгнуть!», — кто-то схватил его за плечо, пытаясь оттащить от назад. Но Роланд уже толкнул тело Джека Морта за желтую ограничительную линию и спихнул его с края платформы. Он упал на рельсы перед надвигающимся поездом, обхватив руками чресла, вцепившись в свою добычу — патроны и «Кефлекс», — которую он заберет с собою… обратно…если только ему удастся в нужный момент выйти из тела Морта. Если он успеет. И уже падая, он позвал ее — их — снова:
ОДЕТТА ХОЛМС! ДЕТТА УОКЕР! ПОСМОТРИТЕ В ДВЕРЬ!
И только когда поезд уже надвигался в неумолимом вращении колес, Роланд повернул, наконец, голову и заглянул в дверь.
Он смотрел ей в лицо.
Им в лицо!
Они там обе, я вижу их, вижу одновременно обеих…
НЕЕЕТ…— заорал Морт, и в последнюю долю секунды до того, как поезд подмял его под себя, перерезая Морта пополам, но не выше колен, а прямо по талии, Роланд рванулся к двери и упал… на той стороне.
Джек Морт погиб в одиночестве.
Коробки с патронами и бутылочка с «Кефлексом» возникли рядом с физическим телом Роланда. Его руки судорожно цеплялись за них, но потом постепенно расслабились. Стрелок заставил себя подняться, осознавая, как бьет лихорадка его ослабевшее больное тело, в котором он оказался снова, слыша, как кричит Эдди Дин, как Одетта кричит двумя голосами. Он взглянул — и смотрел только мгновение, — и увидел именно то, что слышал: не одну женщину, а двух. Обе были безногие, обе темнокожие, обе очень красивые. И все же одна из них была злобной стервой, и внешняя красота не скрывала ее внутреннего уродства, а лишь подчеркивала его.
Роланд смотрел на этих сестер-близнецов, которые были, конечно, не сестрами, а двумя лицами: злым и добрым, — одной и той же женщины, смотрел пристально, как завороженный.
А потом Эдди закричал снова, и Роланд увидел, как из моря выползают омарообразные твари и не спеша направляются туда, где оставила его Детта, связанного и беспомощного.
Солнце зашло. Стемнело.14
Детта увидела себя в дверном проеме, увидела себя своими глазами и глазами стрелка, и смятение ее было таким же внезапным, как и у Эдди, но только более отчаянным и безудержным.
Она была здесь.
Она была там, в глазах стрелка.
Она слышала рев подходящего поезда.
— Одетта! — выкрикнула она, и неожиданно пришло понимание: кем была она и когда это произошло.
— Детта! — выкрикнула она и вдруг поняла все: кем была она и кто это сделал.
Мгновенное ощущение, как будто ее вывернули наизнанку… а потом — боль.
Ее разрывало надвое.15
Роланд кое-как спустился по пологому склону берега к тому месту, где лежал связанный Эдди. Движения его напоминали движения тряпичной куклы. Один из омаров уже потянулся клешней к лицу Эдди. Тот закричал. Стрелок отбросил омара ногой. Неловко нагнувшись, он обхватил руки Эдди и потащил его прочь, но было уже слишком поздно: сил у него почти не осталось, эти твари сейчас доберутся до Эдди, черт, до них обоих…
Эдди опять закричал, когда один из омаров — дид-а-чик? — выдрал у него кусок штанины вместе с мясом. Эдди хотел закричать, но из горла его вырвался только сдавленныйхрип. Его душила петля, сплетенная Деттой.
Ползучие твари окружили их со всех сторон, сомкнувшись кольцом, подступая все ближе и ближе и алчно клацая клешнями. Стрелок вложил все свои силы в последний отчаянный рывок и… повалился плашмя. Он слышал, как они подступают со своими идиотскими вопросами и клацающими клешнями.Может быть, это не так уж и плохо,— подумал он. Он поставил на карту все и проиграл.
Грохот собственных его револьверов привел его в оцепенение.16
Две женщины лежали на пляже лицом к лицу, приподнявшись, как змеи, готовые атаковать, пальцы с одинаковыми отпечатками смыкались вокруг одинаковых шей с одинаковыми морщинками.
Эта женщина пыталась убить ее, но эта женщина — не настоящая. Нереальная, как и та девочка. Девочка — это просто сон, который привиделся ей после того, как упал кирпич… но сейчас сон стал явью, сон вцепился ей в горло и пытался убить ее, пока стрелок там спасает своего друга. Сон, ставший явью, матерился ей в лицо, брызжа горячей слюной. «Это я взяла ту синюю тарелку, потому что эта тетка положила меня в больницу, и потом, у меня никогда не было такой особенной тарелки, и я разбила ее, потому что так было надо — ее разбить, а потом, как только я видела белого парня, я и его избивала, я всегда била белых парней, потому что им так и надо, и воровала я в магазинах, где только особенные продают товары, для белых, которые там жиреют, пока наши черные братья и сестры голодают в Гарлеме, а детишек их пожирают крысы… это все я, слышишь, сука? Это все я. Я… Я… Я…
Убить ее,— подумала Одетта, но поняла, что не сможет.
