Он тряпкой укрыл эту руку… Это было незачем делать, понимал он, и все же укрыл руку Руфи.
Он сделал это, а начальник пожарной службы, кретин Элисо, ухмылялся, глядя на него как будто перед ним аппетитно дымился ужин, а не лежала убитая милая женщина. Все это было безумием.
— Что же там произошло? — задумчиво проговорил Бент.
— То, что никак не могло произойти. Городской зал взлетел на воздух, как ракета.
— Та веришь, что это возможно?
— Нет. Но нельзя не верить собственным глазам.
— А если даже взлетел… — Бент неотрывно смотрел на дорогу. — Что ты чувствуешь, Джинглс? Что ты почувствовал там? У тебя не было чувства, что там случилось что-то ужасное?
— Может быть… — задумчиво протянул Джинглс. — Может быть. Я безусловно что-то почувствовал.
— Что же?
— Не знаю. — Голос Джинглса задрожал. — Но я так рад, что мы уезжаем оттуда…
И Джинглс, весельчак и задира Джинглс, вдруг заплакал.
Они ехали по шоссе. Сумерки окутали землю. Наступила ночь. Бент был рад этому обстоятельству. Ему не хотелось смотреть на Джинглса… и не хотелось, чтобы Джинглс смотрел на него.
Валяющиеся кругом части человеческих тел… Это было ужасно. Но самым ужасным было видеть руку Руфи с кольцом на среднем пальце, потому что эта рука была настоящей.
Оторванные руки, ноги и туловища в первый момент повергли его в шок, пока он не сообразил, что оторванных рук и ног без крови не бывает. Он оглянулся на Джинглса, чтобы поделиться с ним своей догадкой, и увидел, что тот держит в одной руке дымящуюся голову, а в другой — оторванную ногу.
— Куклы, — удивленно определил Джинглс. — Чертовы куклы. Откуда они здесь взялись, Бент?
Он хотел сказать, что не знает, но передумал и ничего не ответил. И только сейчас, в машине, он вдруг сказал то, что лежало глубоко в памяти и вдруг всплыло на поверхность:
— У нее были куклы. У мисс Мак-Косленд. — И подумал: У Руфи. Думаю, мы были достаточно хорошо с ней знакомы, чтобы я мог называть ее Руфь, как называл ее Страшила. Мог.Ее любили все, кто был с ней знаком. Именно поэтому так нелепо выглядит ее смерть…
— Да, мне кажется, я тоже слышал об этом, — сказал Джинглс. — Ее хобби, верно? Я слышал об этом, но не помню где.
— Верно, хобби. Ее куклы. Я разговаривал как-то о ней со Страшилой…
— Со Страшилой? — переспросил Джинглс. — Страшила Дуган был знаком с миссис Мак-Косленд?
— Да, и очень близко. Страшила был компаньоном ее мужа, пока тот не умер. Так вот, он сказал мне, что у нее около сотни кукол, а может, две сотни. Они, сказал он, ее хобби, хотя однажды она выставляла их в Августе. Он говорил, что она была страшно горда этой выставкой и считала, что это — самое большое дело, которое ей удалось сделать в жизни. А сделала она, как мне известно, немало. Страшила так хорошо отзывался о ней, что мне кажется… ну, что они были близки.
— Куклы… — повторил Джинглс. — А с первого взгляда и не подумаешь. Если бы не отсутствие крови, я бы не…
— Но мы с тобой так и не знаем, зачем они были там. И что она там делала.
Джинглс со страдальческим видом произнес:
— Странно, кому понадобилось ее убивать? Она был такой милой леди!
— Тебе не показалось, что это был несчастный случай?
— Нет. Взрыв не может произойти без причин. А вокруг все пахло паленым маслом. Заметил?
Бент кивнул. Да, он еще никогда не слышал подобного запаха.
— Странная, ненормальная история. Странное место. Мне казалось минутами, что я сам схожу с ума. А ты?
— Похоже… Эти обрывки…
— К черту обрывки! Я имею в виду саму улицу.
— Ее куклы, Бент. Что делали там ее куклы?
— Не знаю.
