Он опять напряг глаза. Она тоже несла кол! Девушка подошла поближе, и Марк ощутил непреодолимое желание язвительно рассмеяться: девчонка тащила кусок противоснежной изгороди, вот что! Пара взмахов обычным молотком — и он разлетится точно пополам.
Девушка должна была пройти мимо его дерева справа. Расстояние между ними сокращалось все сильнее, и Марк заскользил вокруг ствола влево, стараясь не ступать на мелкие прутики, которые могли бы выдать его своим треском. Наконец синхронное перемещение закончилось. Очутившись к Марку спиной, девушка направилась дальше вверх по склону, к прогалине среди деревьев. Марк с одобрением отметил, что идет она очень осторожно. Хороший признак — несмотря на дурацкий колышек из забора, она явно имелакакое-то представление о том, во что сунулась. Тем не менее, если она сейчас не остановится, то беды не миновать. Стрейкер дома. Марк торчал тут с половины первого и видел, как Стрейкер вышел на подъездную дорогу, осмотрел проселок и вернулся в дом. Марк пытался сообразить, что же ему делать, и тут, испортив уравнение, в происходящее вмешалась эта девчонка.
Может, с ней все обойдется. Она остановилась под прикрытием кустов и пригнулась — смотрела на дом, и только. Марк задумался. Девушка явно была в курсе. Откуда — не имело значения. Следовало пойти предупредить ее, что Стрейкер все еще где-то здесь и начеку. Пушки у нее, наверное, нет, даже такой маленькой, как у него.
Марк соображал, как дать ей знать о своем присутствии, чтобы она не развизжалась, и тут взревел мотор машины Стрейкера. Девчонка явственно подскочила, и Марк испугался было, что она сейчас не выдержит и кинется бежать, с треском ломясь через лес и объявляя о своем присутствии на сотню миль. Но она опять присела на корточки, придерживаясь за землю, словно боялась, что та от нее улетит. «Даже если она дура, трусихой ее не назовешь,» — одобрительно подумал Марк.
Стрейкер задним ходом вывел машину с подъездной дороги (с девчонкиного места наверняка было видно гораздо лучше, сам Марк углядел только черную крышу «Паккарда), на секунду остановился и поехал в сторону города.
Мальчик решил, что надо объединиться в одну команду. Все лучше, чем одному идти в этот дом. Он уже нюхнул окутывающей дом гибельной атмосферы. Марк учуял ее за полмили и, чем ближе подходил, тем гуще она становилась.
Он взбежал по склону, легко касаясь ногами ковра хвои, и положил ладонь девушке на плечо. Тело девушки ощутимо напряглось. Марк понял, что сейчас она завизжит, и сказал:
— Не ори. Все нормально. Это я.
Она не завизжала. У нее вырвался полный ужаса выдох. К нему обернулось побелевшее лицо:
— К-кто «я»?
Он сел рядом с ней.
— Меня зовут Марк Питри. Я тебя знаю — ты Сью Нортон. Мой папа знаком с твоим.
— Питри?.. Генри Питри?
— Да, я его сын.
— Что ты тут делаешь? — Она не переставала обшаривать Марка взглядом, словно до нее еще не дошло, что он настоящий.
— То же, что и ты. Только этот кол не годится. Он слишком… — Марк ухватился за слово, появившееся в его лексиконе «с листа», по определению, а не от того, что Марк им пользовался. — …непрочный.
Сьюзан опустила глаза к своему куску загородки и по-настоящему покраснела.
— А, это… ну, я нашла его в лесу и… и подумала, вдруг кто-нибудь споткнется и упадет, поэтому я просто…
Он нетерпеливо прервал ее взрослую краткую попытку потянуть время:
— Ты пришла убить вампира, так?
— С чего ты взял? Что это тебе в голову лезут вампиры и прочее в том же духе?
Марк серьезно ответил:
— Вчера ночью вампир пытался добраться до меня. И, между прочим, чуть не добрался.
— Ерунда. Такой большой мальчик, а выдумываешь…
— Это был Дэнни Глик.
