По-видимому, она потеряла не более двадцати фунтов — если бы она потеряла больше, то не смогла бы просто стоять на ногах, — но Гарду вначале показалось, что вес ее уменьшился фунтов на тридцать, не меньше.
— Отлично! — восклицал этот грязный, вонючий, оборванный скелет, который, по-видимому, и был Бобби, во всяком случае, судя по голосу. — Как я рада видеть тебя, дружище!
— Бобби… Бобби… Боже, что…
Бобби протягивала Гарду руку для рукопожатия. Рука ее дрожала, и Гарднер заметил, какая она худая, хрупкая и беспомощная, рука Бобби Андерсон.
— О, я о многом расскажу… много работы было сделано, — проквакала Бобби дрожащим голоском. — Многое сделано, еще больше нужно сделать но я стараюсь, стараюсь, ты сам это увидишь…
— Бобби, что…
— Отлично, у меня все отлично, — повторила Бобби и качнулась, наполовину бессознательно, упав Гарднеру в объятия. Она попыталась сказать что-нибудь еще, но из ее горла вырвался только хрип, и она потеряла сознание.
Подхватив ее на руки, Гарднер еще раз удивился, какой легкой она стала. Да, она явно похудела на тридцать фунтов. Он сознался себе, что потрясен и унижен: Это была вовсе не Бобби. Это был он сам. Он сам после запоя.
С Бобби на руках он вошел в дом.
8.ПЕРЕМЕНЫ
Он положил Бобби на кушетку и быстро направился к телефону. Ей срочно нужен врач. Ее состояние напоминало помешательство, хотя Бобби Андерсон была последним человеком в мире, о ком можно было бы подумать, что он сойдет с ума.
Бобби что-то прошептала с кушетки. Сперва Гарднер не разобрал, что именно: голос Бобби напоминал тихое бульканье.
— Что, Бобби?
— Не звони никому, — повторила Бобби. На этот раз она немного повысила голос, хотя это, казалось, совсем обессилило ее. Только глаза сверкали, как голубые бриллианты или сапфиры.
— Не звони… Гард, никому!
Она в изнеможении откинулась на кушетку. Гарднер повесил трубку и подошел к ней, весьма встревоженный. Бобби нуждалась в докторе, это было очевидно, и Гарднер намеревался пригласить его… но слова Бобби показались ему сейчас более важными.
— Я останусь с тобой, — дотронулся он до ее руки, — если тебя это беспокоит. Но все же тебе нужно…
Андерсон покачала головой в немом отказе:
— Просто поспать… — прошептала она. — Спать… и утром поесть. Но главное — спать. Дня три… или четыре…
Гарднер, глядя на нее, вновь испытал потрясение. Он попытался совместить то, что она сказала, с тем, как она выглядела.
— Что же с тобой произошло? — Он знал, что Бобби любила и умела готовить, и ее мечта о завтраке — нет, это никак не вязалось с его прежними представлении о Бобби Андерсон.
— Ничего, — сказала Бобби. — Ерунда.
Глаза ее закрылись. Из уголка рта потянулась ниточка слюны, но она втянула ее назад. Гарднер посмотрел на выражение ее лица, и оно ему не понравилось… даже немного испугало. Это было выражение Анны. Старое и нудное. Но когда Бобби вновь открыла глаза, это выражение исчезло. Перед ним лежала Бобби Андерсон… и она нуждалась в помощи.
— Я собираюсь позвонить твоему врачу, — вставая, сказал Гарднер. — Ты выглядишь больной, Боб…
Бобби протянула руку и тронула его за плечо в то самое время, когда он попытался набрать номер. Она проделала это с необъяснимой силой. Он оглянулся и увидел, что взгляд ее стал ясный и разумный, как всегда.
— Если ты позвонишь кому-нибудь, — отчетливо сказала она, — мы перестанем быть друзьями, Гард. Любой твой звонок оборвет все нити, связывающие нас. Ты никогда не переступишь порог моего дома. Его двери будут закрыты для тебя.
Гарднер в безмолвном ужасе смотрел на нее. Теперь она уже не казалась помешанной… все что угодно, только не это.
— Бобби, ты…
Не понимаешь, что говоришь? Она все отлично понимала, и в этом был весь трагизм положения. Если он вызовет врача, она разорвет их дружбу. За все эти годы он хорошо изучил ее. Кроме того, в глазах Бобби Андерсон было кое-что еще: уверенность в том, что их дружба — это то последнее, что он, Гард, согласился бы потерять.