— У меня есть одна версия: может быть, кто-то ненавидел не только ее, но и ее кукол, поэтому и взорвал их вместе с нею. И не смотри на меня как на кретина. Так бывает иногда.
Вместо ответа Бент попросил Джинглса опять попробовать включить рацию. В эфире царил сплошной шум, напомнивший Бенту старую микроволновую печь своей бабушки.
Взрыв произошел в 15:05. Башенные часы, как всегда, пробили три, отставая на полминуты, а через пять минут — БА-БАХ!..
Внезапно руль в его руках задымился, а фары вспыхнули. От неожиданности Бент чуть не потерял возможность управлять машиной. Автомобиль развернуло, и он оказался поперек дороги.
Мотор заглох, и некоторое время они ошарашенно смотрели друг на друга, сжимая в руках автоматы.
В воздухе царил запах паленой резины.
— Что за чертовщина? — взревел Джинглс, а Бент подумал: Он тоже это почувствовал. Это — часть всего того, что происходит в Хейвене. И он тоже это почувствовал!
Ветер усиливался, напряжение нарастало. Странно, — думал Бент, — ничего страшного не происходит. Но ему страшно. Он напуган до смерти.
Мимо них на бешеной скорости пронесся старенький грузовичок-«пикап», обдав их облаком пыли. Когда гудение мотора перестало быть слышным, Бенту показалось, что Джинглс сказал:
— Я видел этот грузовик в Хейвене, Бент. Он был припаркован перед рестораном.
— Что-что?
Никакого ответа.
Он взглянул на Джинглса. Джинглс с расширенными от изумления глазами на побелевшем лице смотрел на него.
Бент вдруг подумал: Микроволновая связь? Телепатия?
Оттуда, куда умчался грузовик, на них надвигалось облако пыли.
— О Боже! Мне это не нравится! — прошептал Джинглс.
Бент шагнул вперед, держа палец на спуске автомата, и тут мир внезапно осветился ярко-зеленым светом.
5.РУФЬ МАК-КОСЛЕНД
Руфи Арлене Меррил Мак-Косленд исполнилось пятьдесят, но она выглядела лет на десять, а в хороший день и на пятнадцать моложе. Каждый в Хейвене сказал бы, что она была самым лучшим констеблем за все время существования города. Наверное потому, что ее муж командовал городской гвардией. А может, просто потому, что Руфь была Руфью. Так или иначе, Хейвену повезло, что она жила там. Она была строга, но справедлива. Она умела держать себя в руках. И она была совершенно бесстрашной.
Руфь родилась и выросла в Хейвене; она была правнучкой преподобного мистера Дональда Хартли, которому так не нравилось, что город переименовали. В 1955 году она окончила исторический факультет Мэнского университета, став третьей женщиной, обучавшейся на этом факультете за все время его существования, и сразу же после этого вышла замуж за Ральфа Мак-Косленда, закончившего факультет права. Это был высокий, сильный и по-настоящему хороший человек. Он мечтал командовать городской гвардией, потому что до этого ею командовал его отец. Руфь и Ральф любили друг друга.
Она легла в супружескую постель девственницей. Ее немного беспокоило это, но он был нежен, и она не ощутила почти никакого дискомфорта.
Они жили в огромном доме в старовикторианском стиле, состоящем из множества огромных комнат, образующих анфилады. Материально их брак был прекрасно обеспечен любящими родителями Руфи и Ральфа, и, казалось, не было никаких проблем для беспокойства.
Ральф ходил на службу, а Руфь некоторое время наслаждалась созданием семейного гнездышка, а потом увлеклась общественной деятельностью. Она упорядочила фонды местной библиотеки, активно участвовала в самых разных комитетах и фондах и даже возглавила хейвенское общество защиты животных.
Она без страха подходила к любой собаке или кошке, независимо от того, бродячие они или нет. Она не боялась заразиться никакими болезнями, а ее искреннее желание помочь почти всегда располагало к ней животных.
