И все же в глубине души Алан чувствовал, что, несмотря на объявление и замок на двери, в магазине кто-то есть. Мистер Гонт, безусловно, мог покинуть город в панике и растерянности – еще бы, столько полицейских, носящихся, словно куры, которым поотрубали головы, не делая ничего, но при этом создавая суету и иллюзию активной деятельности там, где вопросы, скорее всего, могли быть решены гораздо проще. Но образ мистера Гонта за долгое и тяжкое путешествие из клиники в Брайтоне приобрел в уме Алана очертания некоего Бэтмена-мстителя или Джокера. Этот человек представлялся Алану тем, кто способен в качестве шутки пристроить у приятеля в туалете вентиль, который будет не сливать содержимое из унитаза, а, наоборот, выплевывать наружу – такое своеобразное чувство юмора, представьте себе.
Станет ли этакий тип – из тех, что ради шутки подложат тебе кнопку на стул или сунут зажженную спичку между пальцев ног, пока ты спишь, – улепетывать, когда ты на этот стул сядешь или проснешься, засучив ногами? Конечно, не станет. Иначе какой смысл во всем этом веселье?
«Я уверен, что ты где-то поблизости, – думал Алан. – Ты хочешь досмотреть представление до конца, повеселиться от души. Разве не так, сукин ты сын?».
Он сидел в машине и пытался представить себе человека, способного сплести такую густую и ажурную сеть и затянуть в нее столько жертв. Он был слишком глубоко погружен в свои размышления, чтобы заметить машину, припаркованную по соседству, – старую, скорее старинную, но сконструированную удивительно – длинную, гладкую, обтекаемую – похожую на некое аэродинамическое устройство. Это был, можете не сомневаться, «такерталисман».
«Как тебе это удалось? – спрашивал мысленно Алан. – Еще на многие вопросы тебе предстоит ответить, но на этот – немедленно. Каким образом ты все это устроил? Как тебе удалось за кратчайший срок узнать о нас так много?». «Брайан сказал, что мистер Гонт вообще не человек». При свете дня Алан отбросил бы эту мысль, как отбросил предположение, что амулет Полли явление сверхъестественное. Но теперь, в темноте, зажатый в кулак разбушевавшейся стихией, глядя на витрину магазина, белесую как бельмо, он начинал задумываться о том, что эта идея не лишена мрачного смысла. Он вспомнил, как приходил к магазину, чтобы познакомиться с мистером Гонтом, вспомнил, какое странное ощущение появилось у него, когда он прижимался лицом к стеклу витрины и загородился с обеих сторон ладонями, чтобы не отсвечивало. Ему показалось тогда, что за ним наблюдают, хотя в магазине не было ни души. И не просто наблюдают, а со злобой и ненавистью. Чувство было настолько сильное, что он на мгновение перепутал свое собственное отражение в стекле с лицом наблюдателя.
Как глубоко было тогда это чувство… как настоятельно. А потом Алан вспомнил то, что говаривала ему бабушка, когда он был еще маленьким: «Голос дьявола слаще меда».
«Брайам сказал…».
Каким образом мистер Гонт проник в самые глубокие тайники Касл Рок? И почему, ради всего святого, именно Касл Рок – такого крошечного и ничем не приметного городишки?
«…мистер Гонт вообще не человек».
Внезапно Алан резко наклонился к полу со стороны пассажирского сидения. Он уже думал, что эта штука исчезла, вывалилась каким-нибудь образом из машины во время долгого переезда, но пальцы его тут же натолкнулись на жестяную округлость банки. Оказывается, она просто закатилась под сидение. Он выудил ее оттуда, разогнулся, и знакомый внутренний голос, притихший было с того времени, как Алан оказался в палате у Шона Раска (а может быть, он и не смолкал, просто Алан был слишком занят другими проблемами), заверещал снова, счастливый, что его наконец услышали.
