Она немедленно коснулась его сознания: странное, щекочущее ощущение, совсем как когда ступаешь босыми пятками по пушистому ковру. Даже чуть приятно. Она пыталась понять, правду ли он сказал об отце: скромный подарок от ее необыкновенного сына. Оуэн понял, что она так давно пользовалась им, что теперь даже не понимала, что именноделает.., совсем как друг Генри Бивер, вечно жующий зубочистки. Конечно, до Генри ей было далеко, но все же и она кое-что умела, и Оуэн ничему в жизни так не радовался, как тому, что сейчас не солгал.
— Не лейкоз, — сказала она.
— Рак легких. Миссис Кэвелл, нам в самом деле надо…
— Мне нужно дать ему еще кое-что.
— Роберта, мы не можем… — начал Генри.
— Я мигом, мигом! — Она бросилась на кухню. Оуэн вскинул голову. Вид у него был испуганный.
— Курц и Фредди с Перлмуттером… Генри, я не могу сказать, где они! Я их потерял!
Генри открыл пакет с лекарствами, заглянул внутрь. И поражение застыл, словно загипнотизированный видом того, что лежало на коробке с глицерино-лимонными тампонами. Он ответил Оуэну, но голос, казалось, доносился с дальнего конца некоей никем не открытой долины, о существовании которой Генри не подозревал. Теперь он знал, что такая долина есть. И была. Не один год. Нельзя, невозможно утверждать, будто Генри в голову не приходила мысль о чем-то подобном, но почему, во имя Господа, он все это время был настолько ленив и нелюбопытен?!
— Они только что прошли поворот № 29, — сказал Генри. — В двадцати милях от нас. А может, и ближе.
— Что это с тобой?
Генри сунул руку в пакет и вытащил непонятного назначения паутину из бечевки, висевшую над кроватью Даддитса здесь и в доме на Мейпл-лейн.
— Даддитс, где ты взял это? — спросил он, хотя ответ уже был не нужен. Ловец снов был меньше того, что болтался под потолком «Дыры в стене», но если не считать размеров, оба ничем не отличались друг от друга.
— Ие, — пояснил Даддитс, не сводя глаз с Генри. Будто так до конца и не поверил, что Генри рядом. — Ие ал ме. А одето, а олой еее.
Хотя возможность читать чужие мысли угрожающе иссякала, по мере того как организм справлялся с байрумом, Оуэн легко понял, о чем идет речь. «Вивер прислал на Рождество. На прошлой неделе», — сказал Даддитс. Для людей, пораженных синдромом Дауна, времени фактически не существовало, и, похоже, Даддитс не исключение. Для него прошлое — это «та неделя», будущее — «следующая». Оуэн подумал, что, если бы так считали все, в мире было бы куда меньше печали и ненависти.
Генри бросил последний взгляд на маленького Ловца снов и убрал его в пакет как раз в ту минуту, когда в прихожую ворвалась Роберта. Завидев ее, Даддитс расплылся в улыбке.
— Уби-у! — воскликнул он. — Оя ока!
Он схватил коробку и расцеловал мать в обе щеки.
— Оуэн, — сказал Генри, блестя глазами. — У меня о-о-чень хорошие новости.
— Выкладывай.
— Ублюдки застряли: перевернулся трактор с прицепом, как раз рядом с поворотом № 28. Потеряют минут десять, а то и двадцать.
— Слава Богу. Хоть небольшая передышка. — Оуэн подошел к вешалке, на которой висела гигантского размера куртка с капюшоном и надписью ярко-красными буквами поперек спины: RED SOX WINTER BALL. — Это твоя, Даддитс?
— Ая, — кивнул тот, улыбаясь. — Ука. — И едва Оуэн потянулся за ней, добавил:
— Ы иив ак ы али Оси.
Поняв смысл его слов, Оуэн передернулся от озноба.
«Ты видел, как мы нашли Джози».
Он и в самом деле видел.., и Даддитс это знает. Заметил его вчера ночью — или в тот день, девятнадцать лет назад? Неужели, ко всему прочему, Даддитс способен путешествовать во времени?
Но на расспросы времени не осталось, и Оуэн был почти рад этому.