Будет ли иметь для тебя значение, если я скажу, что ты похожа сейчас на свою сестру, Бобби?
Нет. По ее лицу он увидел, что это не имело бы никакого значения.
— …не знаешь, как плохо выглядишь, — робко закончил он.
— Конечно, нет, — с загадочной улыбкой согласилась с ним Бобби. — У меня есть одна мысль по этому поводу. Твое лицо… оно лучше любого зеркала. Но, Гард, единственное, в чем я нуждаюсь, — это сон. Сон и… — Ее глаза вновь закрылись, но она с видимым усилием открыла их, — завтрак,
— закончила она. Сон и завтрак.
— Бобби, тебе нужно не это.
— Нет. — Бобби рукой все еще держалась за плечо Гарднера. — Мне нужен ты. Я звала тебя. Мысленно. И ты услышал, ведь правда?
— Да, — Гарднер зябко поежился. — Думаю, что да.
— Гард… — Голос Бобби стих. Гард ждал, а мысль его бешено работала. Бобби нужен врач… но то, что она сказала об их дружбе, если он куда-нибудь позвонит…
Она подтянула к себе его руку и легонько поцеловала ее. Он, потрясенный, смотрел ей в глаза. Но ничего не мог там рассмотреть.
— Подожди до завтра, — попросила Бобби. — Если завтра мне не станет лучше… в тысячу раз лучше… Тогда я соглашусь. Хорошо?
— Бобби…
— Хорошо? — Она крепко стиснула его руку.
— Ну… я думаю…
— Обещай мне.
— Обещаю.
Возможно, — прибавил про себя Гард. — Если тебе действительно станет лучше. Если сегодня ночью к тебе не придет смерть.
Глупо. Опасно, непонятно… но прежде всего — глупо.
— Хорошо, — вслух сказал он. — Хорошо, договорились.
Краска отхлынула от ее щек. Казалось, она получила все, что хотела.
— Спи, Бобби. — Он сядет и будет наблюдать за переменами. Конечно, он устал, но сейчас он выпьет кофе и будет сидеть возле нее всю ночь. Бывали ведь ночи, когда она просиживала возле него.
— Теперь спи.
Он тихонько снял ее руку со своего плеча.
Ее глаза закрылись, потом медленно открылись — в последний раз. Она улыбнулась светлой и безмятежной улыбкой, как будто вновь настала пора их любви. У нее была власть над ним.
— Как… как в старые добрые времена, Гард.
— Да, Бобби. Как в старые добрые времена.
— Я… люблю тебя…
— Я тоже люблю тебя. Спи.
Ее дыхание стало ровнее. Гарднер сидел возле нее — три минуты, пять — и смотрел на улыбку мадонны, которая, чем глубже она засыпала, тем становилась менее отчетлива. Потом, очень медленно, она вновь открыла глаза.
— Невероятно, — прошептала она.
— Что? — Гарднер весь подался вперед. Он не был уверен, правильно ли расслышал.
— Что это такое… что оно может сделать… что оно сделает…
Она разговаривает во сне, — понял Гарднер и ощутил беспокойство. Нечто странное было в лице Бобби. Не на нем, а в нем, как будто странность возникла под кожей.
— Ты найдешь это… Думаю, это было для тебя, Гард…
— Что было?
— Осмотрись вокруг, — голос Бобби дрожал. — Ты увидишь. Мы закончим раскопки вместе. Ты увидишь, что это решает… все… проблемы… все проблемы…
Гарднер склонился над ней, чтобы не пропустить ни слова:
— О чем ты, Бобби?
— Осмотрись вокруг, — повторила Бобби и утихла.
Она спала.
Гарднер почти решился позвонить. Но что-то в последний момент удержало его. Вместо этого он уселся в кресло-качалку и попытался понять, что все это может значить.
Он чувствовал нереальность всего происходящего.
Невероятно… что это такое… что оно может сделать…
Он немного посидит возле нее и подумает. Потом он сварит себе крепкий кофе и выпьет шесть таблеток аспирина. Это поможет ему сохранить бодрость.