«Эй, Алан, привет! Я тут немного задержался, ты уж извини, но не надолго, как видишь. Что там у тебя? Банка с орешками? Нет, конечно, всего лишь имитация, правда? Это последняя игрушка, купленная Тоддом в Обурне, в Магазине Новинок, правильно? Банка с этикеткой орешков-ассорти совсем как настоящая, а внутри – змея. Пружина, завернутая в хлопчатобумажную ткань. Когда он показал ее тебе – глаза сияют, губы улыбаются, помнишь? – ты сказал: положи эту дурацкую штуку назад. Лицо его сразу огорченно вытянулось и уголки губ поползли вниз, но ты сделал вид, что не замечаешь, так? Ты сказал ему… Постой, что ты ему сказал?».
– Дураки быстро расстаются с деньгами, – с тоской в голосе напомнил самому себе Алан.
Он вертел банку в руках и вспоминал лицо Тодда. Вот что я ему сказал.
«Ну дааа, тоооочно! – Радостно завопил голос. – Как я мог забыть.
Хорошо, что ты мне напомнил! Хорошо, что ты напомнил нам ОБОИМ. В тот день только Энни спасла положение и сохранила мир в семье – попросила тебя сменить гнев на милость и разрешить Тодду купить эту игрушку. Она сказала… ну надо же, опять забыл. Что она сказала?».
– Она сказала, что игрушка и в самом деле забавная, что Тодд во всем повторил меня самого и что ребенком он будет всего лишь раз в жизни.
Голос Алана охрип и дрожал. У него уже глаза были на мокром месте. Ну и что? Ну и что, в конце концов? Почему он не может позволить себе поплакать, если знакомая боль вернулась и окутала сердце старым рваным половиком?
«Больно, правда? – спросил голос его депрессии – виноватый, самоистязающий – спросил с сочувствием, которое, как казалось Алану, было насквозь фальшивым. – Так больно, как будто существуешь внутри старой песенки в стиле кантри, повествующей об утерянной любви и погибших детях.
Когда так болит, ничего хорошего не жди. Спрячь банку обратно в «бардачок», приятель. И забудь о ней. На следующей неделе, когда кончится все это безумие, продашь старую машину вместе с банкой. А почему бы и нет? Это ведь всего-навсего дешевый розыгрыш, который может прийтись по душе ребенку и таким, как Лилэнд Гонт. Забудь о ней. Забудь…».
Алан заставил голос замолчать. До сих пор он не знал, что способен это сделать, и теперь обрадовался, в будущем такая способность может пригодиться… если, конечно, у него есть будущее. Он вертел в руках банку и старался смотреть на нее не как на символ погибшего сына, а как на предмет собственных иллюзионных опытов: волшебную палочку, цилиндр с двойным дном или печально известный складной букет, до сих пор скрывающийся под ремешком часов.
Волшебство, чудо – разве не ради этого все усилия? Но волшебство и чудеса тоже бывают разные. Злой волшебник не стремится вызвать у людей восхищение и счастливый смех, он ставит своей целью превратить их в стадо разъяренных быков – и все равно это волшебство. А какова основа всякого чуда? Обман. Змея пяти футов длиной, состряпанная из пружины и ткани и спрятанная в банке из-под орехов… или. Алан подумал о Полли, болезнь, которую подносят как исцеление.
Он открыл дверь машины и вышел под проливной дождь, так и не выпустив банки из левой руки. Теперь, справившись с первым, самым тяжелым, приливом чувств, он с некоторым удивлением вспоминал, как противился покупке этой игрушки. Всю свою жизнь он восхищался чудесами и будь сам ребенком, не удержался бы от искушения купить такую змею в банке. Так почему же он не хотел, чтобы игрушку покупал Тодд? И старался даже не замечать огорчения сына от своего отказа. Не ревновал ли он к юности Тодда и его энтузиазму? А может быть, разучился восхищаться простыми чудесами? Почему?
Алан не знал. Уверен был только в одном – этот трюк понравится мистеру Гонту, и поэтому он взял банку с собой. Нагнувшись снова в машину, Алан достал из ящика с инструментами на заднем сидении большой фонарь и, пройдя мимо капота «такер-талисмана», так и не обратив на него внимания, вошел под зеленый навес магазина Нужные Вещи.
