— Ну, так собирайтесь, — фыркнула Рода, — чего вы ждете?
И пошла по проходу, оставив их одних — черное платье, одинокая плакальщица на похоронах, состоявшихся в другом месте.
Снова к Еве, в последний раз. Было десять минут седьмого. Солнце повисло над соснами на западе, проглядывая из разорванных облаков кровавым пятном. Бен зарулил на стоянку и с любопытством посмотрел на окна своей комнаты. Сквозь незадернутые занавески была видна пишущая машинка, стоявшая на страже у стопки рукописи, придавленной стеклянным шаром пресс-папье. Бен изумился, что разглядел все это отсюда, да так отчетливо, будто в мире царили здравый смысл, обыденность и порядок. Он позволил взгляду спуститься к заднему крыльцу. Там бок о бок стояли неизменившиеся кресла-качалки, в которых они со Сьюзан разделили свой первый поцелуй. Дверь, ведущая в кухню, была открыта, как ее оставил Марк.
— Не могу, — пробормотал мальчик. — Просто не могу. — Его широко раскрытые глаза побелели, он скорчился на сиденье, подтянув колени к подбородку.
— Нас должно быть двое, — сказал Бен, протягивая мальчику две ампулы со святой водой. Марк в ужасе отпрянул, словно, дотронься он до них, через кожу проник бы яд.
— Давай, — поторопил Бен. Он исчерпал все аргументы. — Давай, пошли.
— Нет.
— Марк?
— Нет!
— Марк, ты мне нужен. Остались только мы с тобой!
— Я сделал уже достаточно! — выкрикнул Марк. — Я больше не могу! Я не могу его видеть, как вы не понимаете!
— Марк, нас должно быть двое, разве ты не знаешь?
Марк взял ампулы и зажал в кулаке у груди.
— Мамочки, — прошептал он. — Ой, мамочки. — Он взглянул на Бена и кивнул. Жест получился дерганым и вымученным. — Ладно.
— Где молоток? — спросил Бен, когда они вышли из машины.
— Был у Джимми.
— Ладно.
Они взошли на крыльцо. Ветер усилился, солнце ослепительно сверкало сквозь тучи, раскрашивая все в красный цвет. В кухне на них гранитной плитой навалилось влажное, осязаемое зловоние смерти. Дверь в подвал была открыта.
— Я так боюсь, — вздрогнув, сказал Марк.
— Оно и к лучшему. Где фонарик?
— В подвале. Я бросил его, когда…
— Ладно. — Они стояли возле пасти подвала. Как и предупреждал Марк, лестница в закатном свете казалась нетронутой. — Иди за мной, — сказал Бен.
Бен довольно легко подумал: «Иду умирать.»
Мысль пришла естественно, в ней не было ни страха, ни сожаления. Кипящие в душе чувства терялись в нависшей над домом всеподавляющей атмосфере зла. Съезжая вниз по доске, которую Марк поставил, чтобы выбраться из подвала, обдирая руки, Бен ощущал неестественное ледяное спокойствие. Он увидел, что пальцы светятся, словно одетые в призрачные перчатки. Это его не удивило.
«Пусть „кажется“ придет конец. Довольно! На трон взошел пломбирный император.» Кто это сказал? Мэтт? Мэтт умер. И Сьюзан умерла. И Миранда. И Уоллес Стивенс тоже умер. «На твоем месте я бы туда не смотрел.» Но Бен посмотрел. Так вот как выглядишь, когда все позади. Как что-то размозженное, изломанное, некогда заполненное разноцветными жидкостями… Не так уж плохо. О н умрет страшнее. У Джимми был пистолет Маккаслина — наверное, до сих пор лежит в кармане. Бен заберет его и, если до заката они не успеют добраться до Барлоу… сначала мальчика, потом себя. Скверно, но о н умрет страшнее. Бен спрыгнул в подвал и помог спуститься Марку.
Взгляд мальчика скакнул к темному, свернувшемуся на полу силуэту, и метнулся прочь.
— Не могу я на это смотреть, — хрипло сказал он.
— Ну и ладно.
Марк отвернулся, а Бен опустился на колени и отшвырнул в сторону смертоносные фанерные квадраты, из которых торчали поблескивающие драконьи зубы забитых в них ножей. Потом осторожно перевернул Джимми.
На твоем месте я бы не смотрел.
