Лестрейд от души рассмеялся.
-Можете себе представить, как он бесился от злости! Но Джори - молодчина - не собирался отказываться от своего мольберта в Гайд-парке.., по крайней мере до тех пор, пока его отец не согласится выплачивать ему тридцать пять фунтов в неделю. Отец, конечно, назвал это "низким шантажом".
-Мое сердце обливается кровью, - заметил я.
-Мое тоже, Уотсон, - сказал Холмс. - А теперь о третьем сыне, Лестрейд, и побыстрее - я вижу, мы уже почти приехали к дому Халлов. Как объяснил Лестрейд, Стивен Халл имел больше всех оснований ненавидеть своего отца. По мере того как подагра стала развиваться все быстрее, а умственные способности старого лорда ухудшались, все большедел своей судоходной компании он поручал Стивену, которому к моменту смерти отца исполнилось всего двадцать восемь лет. На плечи молодого человека взвалилась огромная ответственность, а если его решение - даже самое незначительное - оказывалось неверным, вина тоже падала на него. И несмотря на все это, он не извлекал никакой финансовой выгоды от удачно проведенных торговых операций и улучшения дел отцовской компании.
Лорду Халлу следовало относиться к Стивену с благодарностью, поскольку молодой человек оказался единственным сыном, проявлявшим интерес и склонность к работе в компании, которую он основал. Стивен был идеальным примером того, что Библия называет "хорошим сыном". Но вместо любви и благодарности лорд Халл расплачивался за успешные усилия молодого человека презрением, подозрительностью и ревностью. За два последних года жизни старик не раз высказывался на его счет, утверждая, что Стивен способен "украсть пенни с глаз мертвеца".
-Вот ублюдок! - не в силах сдержаться, воскликнул я.
-Давайте пока не станем принимать во внимание новое завещание, - сказал Холмс, снова упершись подбородком в пальцы, скрещенные на набалдашнике палки, - и вернемся к старому. Даже принимая во внимание несколько более щедрые условия этого документа, можно заключить, что у Стивена Халла имелись основания для недовольства. Несмотряна все свои усилия, которые не только спасли семейное состояние, но и увеличили его, он должен был получить всего лишь долю, причитавшуюся самому младшему сыну.
Кстати, как должны были распорядиться судоходной компанией в соответствии с условиями документа, который мы назовем "кошачьим завещанием"?
Я внимательно посмотрел на Холмса, но, как всегда, трудно было сказать, пытался он шутить или нет. Даже после многих лет, проведенных с ним рядом, и всех приключений, в которых мы принимали участие, юмор Холмса продолжал оставаться недоступным даже для меня.
-Ее должны были передать в распоряжение совета директоров, и в этом пункте ни слова не было о Стивене, - ответил Лестрейд и выбросил в окно недокуренную сигару как раз в тот момент, когда кучер свернул на подъездную дорогу, ведущую к дому, который показался мне на фоне зелени, поникшей под потоками проливного дождя, на удивление безобразным. - Но теперь, когда отец скончался и новое завещание найти не удалось, у Стивена Халла есть то, что американцы называют "средством для достижения цели". Компания назначит его исполнительным директором. Они сделали бы это в любом случае, однако нынче это произойдет на тех условиях, которые выставит Стивен Халл.
-Да, - согласился Холмс. - "Средство для достижения цели". Хорошее выражение. - Он высунулся под струи дождя. - Остановитесь, кучер! - крикнул он. - Мы еще не закончили разговор!
-Как скажете, хозяин, - ответил кучер, - но здесь, на облучке, дьявольски мокро.
-У вас в кармане будет достаточно, чтобы сделать такими же дьявольски мокрыми и ваши внутренности, - пообещал Холмс, что, судя по всему, удовлетворило кучера. Он остановил кеб в тридцати ярдах от главного входа. Я слушал, как дождь барабанил в стенки кеба, пока Холмс раздумывал. Наконец он подал голос: - Старое завещание - то, которым он дразнил их, - никуда не исчезло?