– 8 -
Ну, вот я и здесь. Наконец я здесь.
Сердце в груди Алана билось тяжело, но ровно. Перед мысленным взором смешались воедино лица погибшей жены, сына и маленького Шона Раска. Еще раз взглянув на объявление в витрине, он подергал за ручку двери. Она была заперта. Над головой хлопал полотняный навес, намокший под дождем.
Выходя из машины, он засунул банку-игрушку в карман сорочки и теперь потрогал, как будто черпая от нее силу и спокойствие.
– Ладно, – пробормотал он. – Я пришел, хотите вы этого или нет.
Он повернул фонарь и обратным концом разбил стекло в двери. Подождал немного, предполагая, что завоет сигнализация, но ничего подобного не произошло. Или Гонт не включил ее, или она вообще отсутствовала. Просунув руку в образовавшуюся дыру, подергал дверную ручку изнутри. Она повернулась, и Алан Пэнгборн впервые ступил за порог магазина Нужные Вещи.
Прежде всего ему в нос ударил крепкий запах – застоявшийся и вязкий.
Так пахнут не новые магазины, а помещения, долгое время остававшиеся нежилыми, месяцы или даже годы. Сжимая в правой руке рукоятку пистолета, лучом фонаря в левой он водил по стенам и углам зала. Гладкий пол, гладкие стены и несколько стеклянных витринных стоек, абсолютно пустых. Товар исчез. Все было покрыто густым слоем пыли без единого следа на ней.
Здесь не было ни души долгое-долгое время. Но как это возможно, когда он своими глазами видел, как сюда входили и отсюда выходили люди в течение целой недели?
Потому что он вовсе не человек. Потому что голос дьявола слаще меда.
Алан сделал пару шагов, продолжая освещать все закоулки торгового зала и вдыхая пыльный музейный запах, повисший в воздухе. Оглянувшись, увидел, как вспыхнула молния за окном и как четко отпечатались на полу его собственные следы. Он снова повернулся и еще раз медленно прошелся лучом фонаря по помещению, справа налево вдоль витринных стоек и прилавка, на котором мистер Гонт держал кассовый аппарат… на этом самом месте луч замер.
На прилавке стоял видеомагнитофон, а рядом с ним телевизор «сони», маленький, такие берут с собой в машину во время путешествий, в корпусе огненно-красного цвета. Провод был обернут вокруг телевизора, а на видеомагнитофоне что-то лежало. В свете фонаря Алану показалось, что это книга, но он не был уверен.
Прежде всего, подойдя к прилавку, он осмотрел телевизор, покрытый таким же густым слоем пыли, как и все остальное. Провод, обернутый вокруг него, оказался коротким кабелем со штекерами на обоих концах. Алан переместил луч фонаря на предмет, лежавший на видеомагнитофоне, и понял, что это не книга, а видеокассета в черном футляре ибез всяких обозначений.
Рядом с кассетой лежал запыленный белый конверт. На нем заглавными буквами было напечатано:
ВНИМАНИЮ ШЕРИФА АЛАНА ПЭНГБОРНА
Он положил пистолет и фонарь на одну из витринных стоек, взял в руки конверт, открыл его, и оттуда выпал один-единственный листок бумаги. Тогда Алан забрал со стойкифонарь и посветил на текст письма, напечатанный на машинке.
«Уважаемый шериф Пэнгборн!
Вы наверняка уже успели понять, что я не совсем обычный торговец, а тот редкий представитель профессии, который самым искренним образом и всей душой стремится угодить своим клиентам. Всем и каждому. Сожалею, что нам так и не довелось познакомиться, но, возможно, близкое знакомство было бы ни к чему – таково, конечно, мое личное мнение. Ха-Ха! Так или иначе, оставляю Вам кое-что, и надеюсь, эта вещь окажется для Вас столь же нужной, как все другие – моим остальным клиентам. Это не подарок – я не Санта Клаус, ни в коем случае, и не думаю, что Вы станете меня за это осуждать.