— Джимми, Джимми, — попытался он выговорить, но слова разломились в горле, закровоточив. Бен левой рукой обнял Джимми и приподнял, а правой вытащил из тела товарища ножи Барлоу. Их оказалось шесть. Джимми потерял очень много крови. В углу на полке лежала стопка аккуратно сложенных штор из гостиной. Забрав револьвер, фонарик и молоток, Бен сходил за ними и закрыл тело Джимми. Потом он выпрямился и проверил фонарик. Пластиковая линза, закрывающая лампочку, треснула, но сама лампочка работала. Он быстро посветил по сторонам. Ничего. Осветил пространство под биллиардным столом. Пусто. За печкой — тоже. Стеллажи с консервами, доска, увешанная инструментом и, как эшафот, ведущий в никуда, отпиленная лестница, которую затолкали в дальний угол, чтобы было не видно из кухни.
— Где же он? — пробормотал Бен. Он поглядел на часы, стрелки показывали 6:23. Когда сядет солнце? Вспомнить не удавалось. Разумеется, не позже, чем в без пяти семь. У них оставалось от силы полчаса.
— Ну, где он? — закричал Бен. — Чую, что здесь, только где?
— Вот! — крикнул Марк, ткнув куда-то светящимся пальцем. — Что это?
Бен поймал предмет в луч света. Уэльский посудный шкафчик.
— Маловат будет, — сказал он Марку, — вдобавок, он придвинут к стене.
— Давайте посмотрим за ним.
Бен пожал плечами. Они пересекли подвал, подошли к шкафчику и взялись за него с двух сторон. Бен ощутил растущее возбуждение. Конечно, разве запах (или аура, или атмосфера, называйте, как хотите) не был здесь гуще, противнее? Он бросил взгляд наверх, на открытую в кухню дверь. Свет потускнел, золото в нем таяло.
— Мне не поднять, слишком тяжело, — пропыхтел Марк.
— Плевать, — ответил Бен. — Сейчас мы его перевернем. Держи крепко.
Марк наклонился над шкафчиком, уперевшись плечом в древесину. На светящемся лице выделялись свирепые глаза.
— О"кей.
Они дружно навалились на шкафчик всей тяжестью, и тот опрокинулся с таким треском, словно ломались кости: это внутри разлетался вдребезги старый свадебный китайский сервиз Евы Миллер.
— Я знал! — торжествующе крикнул Марк.
На месте посудного шкафчика в стене обнаружилась дверца по грудь высотой. Новенький амбарный замок надежно сторожил засов.
Два размашистых удара молотком убедили Бена, что замок сдаваться не намерен. «Господи Исусе,» — тихонько пробормотал молодой человек. К горлу подступило горькое разочарование. Потерпеть поражение под самый занавес, и из-за чего? Из-за замка, которому красная цена — пять долларов… Нет. Если придется, он прогрызет эти доски. Пошарив вокруг лучом, он наткнулся на аккуратно подвешенную справа от лестницы доску с инструментом. Два колышка удерживали топорик, лезвие пряталось в резиновом чехле.
Бен подбежал к доске, сорвал топорик, стащил чехол, достал из кармана ампулу, выронил, и святая вода, немедленно засияв, вылилась на пол. Он вынул другую, отвинтил маленький колпачок и полил топорик, который сразу замерцал жутким волшебным светом. А когда Бен взялся за деревянное топорище, то почувствовал, что оно легло в руку хорошо, невероятно правильно. Энергия приварила пальцы молодого человека к топору, не давая им разжаться. Бен секунду постоял с топором в руках, разглядывая сияющее лезвие, а потом, побуждаемый неким любопытством, коснулся им своего лба. Его охватила непоколебимая уверенность, ощущение неминуемой правоты, чистоты. Бен впервые замного недель почувствовал, что больше не бредет ощупью в туманах веры и неверия, что бой с противником, чье тело слишком невещественно, чтобы получать удары, закончен.
Руки наливались гудящей, как высокое напряжение, силой. Лезвие засияло ярче.
— Ну! — взмолился Марк. — Скорее! Пожалуйста!
Бен Мирс расставил ноги, размахнулся и саданул. Топор описал светящуюся дугу, оставившую перед глазами след, лезвие с глухим стуком вгрызлось в дерево и утонуло по самое топорище. Полетели щепки.
Бен выдернул топор, дерево отдавало сталь с пронзительным визгом. Он опустил топор снова, еще раз… еще. Мышцы рук и спины ощутимо, гибко растягивались и переплетались, двигаясь с такой уверенностью и обдуманным жаром, каких еще не знали. От каждого удара по подвалу разлеталась шрапнель щепок. На пятом ударе топор с треском прошел насквозь, в пустоту, и Бен принялся расширять дыру почти с лихорадочной быстротой.