-Нет, разумеется. Старое завещание лежит на столе, рядом с его телом.
-Великолепно, четверо подозреваемых! Слуг не станем принимать во внимание.., пока. Заканчивайте побыстрее, Лестрейд, - финальные обстоятельства и запертая комната.
Лестрейд заспешил, время от времени заглядывая в свои записи. Месяц назад лорд Халл заметил маленькое черное пятно на правой ноге, прямо под коленом. Вызвал семейного доктора. Тот поставил диагноз - гангрена - неожиданное, но довольно часто встречающееся следствие подагры и плохого кровообращения. Врач сообщил лорду Халлу, что ногу придется отнять, причем значительно выше пораженного места.
Лорд Халл смеялся так, что по его щекам текли слезы. Врач, ожидавший любой реакции пациента, кроме такой, потерял дар речи.
-Когда меня положат в гроб, пилильщик костей, - сказал Халл, - обе ноги все еще будут у меня на месте, учтите это.
Доктор сказал ему, что сочувствует несчастью, понимает, что лорд Халл хочет сохранить ногу, но без ампутации он не проживет больше шести месяцев и последние два будет страдать от мучительных болей. Тогда лорд Халл поинтересовался, каковы его шансы выжить, если он согласится на операцию. При этом лорд Халл не переставал смеяться, сказал Лестрейд, словно это была самая удачная шутка, которую ему приходилось слышать. Доктор после долгих колебаний сказал, что шансы те же.
-Чепуха, - заметил я.
-Именно эта сказал и лорд Халл, - ответил Лестрейд, - только он употребил слово, больше распространенное в ночлежных домах, чем в гостиных.
Халл сказал доктору, что сам считает, свои шансы не более одного к пяти.
-Что касается боли, не думаю, что до этого дойдет, - заключил он, - пока есть настойка опия и ложка поблизости, чтобы размешать ее.
На следующий день лорд Халл сделал свое потрясшее всех заявление, что он собирается изменить завещание. Как именно, не сказал.
-Вот как? - Холмс вонзил в Лестрейда взгляд спокойных серых глаз, так много повидавших на своем веку. - И кто, позвольте спросить, был потрясен?
-Думаю, ни один из них. Но вам знакома человеческая природа, Холмс, надежда умирает последней.
-Это верно - и некоторые тут же принимают меры против катастрофы, мечтательно сказал Холмс.
Итак, утром лорд Халл собрал свою семью в гостиной и, когда все заняли свои места, осуществил акт, который удается лишь немногим завещателям, акт, который обычно исполняют их адвокаты своими болтающимися языками после того, как их собственные замерли навсегда.
Короче говоря, он прочитал им свое новое завещание, оставляющее почти все состояние несчастным котятам в приюте миссис Хэмфилл.
В тишине, которая последовала за этим, он встал - не без труда - и благосклонно одарил их всех улыбкой помертвевшей головы. Опершись на свою трость, он сделал следующее заявление, которое я и сейчас нахожу столь же отвратительным, как и тогда, когда Лестрейд рассказал о нем в кебе, за спиной кучера:
- "Все прекрасно, не правда ли? Да, поистине прекрасно! Вы служите мне преданно, женщина и молодые люди, почти сорок лет. Теперь я намерен с самой чистой и безмятежной совестью, какую только можно вообразить, вышвырнуть вас на улицу. Но не расстраивайтесь! Все могло быть гораздо хуже! Фараоны заблаговременно убивали своих любимцев,до собственной смерти, для того, чтобы любимцы были уже там, в потусторонней жизни, и приветствовали своих повелителей, которые могли их пинать или ласкать.., согласно собственной прихоти, и так всегда.., всегда, всегда, - рассмеялся он, глядя на них. Они смотрели на его одутловатое умирающее лицо, на новое завещание - должным образом оформленное, с подписями свидетелей, как все они видели, - которое он сжимал в руке, похожей на клешню.