…что оно сделает…
Гарднер прикрыл глаза и задремал. Это не страшно. Он может немного вздремнуть, он никогда не засыпал надолго в положении сидя. И потом в любой момент может появиться Питер; он увидит своего старого друга Гарда, запрыгает от радости и принесет свой мячик. Так было всегда. Питер был лучшим будильником, если вдруг заснешь. Да и потом, ведь он только вздремнет на пять минут, не более.
Ты обнаружишь это. Я думаю, что это как раз для тебя, Гард…
Он закрыл глаза, и им овладела дрема, которая быстро перешла в сон, такой глубокий, что он напоминал кому.
Шшшшшшшшшшшш…
Он смотрит на свои лыжи, загипнотизированный их скоростью. Но он не понимает, что находится под гипнозом, пока чей-то голос слева не произносит: «Одна вещь, которую вы, ублюдки, никак не можете усвоить — это то, что в нашем ядерном развитии мы никогда не остановимся».
На Теде были поношенные джинсы и теплый свитер. Он ехал на лыжах хорошо и быстро. Сам же Гарднер полностью вышел из-под контроля.
— Сейчас ты врежешься, — прозвучал вдруг чей-то голос. Это бармен. Его губы растянулись в улыбке. Но в этой улыбке — яд, которым можно и отравиться…
— Я умер, когда случилась авария на реакторе, — сообщает он.
— Нет, — шепчет Гарднер. Это… это то, чего он всегда боялся. Самое страшное из всего возможного.
— Да, — насмешливо говорит мертвец, а они все мчатся с горы, приближаясь к деревьям. — Я пригласил тебя в мой дом, поил и кормил тебя, а ты отплатил мне, убив меня пьяным аргументом.
— Пожалуйста… я…
— Что ты? Что ты? — голос слева. Рисунок на свитере Теда начал исчезать. Вместо него вдруг проявились желтые символы радиационной тревоги. — Ты — ничто, вот в чем дело! С чего ты взял, что в один прекрасный день произойдет этот выброс?
— Ты убил меня, — вновь появился справа бармен, — но ты поплатишься за это. Ты погибнешь, Гард.
— Ты что думаешь, это произошло с нами по милости волшебника страны Оз? — добавил Тед. Внезапно его губы задрожали. На одном глазу начала появляться катаракта. Гарднер с ужасом увидел, что Тед постепенно превращается в человека больного радиационной болезнью в последней стадии.
Символы радиационной тревоги на свитере Теда почернели.
— Ты подохнешь, болван, — вопил бармен, — подохнешь!
Гард дрожал от ужаса.
Внезапно он почувствовал, что скользит на лыжах с обрыва. Вслед ему неслись слова:
— Тебе никогда не остановить нас! Никто не сможет нас остановить! Вы потеряли возможность контролировать нас! Потеряли еще в тысяча девятьсот тридцать девятом году. А к тысяча девятьсот шестьдесят пятому году мы достаточно окрепли. Скоро произойдет взрыв!
— Нет… нет…
— Ты забрался слишком высоко, а те, кто оказывается слишком высоко, падают и ударяются больнее других, — издевался бармен. — Смерть большинства приведет к гибеливсех. Ты умрешь… умрешь… умрешь!
Как это верно! Он попытался свернуть с лыжни. Впереди показалась большая старая ель. Тед и бармен исчезли, и он подумал: Бобби, может, это были призраки?
Вокруг ели возник красноватый ореол… и вдруг он начал сверкать и загорелся. Беспомощно летя прямо на дерево, Гард увидел, что оно увеличивается в размерах и как бы направляется ему навстречу, намереваясь поглотить его, и он услышал завывание ветра и…
…ему показалось, что он проснулся, хотя на самом деле он крепко спал. Просто один сон сменился другим. Вот и все.
В этом новом сне ему снилось происшествие во время лыжной прогулки. Проснувшись во сне, он обнаружил себя сидящим в кресле-качалке в комнате Бобби. Он подумал: Я должен выпить кофе и принять аспирин. По-моему, я уже собирался раньше это сделать.
Он собрался вставать, и тут Бобби открыла глаза. Теперь он точно знал, что все это ему снится, потому что глаза Бобби сверкали зеленым светом. Гарднеру вспомнился выдуманный космический дождь из комиксов с цветными иллюстрациями. Но свет из глаз Бобби был каким-то другим, похожим, скорее, на огни святого Эльма в жаркую ночь.
Скачать книгу [0.16 МБ]
Пирамида