И лишь один раз ее укусила собака. Руфь пришла в дом человека по фамилии Моран. Хозяев дома не было. Собака бегала вокруг дома. Она завиляла хвостом, увидев входящую во двор Руфь, но, когда та протянула к собаке руку, внезапно вцепилась в нее зубами и отскочила, нацеливаясь на ногу. Руфь поторопилась покинуть двор Морана, на ходу перевязывая кровоточащую руку носовым платком. А потом…
Что бы вы сделали, если бы чья-то собака укусила вас? Пристрелили бы ее? Потребовали бы денежную компенсацию? Руфь поступила иначе. На следующий день она позвонила Морану, представилась, описала ситуацию и предложила ему… сделать добровольное пожертвование в фонд защиты животных. Мистер Моран начал возражать. Мистер Моран кричал. Мистер Моран осыпал Руфь всеми возможными оскорблениями, какие только мог изобрести. Руфь терпеливо выслушала его и спокойно сказала:
— Мистер Моран, как вы думаете, если мой адвокат передаст дело в суд, сумеет ли он доказать, что ваша собака кусала меня и раньше?
Тишина на противоположном конце линии.
— Кусала не менее двух раз?
Тишина.
— Или трех…
— Грязная сука, — с тоской в голосе выругался Моран.
— Что ж, — так же спокойно ответила Руфь, — не могу сказать, что беседа с вами доставила мне удовольствие, но все же надеюсь, что вы сделаете правильные выводы и последуете моему совету.
Мистер Моран сделал правильные выводы. Спустя неделю Руфь получила от него конверт в адрес фонда защиты животных. Внутри лежала записка и однодолларовая банкнота с большим пятном посредине, природу которого она не смогла определить. Записка гласила: «Этим я подтираю мою задницу, сука!»
Руфь взяла банкноту за уголок и отнесла в ванную. Там она окунула доллар в стиральный порошок, включила машину — и через две минуты достала из нее чистую, почти новую купюру. Прогладив ее утюгом, она положила ее в сейф, где лежали все средства фонда, и записала в канцелярскую книгу: «Б.Моран, добровольный взнос: 1 доллар».
Единственным, что омрачало ее жизнь, было отсутствие детей. После пяти лет бездетного супружества они с Ральфом обратились к специалистам. Их обследовали и сделали заключение, что они оба совершенно здоровы, посоветовав при этом не оставлять надежду.
Но Руфь так и не смогла забеременеть. Может быть, отсутствие детей и объясняло ее страсть к коллекционированию кукол. Может быть, таким образом в ней реализовывались материнские инстинкты, кто знает?
Местные дети очень любили, когда она разрешала им приходить и рассматривать коллекцию. Там были всевозможные куклы, и дети нередко уходили от Руфи в слезах, потому что нельзя было не хотеть обладать подобным сокровищем.
Девятнадцатого июля изображение Иисуса начало разговаривать с Бекки Паульсон. Девятнадцатого июля куклы Руфи Мак-Косленд в первый раз заговорили с ней.
Горожане были приятно удивлены, когда в 1974 году, через два года после смерти Ральфа Мак-Косленда, его вдова выдвинула свою кандидатуру на пост городского констебля. Вторым соискателем был парень по фамилии Мамфри, глупый и беспомощный, вызывавший у всех, кто знал его, скорее жалость, нежели раздражение. В городе он был новичком. Но он надеялся, что его шансы гораздо выше шансов Руфи уже хотя бы потому, что жители города вряд ли рискнут назначить констеблем женщину, пусть даже и с высшим образованием.
Именно это они и сделали. Руфь выиграла четыреста семью голосами против девяти. Через три недели Мамфри с женой покинули Хейвен, а Руфь приступила к исполнению своих новых обязанностей. Ей понравилась эта работа. На посту констебля она могла быть полезной своему городу, поддерживая в нем порядок. И добрые ее сограждане, сами от себя не ожидавшие, что в городе появится женщина-констебль, через два года с удивлением отметили, что порядка действительно стало больше, потому что Руфь сумела укротить даже таких отъявленных пьяниц и дебоширов, как Дел Каллам и Джо Паульсон. Иногда ей приходилось прибегать к помощи Страшилы — Батча Дугана, готового на все ради вдовы Ральфа.