Сьюзан подалась назад, сузив глаза, словно вместо ответа получила издевательский тычок. Потянувшись, она нашла руку Марка и схватила. Их взгляды скрестились.
— Ты это придумал, Марк?
— Нет, — сказал он и в нескольких простых фразах изложил свою историю.
— И ты пришел сюда один? — спросила Сьюзан, когда он замолчал. — Ты поверил и пришел сюда один?
— Поверил? — Марк наградил ее откровенно озадаченным взглядом. — Конечно, поверил. Я же сам видел, разве не так?
Ответить на это было нечего, и Сьюзан внезапно устыдилась того, как сразу усомнилась (да нет, усомнилась — слишком мягко сказано) в рассказе Мэтта и условном принятии его Беном.
— А ты как тут оказалась?
Она замялась и ответила:
— В городе кое-кто подозревает, что в этом доме живет человек, которого никто еще не видел. Что он может оказаться… э… — У нее все еще не поворачивался язык выговорить это слово, но Марк кивнул: понятно. Даже при таком коротком знакомстве парнишка казался весьма необычным. Опуская все, что могла бы добавить, Сьюзан просто сказала: — Поэтому я пришла посмотреть и выяснить.
Марк кивнул в сторону колышка.
— А это принесла, чтобы забить в него?
— Не знаю, смогу ли.
— Я смогу, — хладнокровно сказал он. — После того, что видел вчера ночью — смогу. Дэнни висел за моим окном, как здоровенная муха. А зубы у него… — мальчик потряс головой, отгоняя кошмар, как деловой человек отгоняет клиента-банкрота.
— Твои родители знают, что ты здесь? — спросила Сьюзан, понимая, что знать это они не должны.
— Нет, — небрежно сообщил мальчик. — По воскресеньям они выбираются на природу. По утрам идут слушать птиц, а день у них тоже занят. Иногда я хожу с ними, иногда — нет. Сегодня они поехали покататься на побережье.
— Вот это пацан, — сказала Сьюзан.
— Нет, — сказал Марк. Похвала не смутила его. — Но от него избавлюсь.
Он посмотрел на дом.
— Ты уверен…
— Само собой. И ты тоже. Ты что, не чувствуешь, какая он дрянь? И этот дом тебя не пугает одним только видом?
— Да, — просто призналась девушка, сдаваясь. Логика мальчика была логикой нервных окончаний, и, в отличие от логики Бена Мирса, сопротивляться ей было невозможно. — Как будем действовать? — спросила она, машинально отдавая Марку лидерство в затее.
— Просто поднимемся к дому и влезем, — сказал он. — Найдем его, забьем в сердце кол — мой кол — и снова выйдем. Он, вероятно, в подвале. Ты взяла фонарик?
— Нет.
— Черт, и я не взял. — Он бесцельно поворошил листья обутой в кроссовку ногой. — Крест, небось, тоже не принесла?
— А вот и принесла, — сказала Сьюзан. Она вытащила из-за пазухи и показала Марку цепочку. Он кивнул, а потом продемонстрировал свою, под рубахой.
— Надеюсь, я сумею вернуться раньше предков, — угрюмо сказал он. — Я свистнул это у мамы, из коробки с украшениями. Если она это обнаружит, мне небо с овчинку покажется. — Мальчик огляделся. Пока они разговаривали, тени вытягивались. Они со Сьюзан испытали внезапный порыв откладывать, откладывать…
— Когда найдем его, не смотри ему в глаза, — велел Марк. — Он не может вылезти из гроба, пока не стемнеет, но завлечь взглядом все равно может. Знаешь наизусть что-нибудь церковное?
Они двинулись сквозь кусты, отделявшие лес от нестриженного газона дома Марстена.
— Ну, «Отче наш»…
— Отлично. Это я тоже знаю. Будем читать хором, пока я буду вгонять кол.
Он увидел полное отвращения, никнущее лицо девушки, взял ее руку и сжал. Хладнокровие Марка приводило в замешательство.
— Послушай, мы должны. Чтоб мне провалиться, за прошлую ночь он прибрал к рукам полгорода. Если еще подождать, весь город пропал. Теперь дело пойдет быстро.