Она не могла убить эту ведьму и выжить сама, точно так же, как и эта отвратительная деваха не могла просто так убить ее и спокойненько жить себе дальше. Они могут лишь задушить друг друга, пока Эдди и тот(Роланд/Гнусный Мужик)кто позвал их из-за двери, погибают там, у воды, пожираемые заживо. Но это будет конец для всех. Однако она могла еще(любовь/ненависть)отступиться.
Одетта отняла руки от горла Детты, хотя та продолжала остервенело душить ее, перекрывая дыхание. Вместо того, чтобы душить свою противницу, она обняла ее.
— Нет уж, сука!— завопила Детта, но в этом истошном крике смешались и ненависть, и благодарность. — Нет, оставь меня, слышишь, оставь меня…
У Одетты не было уже голоса, чтобы ответить. Когда Роланд отпихнул ногой первого омара, а второй уже подбирался, навострившись цапнуть Эдди за руку, она сумела лишь прошептать этой ведьме в ухо:
— Я люблю тебя.
Руки сжались еще сильнее смертоносной петлей… и вдруг обмякли.
Исчезли.
У нее снова возникло такое чувство, как будто ее выворачивает наизнанку… а потом вдруг — о радость! — она стала единой. Цельной. В первый раз с того дня, когда выродок по имени Джек Морт бросил кирпич на голову маленькой девочки, которая оказалась на этой улице лишь потому, что белый таксист уехал, не пожелав подвозить негритосов (а отец ее из гордости не захотел еще раз попробовать вызвать машину, опасаясь повторного отказа), она стала единой. Она: Одетта Холмс. Но другая..?
— Шевелись, сука!— завопила Детта… но это был ее собственный голос: они с Деттой слились воедино. Сначала она была одна, потом их стало двое, а теперь стрелок «извлек» из нее третью женщину.— Шевелись, иначе их сожрут!
Она глянула на патроны. Нет, времени у нее нет. Пока она будет перезаряжать револьвер, все будет кончено. Оставалось только надеяться.
Но что еще можно сделать? — спросила она себя и взялась за оружие.
И вдруг ее темнокожие руки сотряс громовой удар.17
Омарообразная тварь нависла прямо над лицом Эдди — в ее выпученных мертвых глазах поблескивали жуткие искорки какой-то отвратительной жизни. Клешня потянулась к лицу.
— Дод-а-…— начало было чудовище и вдруг разлетелось на мелкие кусочки.
Роланд заметил, как чудище подбирается к его левой руке, и подумал еще с мрачным юмором: Вот и другая рука… и вдруг омарообразная тварь превратилась в ошметки панциря и зеленоватых внутренностей, разлетевшиеся во все стороны.
Он обернулся и увидел женщину потрясающей красоты. От ее бешеной ярости замирало сердце.
— НУ ДАВАЙТЕ, МУДОФЕЛЫ,— кричала она.— ДАВАЙТЕ—ДАВАЙТЕ. ТОЛЬКО ПОПРОБУЙТЕ К НИМ ПОДПОЛЗТИ! Я ВАМ ТАК СТРЕЛЬНУ, ЧТО ПУЧЕГЛАЗЫЕ ВАШИ ЗЕНКИ ПОВЫЛЕТЯТ ЧЕРЕЗ ЗАДНИЦУ!
Она разнесла на куски и третьего омара, который проворно подбирался к расставленным ногам Эдди, желая не только им подзакусить, но заодно и лишить его мужского достоинства. Омара смело, как фишку для блошек.
Роланд давно уже подозревал, что эти твари наделены зачатками интеллекта, теперь его подозрения подтвердились.
Остальные омары поспешили отступить.
Очередной выстрел не получился, вышла осечка, но зато следующим она разнесла на куски еще одного из ретирующихся чудищ.
Остальные еще быстрей припустили к воде. Похоже, у них пропал аппетит.
А Эдди тем временем задыхался.
Роланд пытался как-то ослабить веревку, глубоко врезавшуюся в шею Эдди. Багровое его лицо постепенно чернело. Он еще боролся, но все слабее и слабее.
Но тут руки Роланда оттолкнули руки, которые посильнее.
— Я сама о нем позабочусь.
В руке у него был нож… его нож.
О чем позаботишься?— подумал Роланд, уже теряя сознание. —О чем ты сейчас позаботишься, когда мы оба у тебя в руках?
— Кто ты? — успел еще выдавить он, погружаясь во тьму, что чернее, чем ночь.
— Я — это как бы трое, — услышал он ее голос, как будто он долетал до него с края глубокого колодца, куда он падал. — Я не одна, а три женщины. Та, кем я была сначала. Та, кто не имела права быть, но была. И та, кого ты спас. Спасибо тебе, стрелок.
Она поцеловала его, он еще это почувствовал, а потом надолго уже погрузился во тьму, где не было никаких чувств.