Но все и каждый в этом городе заверяли меня, что Вы человек чести и заплатите цену, которую я запрошу. Эта цена включает небольшую услугу… услугу, которая в Вашем конкретном случае скорее доброе дело, нежели розыгрыш. Надеюсь, Вы согласитесь со мной, сэр.
Мне известно, что Вы давно и страстно желаете знать, что случилось в последние минуты жизни Вашей жены и сына. Уверен, что на этот вопрос можно легко и кратко ответить. Заверяю Вас в своем наилучшем к Вам расположении.
Искренне Ваш и всегда к Вашим услугам, Лилэнд Гонт».
Алан медленно отложил листок.
– Скотина, – процедил он сквозь зубы. Он посветил фонарем вдоль провода и увидел, что тот тянется за ближайшую из витринных стоек, опускается на пол и заканчивается вилкой, лежащей рядом с розеткой. Намек понятен, но дальше что? Электричества все равно нет во всем городе.
«А ведь, пожалуй, это не имеет никакого Значения, – подумал вдруг Алан. – Уверен, стоит только воткнуть вилку в розетку, вставить кассету в магнитофон и включить систему, как все прекрасным образом заработает.
Потому что не существует способа сделать то, что он сделал, узнать то, что стало известно ему… если он вообще человек. Голос дьявола слаще меда, Алан, и как бы там ни сложилось, ты не должен смотреть на то, что он тебе оставил».
И все-таки, отложив снова фонарь, Алан взял в руки кабель, внимательно осмотрел его для начала, а затем воткнул один из штекеров в гнездо на задней панели телевизора. Пока он этим занимался, банка-игрушка чуть не выпала из кармана рубашки. Он едва успел подхватить ее внезапно онемевшими пальцами и поставить на витринную стойку, ближайшую к магнитофону.
– 9 -
Уже на полпути к Нужным Вещам Норрис Риджвик внезапно сообразил, что надо совсем свихнуться (в том, что наполовину так оно и есть, он уже не сомневался), чтобы пойти к Лилэнду Гонту в одиночку. Он схватил рацию.
– Пост номер два вызывает базу. Говорит Норрис Риджвик. Прием.
Он отпустил кнопку, но, кроме шорохов и всевозможных помех, ничего не услышал. Эпицентр грозы находился в эту минуту прямо над Касл Рок.
– К черту, – твердо произнес Норрис и повернул в сторону муниципалитета. Алан наверняка там… а если нет, кто-нибудь скажет, где он… Алан сообразит, как поступить, и уж наверняка выслушает его, Норриса, исповедь: он порезал шины на автомобиле Святоши Хью и послал этого парня на смерть только оттого, что пожелал иметь спиннинг «базун», какой был когда-то у отца.
Он подъехал к зданию муниципалитета в тот момент, когда стрелка таймера под мостом приближалась к отметке 5, и припарковался прямо позади желтого фургона. Телевизионного, на первый взгляд.
Норрис выскочил из машины и под проливным дождем бросился в Контору шерифа искать Алана.
– 10 -
Полли, размахнувшись, ударила резиновым концом вантуза и на этот раз не промахнулась. Руки ее взорвались болью, когда огромный паук, оказавшись в ловушке, обхватил чашку вантуза волосатыми лапами и с силой потянул на себя. Полли, не выпуская деревянной ручки, отшатнулась, едва удержавшись на ногах, и с ужасом увидела, как чудовище ползет по ручке вантуза, словно толстяк по канату.
Полли глубоко вдохнула, чтобы закричать, и в это время лапы паука легли ей на плечи, словно похотливые руки наемного танцора. Рубиновый взгляд неподвижных глаз смотрел ей в лицо. Клыкастый рот открывался и закрывался, выпуская облако зловонного дыхания – смесь переваренного мяса с пряностями.