— Я сказала, что не буду возиться с коробкой, но, конечно, все сделала, — сказала Роберта, глядя, как Даддитс, перекладывая коробку из руки в руку, неуклюже справляется с курткой, тоже подарком от бостонской «Ред соке». На ярко-голубом фоне куртки и еще более ярко-желтом коробки его лицо казалось неестественно бледным. — Я знала, что он поедет. А меня не возьмут. Пожалуйста, Генри, можно я с вами?
— А что, если вам придется умереть у него на глазах? — спросил Генри, ненавидя себя за жестокость. За то, что жизнь так вышколила его. Научила нажимать нужные кнопки. — Хотите, чтобы он все это видел, Роберта?
— Нет, конечно, нет, — устало ответила она и после короткой паузы добавила, ранив Генри в самое сердце:
— Будьте вы прокляты!
Потом подошла к Даддитсу, оттолкнула Оуэна, быстро застегнула молнию куртки и, взяв его за плечи, всмотрелась в глаза. Маленькая, неугомонная птичка-женщина. Высокий, бледный сын, затерявшийся в огромной куртке. Слезы Роберты внезапно высохли.
— Будь хорошим мальчиком, Дадди.
— Уду, ама.
— Слушайся Генри.
— Уу, ама. Уу ууся Ени.
— Не расстегивайся. Кутайся получше.
— А, ама, — послушно вторил Даддитс, которому явно не терпелось поскорее уйти, и это вновь вернуло Генри к прошлому: походы за мороженым, игра в мини-гольф (Даддитс,как ни странно, был прекрасным игроком, только Питу удавалось иногда его побить), путешествия в кино, и всегда «слушайся Генри», или «слушайся Джоунси», или «слушайся друзей», и всегда «будь хорошим мальчиком, Дадди», и всегда «я уу ошим, ама».
Она оглядела его в последний раз.
— Я люблю тебя, Дуглас. Ты всегда был замечательным сыном, и я очень тебя люблю. Поцелуй меня.
Даддитс поцеловал мать; та нерешительно, словно украдкой, погладила его небритую щеку. Вынести это не было сил, но Генри все же смотрел, смотрел, потому что был так же бессилен, как муха, попавшая в паутину. Всякий Ловец снов был к тому же капканом.
Даддитс еще раз чмокнул мать, но блестящие зеленые глаза перебегали с Генри на дверь. Даддитс торопился. Почему? Знал, что люди, которые охотятся на Генри и Оуэна, совсем близко? Или для него это — приключение, как в прежние времена, когда их пятерка была неразлучной? И то, и другое? Возможно.
Роберта разжала руки и отступила, с отчаянием глядя на сына.
— Роберта, — прошептал Генри, — почему вы не сказали нам, что происходит? Почему не позвонили?
— А почему вы не приезжали?
Генри мог бы спросить, почему не звонил Даддитс, но это было бы прямой ложью. Даддитс постоянно звонил, с самого марта, когда Джоунси попал в аварию. Он подумал о Пите, сидевшем в снегу рядом с перевернутым «скаутом» и писавшем Даддитс — раз, другой, третий… Даддитс, заточенный на острове «Где-то-там» и умирающий в тюрьме, Даддитс, посылающий призыв за призывом, но в ответ — молчание. Наконец, один из друзей явился только затем, чтобы увезти его, в спешке, с одним пакетом лекарств и коробкой для завтраков. В Ловце снов не было доброты. Они желали Даддитсу только хорошего, даже в тот, первый день искренне его любили. И все же дошло до такого.
— Береги его, Генри. — Роберта перевела взгляд на Оуэна:
— И вы тоже. Берегите моего сына.
— Мы постараемся, — пообещал Генри.15
Развернуться на Дирборн-стрит было негде, все подъездные дорожки замело. В разгорающемся свете утра спящий городок напоминал эскимосский поселок в тундре Аляски. Оуэн подал «хамви» назад, и так, постепенно, выбрался со двора и стал пятиться по улице. Огромный кузов неуклюже раскачивался из стороны в сторону. Бампер зацепил какую-то занесенную снегом, припаркованную на обочине машину, послышался звон разбитого стекла, и они снова вырвались через замерзшие снежные заграждения на перекресток, а затем и на Канзас-стрит. Оставалось выбраться на шоссе. Все это время Даддитс спокойно сидел на заднем сиденье, положив коробку на колени.