Поднялся Уильям, который произнес:
"Сэр, хотя вы являетесь моим отцом и без вашего участия я не появился бы на свет, но я должен сказать, что вы самое низкое существо из всех ползавших по лицу земли с тех пор, как змий соблазнил в райских кущах Еву".
"Ошибаешься!
-возразило престарелое чудовище, все еще смеясь. - Мне известны четыре существа, которые еще ниже. А теперь, если вы меня извините, мне нужно положить в сейф кое-какиеважные бумаги.., и сжечь в камине те, что уже не имеют никакого значения".
-У него все еще было старое завещание, когда он стоял перед ними? спросил Холмс. Он казался не столько потрясенным, сколько заинтересованным.
-Да.
-Он мог бы сжечь старое завещание, как только новое было подписано и засвидетельствовано, - задумчиво произнес Холмс. - Для этого у него оставался весь день и весь вечер. Но он не сделал этого, правда? Почему? Каково ваше мнение по этому вопросу, Лестрейд?
-Думаю, даже тогда он еще хотел над ними поиздеваться. Он ввергал их в искушение, хотя и полагал, что они не поддадутся ему.
-Может быть, по его мнению, один из них поддался, - предположил Холмс. Вам не приходила в голову такая мысль? - Он повернулся ко мне и одарил меня мгновенным взглядом своих проницательных - и отчасти леденящих - глаз. Кому-нибудь из вас? Разве можно исключить вероятность того, что подобное отвратительное сходство могло до последнего момента искушать их? Что, если кто-то из членов его семьи, поддавшись искушению, избавит его от страданий судя по тому, что вы сообщили, вероятнее всего, Стивен, - его могут арестовать.., и повесить по обвинению в отцеубийстве?
Я с безмолвным ужасом смотрел на Холмса.
-Впрочем, ладно, - сказал Холмс. - Дальше, инспектор, - пришло время, насколько я понимаю, появиться на сцене запертой комнате.
-Все четверо сидели молча, словно парализованные, глядя на старика, который медленно шел по коридору к своему кабинету. Стояла полная тишина, которую нарушали только стук трости, тяжелое дыхание лорда Халла, жалобное мяуканье кошки на кухне и ритмичное тиканье часов в гостиной. Затем они услышали визг петель - Халл открыл дверь кабинета и вошел внутрь.
-Одну минуту! - воскликнул Холмс, наклонившись вперед. - Никто не видел, как он вошел в кабинет, не так ли?
-Боюсь, что вы ошибаетесь, старина, - возразил Лестрейд. - Мистер Оливер Стэнли, камердинер лорда Халла, услышав в коридоре шаги хозяина, вышел из гардеробной, приблизился к перилам галереи, наклонился вниз и спросил у Халла, не понадобится ли его помощь. Халл поднял голову - Стэнли видел его так же отчетливо, как я вижу вас сейчас, старина, - и ответил, что все в полном порядке. Затем он потер затылок, вошел внутрь и закрыл за собой дверь.
-К тому моменту, когда его отец подошел к двери кабинета (коридор очень длинный, и лорду Халлу могло потребоваться не меньше двух минут, чтобы добраться до кабинета без посторонней помощи), Стивен стряхнул с себя оцепенение и подошел к двери гостиной. Он был свидетелем разговора между отцом и камердинером. Разумеется, лорд Халл находился к нему спиной, но Стивен слышал голос отца и описал характерный жест: Халл потер затылок.
-А не могли Стивен Халл и этот Стэнли поговорить до прибытия полиции?
-задал я вопрос и проявил, как мне показалось, высокую проницательность.
-Могли, конечно, - устало ответил Лестрейд. - И, наверное, поговорили. Но они не могли вступить в сговор.
-Вы уверены в этом? - спросил Холмс, но без видимого интереса.