Одна из волосатых лап монстра скользнула в открытый для крика рот Полли. Грубые жесткие волосы щекотали десны, язык, небо. Паук стонал от нетерпеливого вожделения.
Первым инстинктивным побуждением было выплюнуть мерзкое насекомое, но Полли отказалась от этой мысли. Вместо этого она схватила паука за ногу, забравшуюся ей в рот, и крепко сомкнула челюсти. Что-то хрустнуло, как будто рот у нее был полон орехов, и Полли ощутила горький привкус холодной жидкости, похожей на древневосточный чай. Паук взвыл от боли и попытался выдернуть ногу. Жесткие волосы царапали сжатую ладонь Полли, но она, невзирая на боль, стиснула кулак еще крепче, чтобы не отпустить тварь… и принялась выкручивать мерзкую лапу, как хозяйка выкручивает ножки запеченной индейки, разделывая ее, перед тем как подать на стол. Послышался резкий скрип, и паук снова издал болезненный вопль.
Он пытался освободиться. Выплюнув темную горькую жидкость, заполнившую рот, и понимая, что она еще долго не сможет избавиться от отвратительного привкуса, Полли невыпускала паука. Какая-то часть ее существа не переставала удивляться силе собственного тела, но другая часть прекрасно понимала, откуда такая сила черпается. Она была потрясена, исполнена страха… но более всего другого Полли была разъярена.
«Меня использовали, – думала она. Мысли несвязно и нестройно плясали в голове. – Я продала жизнь Алана вот за это! За это чудовище!».
Паук пытался дотянуться до ее лица клыками, но задние ноги обхватывавшие деревянную ручку вантуза, ослабевшие от борьбы, соскользнули, и он упал бы… упал бы, если бы Полли ему позволила.
Но она не позволила. Обхватила горячее толстое тело насекомого обеими руками от запястья до локтей и сжала изо всех сил. А затем подняла. Теперь волосатые ноги суетливо болтались у нее над головой, над поднятым кверху лицом. Черная кровь закапала и потекла по рукам Полли горячими обжигающими ручейками.
– Все! – Кричала Полли. – ВСЕ! ВСЕ! ВСЕ!
Она отшвырнула чудовище. Он ударился о кафельную стену за ванной и расплющился о нее, выпустив струю гноя. Повисев немного на стене, приклеенный собственными внутренностями, стал постепенно сползать и наконец влажно и тяжело шлепнулся на дно ванны.
Полли снова схватила вантуз и бросилась на паука. Она колотила его, как колотит щеткой мышь хозяйка дома. Но это не помогало. Паук только вздрагивал и продолжал ползти, скребя ногами по резиновому душевому коврику, цепляясь за желтый выпуклый орнамент. Тогда Полли перевернула вантуз, замахнулась, резко выбросила руку вперед, ткнув паука концом деревянной ручки, словно пикой.
Она попала в цель, в самую середину полураздавленного, развороченного, истекающего кровью и смрадным гноем чудовища. Внутренности мерзкого существа с громким чмоканьем брызнули в разные стороны… Остались только волосатые ноги, которые, дернувшись еще несколько раз, свернулись обняв деревянную ручку вантуза, пронзившую егосердце… Все стихло.
Полли отступила на шаг, закрыла глаза и почувствовала, как кружится голова. Она готова была упасть в обморок, когда имя Алана вспыхнуло в мозгу, словно римская свеча. Сжав кулаки, она соединила их перед грудью суставы к суставам. Боль отозвалась незамедлительно – резкая, неожиданная.
Сознание вернулось, окатив Полли холодным потом.
Она открыла глаза, шагнула к ванне и заглянула внутрь. Поначалу ей показалось, что там ничего нет. Но тут же позади резиновой чашки вантуза она увидела паука. Он был теперь не более ногтя на ее мизинце и окончательно и бесповоротно мертв.
Всего остального не было, все остальное случилось только в твоем воображении.
– Неплохая получилась потасовка, – дрожащим голосом прошептала Полли.
Но паук – не главное. Главное – Алан. Алан в опасности, и она тому причиной. Она должна его отыскать и как можно скорее, пока не поздно. Если еще не поздно.