ПОСЛЕДНЯЯ ПЕРЕТАСОВКА1
В первый раз за столь долгое время — за тысячу лет, как показалось Роланду — он не думал о Темной Башне. Он думал только об олене, который спустился к озерцу на лесной поляне.
Держа револьвер в левой руке, он прицелился из-за ствола упавшего дерева.
Мясо,— подумал он и, когда рот наполнился теплой слюной, выстрелил.
Промазал,— подумал он в следующую долю секунды.— Все пропало… все мое мастерство пропало…
Олень упал замертво у самой кромки воды.
Скоро он вновь преисполнится устремлением к Башне, но пока что он просто благословлял всех богов за то, что рука у него по-прежнему тверда, а глаз верен, и продолжал думать о мясе, о мясе, о мясе. Стрелок убрал револьвер в кобуру — он носил теперь только один револьвер — и перелез через поваленный ствол, за которым он прятался с середины дня и до самых сумерек и терпеливо ждал, когда какое-нибудь крупное животное, достаточное крупное, чтобы его можно съесть, подойдет к водопою.
Мне, кажется, лучше, подумал он с некоторым изумлением, вынимая нож. Кажется, мне действительно лучше.
Он не видел, что за спиной у него стоит черноглазая женщина, и наблюдает за ним, и взгляд у нее оценивающий.2
В течение шести дней после последнего столкновения на узеньком клинышке, там, где кончается пляж, ели одно только мясо омаров и пили лишь солоноватую воду из ручейков, стекающих в море. Роланд почти ничего не помнил об этих днях: он непрестанно бредил. Иногда он называл Эдди Аленом, иногда — Катбертом, а женщину он называл только Сьюзан.
Но жар у стрелка постепенно спадал, и они потихонечку двинулись в путь по предгориям. Дорога была нелегкой. Иной раз [Эдди] толкал коляску, в которой сидела женщина, а иной раз в коляску садился Роланд и катил ее сам, и тогда Эдди нес женщину на закорках, а она обхватывала его руками за шею. В иных местах было никак не проехать, и это существенно замедляло их переход. Роланд понимал, как измотался Эдди. Понимала это и женщина, но сам Эдди не пожаловался ни разу.
Еды у них было достаточно. В те дни, когда Роланд пребывал между жизнью и смертью, сгорая в мучительной лихорадке, когда у него все кружилось перед глазами, а сам он бредил о временах, что давно миновали, и поносил каких-то людей, которых давно уже нет в живых, Эдди и женщина регулярно охотились на омаров. Мало-помалу омары сообразили, что надо держаться подальше от этого берега, но к тому времени у них уже был неплохой запас мяса. Когда же они добрались до тех мест, где росла трава, все трое жадно набросились на нее. Они изголодались по свежей зелени, любой зелени. И постепенно язвочки на коже у них затянулись. Одни травы горчили, другие на вкус были сладкими, но они ели все подряд… кроме одной.
Однажды стрелок очнулся от тяжелой дремы и увидел, что женщина держит в руках пучок травы, хорошо ему знакомой.
— Нет! Только не эту! — прохрипел он. — Эту нельзя! Никогда ее не срывай. Запомни ее хорошенько и никогда больше не рви!
Она пристально на него посмотрела и выбросила траву, не попросив никаких объяснений.
Стрелок немного расслабился, но противный холодок при мысли о том, как близко была опасность, не прошел так скоро. Есть травы, которые могут убить, но трава, которую сорвала эта женщина, обрекла бы ее проклятию. Бес-трава.
Из-за «Кефлекса» у Роланда начались проблемы с кишечником, и он знал, что Эдди это тревожит, но все наладилось, когда они стали есть травы.
Наконец они добрались до настоящих лесов, и грохот морского прибоя превратился уже в глухой гул и доносился до них теперь только тогда, когда ветер дул с той стороны.
И теперь еще… мясо.3
Стрелок подошел к оленю и попробовал выпотрошить его, зажав нож между мизинцем и безымянным пальцем правой руки. Ничего у него не вышло. Пальцы еще не набрали силу. Переложив нож в левую — не такую ловкую — руку, он кое-как исхитрился вспороть оленю брюхо. Из-под ножа брызнула горячая кровь. Так и надо: если ее не выпустить сразу,то она свернется и мясо испортится… но разрез все равно получился не самым удачным. Какой-нибудь юнец, еле справляющийся с тошнотой, и то сделал бы лучше.
Тебе надо учиться, теперь тебе многому надо будет учиться,— мысленно обратился он к своей левой руке и приготовился сделать второй разрез, глубже.
Две коричневые руки взялись за его руку и мягко отобрали нож.
Роланд оглянулся.
— Давай я, — сказал Сюзанна.
— А прежде тебе приходилось?
— Нет, но ты мне подскажешь, как.
— Хорошо.
— Мясо, — сказала она и улыбнулась ему.
Скачать книгу [0.21 МБ]
Пирамида