-Да. Стивен Халл мог, по моему мнению, оказаться искусным лжецом, но Стэнли вряд ли способен лгать достаточно убедительно. Надеюсь, Холмс, вы согласитесь с моей профессиональной точкой зрения.
-Да, я согласен.
-Итак, лорд Халл вошел в свой кабинет, в знаменитую запертую комнату, и все слышали щелчок замка в двери. У лорда Халла был единственный ключ к замку в эту святая святых. Затем они услышали еще более неожиданный звук - Халл задвинул засов. Наступила тишина.
Леди Халл и трое ее сыновей - четверо нищих благородного происхождения молча обменялись взглядами. Кошка снова замяукала на кухне, и леди Халл заметила растерянным голосом, что если кухарка не даст кошке молока, ей придется пойти на кухню и сделать это самой. Она сказала, что кошка сведет ее с ума, если будет продолжать мяукать.Она вышла из гостиной. Через несколько мгновений, не говоря друг другу ни слова, гостиную покинули и три ее сына. Уильям пошел наверх, в свою комнату, Стивен направился в музыкальный салон, а Джори присел на скамью под лестницей. Он объяснил Лестрейду, что делал так с раннего детства, когда ему бывало грустно или требовалось обдумать что-то неприятное.
Меньше чем через пять минут из кабинета донесся крик. Стивен выбежал из музыкального Салона, где он рассеянно наигрывал на фортепьяно. Джори столкнулся с ним у двери кабинета. Уильям спускался по лестнице, когда эти двое уже взламывали дверь. Стэнли - камердинер лорда Халла, вышел из гардеробной и снова подошел к перилам галереи. Стэнли показал, что видел, как Стивен Халл ворвался в кабинет, как Уильям сбежал по лестнице и едва не упал, поскользнувшись на мраморных плитах, а леди Халл вышлаиз двери столовой с кувшином молока в руке. Через мгновение собрались все слуги.
Лорд Халл лежал грудью на письменном столе, а вокруг стояли три брата. Глаза старика были открыты, и взгляд их.., думаю, выражал удивление. В данном случае вы можете согласиться с моим мнением или отклонить его, но я убежден, что в его глазах отражалось нечто очень похожее на удивление. В руках он сжимал свое завещание.., старое завещание. Никаких следов нового завещания не было. Из его спины торчал кинжал.
Произнеся эту фразу, Лестрейд постучал по перегородке, отделяющей их от кучера, и скомандовал ехать дальше.
Мы прошли в дом мимо двух констеблей, каменные лица которых сделали бы честь часовым у Букингемского дворца. Дальше простирался очень длинный зал, пол которого, устланный черными и белыми плитами, походил па шахматную доску. У открытой двери в дальнем конце зала стояли еще два констебля: это был вход в кабинет, пользующийся теперь такой дурной славой. Слева наверх вела лестница; справа находились еще две двери: я решил, что они ведут в гостиную и в музыкальный салон.
-Семья собралась в гостиной, - сообщил Лестрейд.
-Отлично, - приятным голосом отозвался Холмс. - Но, может быть, мы с Уотсоном сначала осмотрим место преступления?
-Мне сопровождать вас?
-Нет, пожалуй, - сказал Холмс. - Тело уже увезли?
-Когда я поехал к вам па квартиру, оно все еще было в кабинете, но теперь его почти наверняка увезли.
-Очень хорошо.
Холмс направился к двери кабинета. Я последовал за ним.
-Холмс! - окликнул его Лестрейд.
Холмс повернулся, удивленно подняв брови - Там нет ни потайных дверец, ни выдвижных панелей. Вы не можете не согласиться со мной.
-Думаю подождать с выводами, пока... - начал Холмс и часто задышал. Он поспешно сунул руку в карман, нашел салфетку, которую по рассеянности унес из ресторана, где мы ужинали прошлым вечером, и оглушительно высморкался в нее. Я посмотрел вниз и увидел большого кота, всего в шрамах, который показался мне так же неуместен в этом огромном зале, как и какой-нибудь уличный мальчишка, о которых я думал раньше. Он терся о ноги Холмса, одно его ухо торчало на покрытой шрамами голове, другое отсутствовало вовсе, утраченное в какой-то давнишней уличной драке.