Марк в изумлении не сводил с него глаз. От топорища по рукам Бена сползало холодное синее пламя, и вот уже стало казаться, что молодой человек трудится в огненном столбе: склоненная набок голова, натянутые от напряжения мышцы шеи, один глаз горит, второй сощурен. Рубашка на спине между напрягшихся крыльев лопаток лопнула, и под кожей перекатывались канаты мышц. Это был человек одержимый, и Марк, не понимая или не имея нужды понимать, увидел, что ничего христианского в этой одержимости нет —она, подобно извергнутым земными недрами голым слиткам железной руды, была проще, не такой чистой. Лишенная всякой законченности, она являла собой Силу, Мощь, то, что вращает главнейшие колеса вселенной. Дверь в подпол Евы Миллер не смогла перед ней устоять. Топор замелькал так, что слепило глаза: он превратился в рябь, в арку, в радугу, соединившую плечо Бена с разбитой древесиной последней двери. Бен нанес последний удар, отшвырнул топор и поднес к глазам нестерпимо ярко сияющие руки. Он протянул их Марку, и мальчик вздрогнул.
— Я люблю тебя, — сказал Бен.
Их руки соединились в пожатии.
Подпол оказался небольшим, похожим на камеру и пустым, если не считать нескольких пыльных бутылок, каких-то ящиков, пыльной корзины с бушелем очень старой, проросшей во все стороны картошки… и тел. В дальнем конце, прислоненный к стене, как саркофаг, стоял гроб Барлоу. В принесенном ими свете гребень крышки холодно засиял, напомнив огни Святого Эльма.
Перед гробом, как железнодорожные шпалы, лежали тела людей, с которыми Бен делил стол и кров: Евы Миллер, Проныры Крейга, Мэба Малликэна из комнаты в конце коридора второго этажа, Джона Сноу — инвалида, который жил на пенсию и из-за артрита был едва в состоянии сойти к завтраку, Винни Апшо, Гровера Веррилла.
Перешагнув через них, Бен с Марком стали у гроба. Бен поглядел на часы: без двадцати семь.
— Сейчас мы его отсюда вынесем, — сказал он. — Клянусь Джимми.
— Он, наверное, весит целую тонну, — отозвался Марк.
— Ничего, справимся. — Бен вытянул руку, словно примериваясь, а потом ухватился за верхний правый угол гроба. Гребень крышки бесстрастно блестел, как глаз, дерево на ощупь оказалось неприятным до мурашек, гладким и закаменевшим от времени. В нем, казалось, не было ни отверстий, ни небольших изъянов, чтобы пальцы могли нащупать их и уцепиться. Несмотря на это, Бен без труда раскачал его одной рукой и легонько подтолкнул вперед с таким чувством, будто огромную тяжесть сдерживали невидимые противовесы. Внутри что-то глухо стукнуло. Бен принял тяжесть гроба на руку.
— Теперь, — сказал он, — твою сторону.
Марк потянул кверху, и изножье гроба легко поднялось. Лицо мальчика выразило радостное изумление:
— По-моему, я мог поднять его одним пальцем.
— Наверное. Наконец-то дела пошли по-нашему. Но действовать надо быстро.
Когда они проносили гроб в разбитую дверь, возникла угроза, что самая широкая его часть не пройдет, и Марк, пригнув голову, подтолкнул. Гроб с деревянным скрипом пролез, и его отнесли туда, где лежал накрытый шторами Евы Миллер Джимми Коди.
— Вот он, Джимми, — сказал Бен. — Вот эта сволочь. Ставь, Марк.
Он опять взглянул на часы. 6:45. Теперь свет, шедший из кухонной двери над их головами, был пепельно-серым.
— Сейчас? — спросил Марк.
Они переглянулись поверх гроба.
— Да, — ответил Бен.
Марк обошел гроб. Постояв над запертым, запечатанным гробом, оба нагнулись, дотронулись до замков, и те раскололись с таким звуком, будто треснула тонкая дощечка. Они подняли крышку. Сверкая обращенными к потолку глазами, перед ними лежал Барлоу.
Теперь это был молодой человек. Черные, блестящие, трепещущие волосы рассыпались по шелковой подушке, лежавшей в головах узкого обиталища вампира. Кожа лучилась жизнью. Щеки рдели, как вино. Из-под полных губ выступали полукружья похожих на слоновую кость, белых с желтыми прожилками зубов.