Да, про нее действительно можно было сказать, что ее сердце бьется в такт ритму города, и поэтому, наверное, она одна из первых почувствовала неладное.
Все началось с головной боли и плохих снов.
Головная боль пришла с наступлением июля. Иногда она была слабой и почти незаметной, а потом в висках начинало стучать так, будто кто-то без перерыва бьет молотом по наковальне. Ночью четвертого июля ей стало настолько плохо, что она была вынуждена позвонить Кристине Мак-Кин и попросить ее заглянуть утром, чтобы в случае необходимости привести врача.
В тот же вечер она засветло легла в постель, но уже стемнело, а она все не могла уснуть. Жаркое лето. Духота. Такого жаркого лета давно не бывало, — вяло думала она.
Ей приснился фейерверк.
Только он был не красно-бело-оранжевый, он был ядовито-зеленого цвета. Он осветил все небо, и отсветы ложились на стоящие вокруг здания.
Оглянувшись по сторонам, она увидела хорошо знакомых ей людей, с которыми прожила всю свою жизнь, — Харди и Креншоу, Браунов и Дюплесси, Андерсонов и Кларендонов, — стоящих глядя в небо. Из их глаз струился зеленый свет, а рты были полуоткрыты, и она увидела, что у всех у них повыпадали зубы.
К ней повернулся Джастин Хард, обнажив в приветственной улыбке голые десны, из уголка его рта стекала слюна. Уходите, — подумала вдруг она. — Сейчас же уходите! Иначе вы все умрете!
Джастин направился к ней, и она увидела, что его лицо изменяется и становится похожим на лицо Лампкин, ее старой куклы. И все остальные люди начали превращаться в кукол. Мабел Нойес уставилась на нее фарфоровыми голубыми глазами, растянув губы в загадочной улыбке китайской куклы.
— Призраки, — прошептала Мабел… И Руфь проснулась.
Она лежала с открытыми глазами, а вокруг была темнота. Головная боль наконец-то прошла. В мозгу крутилась одна и та же мысль: Руфь, ты должна уехать отсюда прямо сейчас Не трать времени на сборы, одевайся и уезжай!
Но она не могла сделать этого.
Вместо этого она вновь закрыла глаза и через некоторое время уснула.
Когда пришло сообщение, что в доме Паульсонов произошел пожар, Руфь примчалась туда на десять минут раньше пожарной команды и размышляла о том, что начальник пожарной команды Аллисон достоин хорошей взбучки.
Потом мысли ее перескочили на другой интересующий ее момент. Дело в том, что с некоторых пор ей стали известны вещи, о которых еще неделю назад она не имела права знать. Это знание стало как бы частью ее.
И она думала об этом, потому что Хейвен изменялся и перемены не предвещали ничего хорошего.
За несколько дней до исчезновения Давида Брауна Руфь поняла, что город отстраняется от нее. Никто не плевал ей вслед, не бил окна в ее доме… но она замечала, что все чаще люди провожают ее взглядом.
Они смотрели ей вслед… смотрели и ждали..
Чего?
Она отлично знала чего: они ждали, когда она начнет «превращаться».
Между пожаром в доме Паульсонов и исчезновением Давида Брауна прошла неделя. Именно тогда с Руфью и стали происходить всякие странные вещи.
Например почта.
Она получала каталоги, проспекты и циркуляры, но к ней не приходили письма. Никаких личных посланий. Так прошло три дня, и наконец она отправилась на почту. Там находилась только Ненси Восс. Руфь объяснила ей, зачем пришла, и вдруг услышала странные щелкающие звуки. Она не имела представления, что (кроме почты для нее) может производить такие звуки. И еще ей не нравилась эта женщина, из-за которой так много слез пролила Бекки Паульсон, и…
На улице было жарко, в помещении почты — еще жарче. Руфь обливалась потом.
— Я прослежу за твоей корреспонденцией, Руфь, — улыбнулась ей Нэнси Восс, и Руфь заметила, что половины ее зубов во рту нет.
Руфь присела к столу, чтобы заполнить бланк перевода, думая при этом: Я схожу с ума. И что это за звуки? Может, они мне мерещатся?
Скачать книгу [0.16 МБ]
Пирамида