Холмс несколько раз чихнул и ткнул кота ногой. Тот пошел прочь, с упреком глядя через плечо вместо яростного шипения, которого можно было ожидать от старого забияки. Холмс слезящимися глазами укоризненно посмотрел поверх салфетки на Лестрейда. Тот, ничуть не смутившись, вытянул голову вперед и широко, по-обезьяньи, ухмыльнулся.
-Десять, Холмс, - сказал он. - Десять. Дом полон кошек. Халл любил их. После этого он повернулся и ушел.
-Вы давно страдаете от этого недуга, старина? - спросил я, слегка обеспокоенный.
-Всегда, - ответил он и снова чихнул. Слово "аллергия" тогда, много лет тому назад, вряд ли было известно, но именно этой болезнью страдал Холмс.
-Вы не хотите уйти отсюда? - предложил я. - Однажды я был свидетелем случая, когда дело едва не кончилось смертью от удушья - виной всему оказалась овца, но во всем остальном недуг развивался очень похоже.
-Ему это очень понравилось бы, - сказал Холмс. Не нужно было объяснять, кого он имел в виду. Холмс чихнул еще раз - на обычно бледном лбу моего друга появился большой красный рубец. Затем мы прошли между констеблями, стоявшими у входа в кабинет. Холмс закрыл за собой дверь.
Комната была длинной и относительно узкой. Она примыкала к основной части здания и в длину составляла три четверти длины зала. На противоположной стене кабинета имелись окна, так что внутри было достаточно светло даже в столь серый дождливый день. Между окнами висели цветные судоходные карты в красивых рамах, а посреди в бронзовой коробке со стеклянной крышкой был установлен великолепный набор метеорологических инструментов. Там были анемометр (по-видимому, на крыше дома находились маленькие вращающиеся чашечки), два термометра (один показывал температуру снаружи, а другой - внутри кабинета) и барометр, очень похожий на тот, что ввел в заблуждениеХолмса, заставив его поверить в предстоящее наступление хорошей погоды. Я заметил, что стрелка барометра по-прежнему поднимается, и выглянул наружу. Дождь лил как из ведра, сильнее прежнего, в полном противоречии со стрелкой барометра. Мы считаем, что со всеми нашими инструментами и приборами так много знаем об окружающем нас мире, но даже тогда я был в том возрасте, чтобы сознавать, что нам не известно и половины из этого, а теперь я стар и понимаю, что всего мы никогда так и не узнаем.
Мы с Холмсом повернулись и посмотрели на дверь. Засов был сорван и свисал внутрь, как и полагается в таких случаях. Ключ торчал в замочной скважине и был по-прежнемуповернут.
Глаза Холмса хотя и слезились, но осматривали все вокруг, все замечали, заносили в память.
-Вам, по-видимому, немного лучше, - заметил я.
-Да, - сказал он, опуская салфетку и небрежно засовывая ее в карман пиджака. - Он, похоже, любил кошек, но в кабинет к себе не пускал. По крайней мере чаще всего. Ну, как по-вашему, Уотсон?
Хотя моя наблюдательность уступала наблюдательности Холмса, я тоже осматривался вокруг. Двойные окна были закрыты на задвижки и длинные бронзовые штыри, которые, поворачиваясь, захватывали крюками вделанные в рамы петли. Стекла в окнах были целы. Большинство судоходных карт в рамках и бронзовая коробка с инструментами висели между ними. Две остальные стены были заняты книжными полками. В кабинете стояла чугунная печка, отапливаемая углем, но не было камина. Таким образом, убийца не мог спуститься по каминной трубе подобно Санта-Клаусу, разве что он был таким тощим, что мог втиснуться в печную трубу и был одет в асбестовый костюм, поскольку печка все еще была очень горячей.