Она пойдет в Управление шерифа. Кто-нибудь там наверняка знает где…
«Нет, – заговорил кто-то внутри Полли голосом тете Эвви. – Не ходи туда. Если пойдешь, будет действительно поздно. Ты, знаешь куда идти. Ты знаешь где он».
Да.
Да, конечно она знает.
Полли бросилась к выходу, и лишь одна мысль трепыхалась у нее в голове, словно мотылек над горящей свечой: «Прошу тебя, Господи, не позволяй ему ничего покупать. Господи, ты все можешь, не позволяй ему ничего там покупать».
Глава 23– 1 -
Таймер под мостом через Касл Стрит, с незапамятных времен известный жителям Касл Рок как Тин Бридж, остановился на отметке «О» в 19.38 вечера во вторник 15 октября 1991 года от Рождества Христова. Тонкая струйка электричества облизывала оголенные провода, обмотанные Тузом вокруг клемм девятивольтовой батареи, которая и была сердцем всего устройства. Зазвенел звонок таймера, но тут же потонул в грохоте и ослепительной вспышке света, когда электрический язычок лизнул запал, а тот в свою очередь набросился на динамитную шашку.
Мало кто в Касл Рок перепутал взрыв с очередным раскатом грома. Гром небесный казался лишь погремушкой по сравнению с мощным артиллерийским залпом взрыва. Южный конец моста, построенного не из стали, а из старого ржавого железа, подпрыгнул с берега в воздух не менее чем на десять футов, изобразив собой плавно изогнутую тетиву,и плюхнулся обратно в груду развороченного бетона и железа. Скверная оконечность моста тоже освободилась, выпихнутая взрывом на поверхность, и вся конструкция рухнула в Касл Стрит, вызвав своим падением резкий подъем уровня воды. Южный конец моста придавил погибший раньше от удара молнии старинный вяз.
На Касл Авеню, где по сей час продолжали бурно выяснять отношения католики, баптисты и почти целый взвод полиции штата, установилась внезапная тишина. Все участники битвы повернули головы к гигантскому столбу огня, поднявшемуся на том конце города, где протекал Касл Стрит. Альберт Жендрон и Фил Бургмейер, немилосердно и неустанно молотившие только что друг друга кулаками, стояли теперь бок о бок, плечо к плечу и смотрели в одном направлении – на зловещее зарево. По левой стороне лица Альберта, с виска, струилась кровь, а рубашка Фила была разодрана в клочья.
Поблизости, верхом на отце Брайаме, словно стервятник (белый стервятник, поскольку с кокетливым фартучком официантки она так и не рассталась), сидела Нэн Робертс. Только что она была занята тем, что методично поднимала голову святого отца за волосы, а потом била лицом об асфальт. Рядом, без сознания, в результате успешной атаки отца Брайама, лежал преподобный Роуз.
Генри Пейтон, оставшийся без зуба и всяких иллюзии насчет возможностей религиозной договоренности в США, остановился как вкопанный в тот момент, когда пытался оттащить Тони Мислабурски от баптистского дьякона Фреди Меллона. Застыли все, словно дети, играющие в «замри».
– Господи Всевышний, это взорвался мост, – пробормотал Дон Хемфилл.
Генри Пейтон попытался воспользоваться замешательством. Он оттолкнул Тони, сложил ладони рупором у окровавленного рта и крикнул:
– Эй вы, все! Говорит полиция! Приказываю вам…
Тогда закричала Нэн Робертс. Она набралась такого опыта в этом деле, отдавая распоряжения на кухне своей закусочной, что равной ей по мощи легких не могло быть. Голос Пейтона она перекрыла без всяких усилий.
– Проклятые католики пустили в ход динамит! – Вот что заявила Нэн.
Оставшиеся на ногах и в силах участники битвы были к этому времени наперечет. Но недостаток личного состава они с лихвой возмещали боевым духом.
Скачать книгу [0.39 МБ]
Пирамида