— Он.. — начал Марк, но так и не договорил.
К их ужасу красные глаза Барлоу заворочались в глазницах, наполняясь жизнью и издевательским торжеством. Взгляд вампира пересекся со взглядом Марка и уже не отпускал, мальчик провалился в него, его собственные глаза опустели и стали далекими.
— Не смотри на него! — крикнул Бен, но было слишком поздно. Он оттолкнул Марка в сторону. У мальчика вырвалось горловое хныканье, и он вдруг кинулся на Бена. Тот, захваченный врасплох, шатнулся и попятился. Миг — и руки мальчика проникли к нему в карман, зашарили в поисках револьвера Хомера Маккаслина. — Марк! Нечего…
Но мальчик не слышал. Лицо было пустым, как вымытая классная доска, из горла безостановочно несся скулящий звук, вой пойманного в ловушку очень маленького зверька. Он обеими руками вцепился в пистолет. Началась борьба — Бен пытался вырвать оружие из судорожно стиснутых пальцев парнишки и отвести от них обоих ствол.
— Марк! — рявкнул он. — Марк, очнись! Ради Бога…
Дуло дернулось вниз, к голове Бена, раздался выстрел. Молодой человек почувствовал, что пуля прошла у виска. Он схватил Марка за руки, лягнул, тот откачнулся назад и пистолет лязгнул об пол между ними. Мальчик, поскуливая, прыгнул к пистолету, но Бен изо всех сил дал ему в зубы, вскрикнув, словно сам получил удар. Марк упал на колени, а Бен пинком отшвырнул пистолет подальше. Марк попытался поползти за ним, но Бен опять ударил его.
Парнишка с усталым вздохом рухнул на пол.
Теперь силы оставили Бена, а с ними — уверенность. Он опять стал просто Беном Мирсом, и ему было страшно. Квадрат света в проеме кухонной двери выцвел до бледно-пурпурного, часы показывали 6:51.
Страшная сила потянула голову молодого человека, приказывая посмотреть на розового обожравшегося паразита, который лежал рядом с ним в гробу.
Смотри, смотри на меня, ничтожество. Смотри на Барлоу, который коротает столетия так, как ты коротаешь с книгой у камина часы. Смотри, смотри на великое творение ночи, которое ты лишишь жизни своей жалкой деревяшкой. Смотри, писака: я писал в жизнях человеческих, и чернилами мне служила кровь. Учти это и оставь надежды, сдайся!
«Джимми, я не могу. Поздно, он слишком силен…»
СМОТРИ НА МЕНЯ! Было 6:53.
С полу донесся стон Марка: «Ма? Мам, ты где? У меня болит голова… темно.»
Он придет ко мне на службу кастратом…
Бен завозился, вытаскивая из-за пояса кол, выронил его и страдальчески вскрикнул — это был крик полного отчаяния. Снаружи солнце покидало Иерусалимов Удел. Последние лучи косо падали на крышу дома Марстена.
Бен быстро поднял кол. Но где молоток? Где этот чертов молоток?
У двери в подпол. Он сбивал там замок.
Бен бросился на другой конец подвала и взял лежавший там молоток.
Марк, чей рот превратился в кровавую рану, приподнялся на локтях, утерся ладонью и тупо взглянул на кровь.
— Мама! — крикнул он. — Где моя мама?
6:55.Свет и тьма пришли в идеальное равновесие.
Подвал погружался во мрак. Бен побежал обратно, одной рукой стискивая кол, другой — молоток.
Раздался гулкий торжествующий хохот. Барлоу сидел в гробу, красные глаза полыхали адским торжеством. Они впились в глаза Бена, и тот почувствовал, что воля покидает его. Издав безумный судорожный вопль, он занес кол над головой и опустил, описав свистящую дугу. Заточенное острие пробило рубашку Барлоу, и Бен почувствовал, как кол входит в плоть.
Барлоу пронзительно закричал — этот жуткий крик боли был похож на волчий вой. Сила, с какой кол поразил цель, отбросила вампира в гроб, опрокинув на спину. Над краями гроба поднялись бешено машущие руки со скрюченными пальцами.
Бен ударил молотком, и Барлоу опять закричал. В левую руку Бена, мертвой хваткой державшую кол, вцепились леденящие могильным холодом пальцы. Извернувшись, Бен оказался в гробу, притиснув коленями колени Барлоу. Он уставился вниз, в изможденное ненавистью и болью лицо.
Скачать книгу [0.25 МБ]
Пирамида