Письменный стол стоял в одном конце этой длинной узкой, хорошо освещенной комнаты. В противоположном конце находились книжные шкафы, два глубоких кресла и кофейный столик между ними. На столике высилась стопка томов. Пол покрывал турецкий ковер. Если убийца проник в кабинет через люк в полу, я не мог представить себе, как он мог это сделать, не сдвинув ковра, а ковер не был сдвинут - тени от ножек кофейного столика лежали на нем совершенно прямые, без малейшего искажения.
-Вы верите в это, Уотсон? - спросил Холмс, вырвав меня из почти гипнотического транса, вызванного чем-то.., чем-то, связанным с этим кофейным столиком...
-Верю во что, Холмс?
-Что все четверо просто вышли из гостиной за четыре минуты до убийства и отправились в четыре разные стороны?
-Не знаю, - тихо произнес я.
-Я не верю в это, не верю даже на ми... - Он замолчал. - Уотсон! С вами все в порядке?
-Нет, - сказал я голосом, который сам едва слышал. Я опустился в одно из глубоких кресел. Мое сердце билось слишком часто. Я задыхался. Кровь пульсировала в висках; глаза внезапно стали слишком большими для глазниц. Я не мог отвести их от теней ножек кофейного столика, протянувшихся через ковер. Со мной.., вовсе не все.., в порядке.
В этот момент в дверях появился Лестрейд.
-Если вы уже насмотрелись, Хол... - Он замолчал. - Что за чертовщина с Уотсоном?
-Мне представляется, - произнес Холмс спокойно и размеренно, - что Уотсон раскрыл эту тайну. Не так ли, Уотсон?
Я молча кивнул. Не всю тайну, пожалуй, но ее основную часть. Я знал, кто... Я знал, как...
-С вами это тоже обычно так происходит, Холмс? - спросил я. - Когда вы.., узнаете?
-Да, - кивнул он, - хотя обычно мне удается оставаться на ногах.
-Уотсон раскрыл эту тайну? - нетерпеливо спросил Лестрейд. - Ха! За, последнее время Уотсон предлагал тысячи разгадок сотен преступлений, Холмс, как это хорошо вам известно, и все они оказались ошибочными. Это его любимое занятие. Я помню только нынешним летом...
-Я знаю Уотсона лучше, чем вам удастся когда-нибудь узнать, - прервал его Холмс, - и на этот раз он попал в точку. Мне знаком этот взгляд. - Он снова принялся чихать; кот с оторванным ухом вошел в кабинет через дверь, которую Лестрейд оставил открытой. Он направился прямо к Холмсу с выражением преданности на обезображенной морде.
-Если с вами так происходит всякий раз, - сказал я, - больше никогда не стану вам завидовать, Холмс. Мое сердце едва не разорвалось.
-Постепенно к этому привыкаешь, - в голосе Холмса не было самодовольных ноток. - Ну, рассказывайте.., или мы должны привести сюда подозреваемых, как это обычно случается в последней главе детективного романа?
-Нет! - воскликнул я с ужасом. Я не видел никого из них и не имел ни малейшего желания. - Я только покажу вам, как это было сделано. Если вы с инспектором Лестрейдом выйдете на минуту в коридор... Кот добрался до Холмса и, мурлыкая, прыгнул ему на колени, изображая самое довольное в мире существо.
Холмс принялся безостановочно чихать. Красные пятна у него на лице, начавшие было бледнеть, вспыхнули снова. Он сбросил кота и встал.
-Поторопитесь, Уотсон, чтобы мы могли побыстрее уйти из этого проклятого дома, - сказал он приглушенным голосом и вышел из комнаты, как-то странно сгорбив спину, опустив голову и ни разу не оглянувшись. Поверьте мне, я почувствовал, что вместе с ним ушла часть моего сердца.
Скачать книгу [0.02 МБ]
Пирамида