— За прошлую ночь?
— Мне приснилось, — сказал Марк по-прежнему спокойно, но глаза потемнели. — Мне приснилось: они подходили к домам и звонили по телефону, и умоляли, чтобы их впустили. Некоторые понимали — где-то в глубине души — но все равно впускали их. Ведь это легче, чем думать, что такое может твориться на самом деле.
— Это просто сон, — тревожно отозвалась Сьюзан.
— Спорим, сегодня куча народу лежит в постели, задернув занавески и закрыв ставни, и гадает — может, у них грипп или простуда. Во всем теле у них слабость, а в головевсе путается. И есть им не хочется, при мысли о еде их тошнит.
— Откуда ты все это знаешь?
— Читаю журналы про монстров, — ответил он, — и, когда удается, хожу в кино. Обычно приходится говорить маме, что иду смотреть диснеевские мультики. Правда, всему верить нельзя. Иногда напридумывают всякой дряни просто, чтоб история вышла покровавей.
Они уже были сбоку от дома. Сьюзан подумала: «Скажите пожалуйста, экая команда уверовавших! Старый учитель, наполовину свихнувшийся от книжек. Писатель, у которого детские кошмары стали навязчивой идеей. Мальчишка, который по фильмам и грошовым страшным книжкам изучил сверх программы курс вампироведения. А я? Я действительно верю в это? Неужели паранойя заразна?»
Она верила.
Как и сказал Марк, рядом с домом охота смеяться пропадала. Все мыслительные процессы и сам разговор затмил более глубинный голос, пронзительно вопивший: «опасность! опасность!» — но не словами. Сердце у Сьюзан заколотилось, дыхание стало частым, но кожа похолодела из-за сосудосуживающего действия адреналина, который во время стресса удерживает кровь в глубоких колодцах тела. Почки закрылись наглухо и отяжелели. Глаза словно бы приобрели сверхъестественную зоркость, вбирая каждую щепочку, каждую чешуйку краски на боковой стене дома. Но не внешние стимулы стали причиной запуска всех этих механизмов: тут не было ни вооруженных людей, ни огромных рычащих псов, ни запаха гари. После долгой спячки очнулся страж, спрятанный куда глубже, чем пять чувств Сьюзан. И отмахнуться от него было невозможно.
Она заглянула в щель между ставнями на первом этаже.
— Батюшки, да тут ничего не сделано, — сказала она чуть ли не сердито. — Настоящая помойка.
— Дай посмотрю. Подними-ка меня.
Сьюзан переплела пальцы, чтобы Марк мог заглянуть сквозь сломанные доски в разрушающуюся гостиную дома Марстена. Мальчик увидел заброшенную коробку гостиной с толстой патиной пыли на полу (во многих местах пересеченном следами ног), лохмотьями свисающие обои, два или три старых складных кресла, исцарапанный стол. В углах с потолка свисали фестоны паутины. Не успела Сьюзан возразить, как Марк застучал тупым концом кола по удерживавшим ставень крючку с петлей. Обе ржавых части запора упали на землю, а ставни со скрипом разошлись на пару дюймов.
— Эй! — запротестовала девушка. — Не надо…
— А что ты предлагаешь? Позвонить в дверь?
Он оттянул правый ставень и выбил одно из пыльных волнистых стекол. Оно со звоном выпало внутрь. Сьюзан охватил жаркий сильный страх, во рту появился медный привкус.
— Еще можно сбежать, — сказала она вроде бы себе самой.
Марк сверху взглянул на нее. В его взгляде не было презрения, только честность и такой же сильный страх, какой чувствовала она сама.
— Если тебе надо, иди, — сказал мальчик.
— Да нет, не надо, — она попыталась сглотнуть, чтобы избавиться от комка в горле, но тщетно. — Давай скорей. Ты делаешься тяжелым.
Марк выбил торчащие осколки выдавленного стекла, перебросил кол в другую руку, а освободившуюся просунул в отверстие и отпер окно. Он подтолкнул его кверху, окно слабо застонало — и путь был открыт.
Сьюзан позволила ему слезть, и они молча взглянули на окно. Потом Сьюзан шагнула вперед, оттолкнула правый ставень и, когда он распахнулся, положила руки на занозистый подоконник, готовая подтянуться. Гнездящийся в ней страх был так велик, что вызывал дурноту, подобно некому страшному плоду, который Сьюзан несла в своем чреве. Она поняла наконец, каково было Мэтту Бэрку подниматься по лестнице навстречу тому неведомому, что поджидало в комнате для гостей.
Сознательно или бессознательно, Сьюзан всегда преобразовывала страх в простое уравнение: страхи=неизвестность. И проблема решалась несложным сокращением до простых алгебраических терминов, а именно: неизвестное = скрипучая доска (или еще что-нибудь), скрипучая доска = бояться нечего. Все ужасы современного мира можно было распотрошить простым применением переходной аксиомы равенства. Некоторые страхи, разумеется, были оправданными (не садись за руль в сильный снег и при плохой видимости, не протягивай руку дружбы рычащим собакам, не ходи в парк с незнакомыми мальчиками — как там в старом анекдоте? «Трахнемся или пройдемся?»), но до сего дня Сьюзан не верила, что бывают страхи, недоступные пониманию, апокалиптические и едва ли не парализующие. Данное уравнение решения не имело. Сам процесс движения вперед сталподвигом.
Сьюзан гибко подтянулась, перебросила через подоконник ногу, спрыгнула на пыльный пол гостиной и огляделась. В комнате воняло. Запах сочился из стен почти видимыми миазмами. Она попыталась внушить себе, что пахнет просто гнилой штукатуркой или скопившимся отсыревшим пометом устроивших гнезда за здешними сломанными обрешетками зверьков — сурков, крыс, может быть, даже енота или двух. Но дело было более серьезным. Вонь животных не бывает такой густой, прочной и въевшейся. Этот смрад заставил Сьюзан подумать о слезах, рвоте, черноте.
— Э-эй, — тихо позвал Марк. Его руки затрепыхались над подоконником.
— Помоги немножко.
Она высунулась из окна, подхватила мальчика подмышки и тянула кверху, пока он не уцепился за подоконник. Потом Марк перебросил тело в дом. Ноги в кроссовках глухо стукнули о ковер, после чего в комнате снова воцарилась тишина.
Они обнаружили, что, зачарованные молчанием, прислушиваются к нему. Казалось, нет даже того слабого высокого жужжания, каким звенит полная тишина — звука, с которым лениво успокаиваются нервные окончания. Только огромное мертвое беззвучие да биение крови в висках.
И все равно оба понимали. Конечно. Они не одни.
— Пошли, — сказал Марк. — Осмотримся. — Он очень крепко стиснул кол и бросил на окно короткий тоскливый взгляд.
Сьюзан медленно направилась в коридор, мальчик пошел следом. Прямо за дверями оказался маленький столик, а на нем — книга. Марк взял ее.
— Слушай, — спросил он, — ты знаешь латынь?
— Немножко. Учила в колледже.
— Что это значит? — он показал ей переплет.
Сьюзан прочла вслух, лоб перерезала морщинка. Потом девушка покачала головой: — Не знаю.
Марк наугад раскрыл книгу и вздрогнул. На картинке обнаженный мужчина держал выпотрошенное тело ребенка над чем-то, чего не было видно. Мальчик вернул книгу на место, радуясь, что избавляется от нее (продолговатый переплет казался на ощупь тревожно знакомым), и они вместе отправились по коридору на кухню. Там тени были более заметны. Солнце ушло на другую половину дома.
— Чувствуешь, пахнет? — спросил Марк.
— Да.
— Тут воняет хуже, правда?
— Ага.
Марку вспомнилась мамина темная кладовка в их прежнем доме. Один раз там испортились три бушеля помидоров. Этот запах как две капли воды напоминал запах гниющих, разлагающихся овощей.
Сьюзан прошептала:
Скачать книгу [0.25 МБ]
Пирамида