Генри, почему Даддитс сказал, что Джоунси хочет войны? Какая война?
Генри пытался послать мысленный ответ, но Оуэн больше его не слышал. Байрум на его лице побелел, и стоило почесать щеку, как разом отваливались целые клочья. Кожа под ними выглядела покрасневшей и раздраженной, но ничего не болело.
«Все равно что простудиться, — удивлялся Генри. — Не серьезнее насморка».
— Он не сказал «война», Оуэн.
— Boa, — согласился Даддитс с заднего сиденья и, подавшись вперед, взглянул на большой зеленый знак с надписью: 95 НА ЮГ — Оси оцет еоу.
Оуэн наморщил лоб: пряди мертвого байрума белесой перхотью спорхнули на куртку.
— Что…
— Вода, — пояснил Генри, похлопав Даддитса по костлявой коленке. — Он пытается сказать, что Джоунси нужна вода. Только это не Джоунси. Тот, кого он зовет «мистер Грей».16
Роберта вошла в комнату Даддитса и принялась собирать разбросанную одежду. Она с ума сходила при мысли о том, как безжалостно и грубо вырвали у нее Даддитса, но, наверное, беспокоиться об этом больше не стоит.
Не прошло и пяти минут, как ноги подогнулись, и она едва доползла до стула у окна. Вид кровати, в которой он провел последний год, преследовал ее. Невозможно было смотреть на подушку, еще сохранившую отпечаток его головы.
Генри воображал, что она позволила Даддитсу уехать, потому что, как они верили, будущее всего мира зависело от того, найдут ли они Джоунси и как быстро. Но это не так.Она отпустила Даддитса потому, что ОН так захотел. Умирающие получают в подарок бейсболки с автографами; умирающие также имеют право поехать в путешествие со своими друзьями.
Но как это тяжело.
Как тяжело терять его.
Она поднесла к лицу стопку его футболок, чтобы не видеть этой смятой постели, и вдохнула его запах: шампунь «Джонсон», мыло «Дайал», и сильнее всего, хуже всего крем с арникой, которым она растирала его спину и ноги, когда они болели.
Не помня себя от отчаяния, она попыталась проникнуть в сознание сына, найти его вместе с теми двумя, которые пришли в ночи, как мертвые, и увели его, но так и не смогла.
Он заблокировался от меня, подумала она. За долгие годы они привыкли к телепатическому общению, возможно, совсем немного отличающемуся от того, каким владеют почтивсе матери особых детей (она столько раз слышала слово «контакт» на тех собраниях группы поддержки, которые посещала вместе с Элфи), но теперь все исчезло. Даддитс отгородился от нее, а это означало, что должно случиться что-то ужасное.
Он знал.
Все еще прижимая к лицу футболки и вдыхая его запах, Роберта снова заплакала.17
Курц был в порядке (в относительном, конечно) до тех пор, пока в мрачном утреннем свете не замелькали яркие синие вспышки проблесковых маячков патрульных машин. Поперек дороги, как мертвый динозавр, валялся трактор с прицепом. Закутанный до ушей полицейский сделал им знак свернуть к съезду с шоссе.
— Блядство! — выплюнул Курц, подавив желание выхватить пистолет и открыть пальбу. Он понимал, что это самоубийство: полицейских было не меньше дюжины, но все равно испытывал жгучую, почти неконтролируемую потребность. Они были так близки к цели, клянусь ранами Христа распятого! И такая осечка. — Блядство, блядство, блядство!
— Что делать, босс? — бесстрастно осведомился Фредди, кладя тем не менее на колени автомат. — Если я прижму их, мы сможем объехать справа. Минута, не больше.
И снова Курц с трудом унял порыв приказать: «Да, Фредди, давай напролом, и если кто-то из синебрюхих попробует пасть разинуть, выпусти ему кишки».
Фредди мог прорваться.., а мог и не прорваться. Курц уже понял, что как водитель он немногого стоит. Подобно большинству пилотов, Фредди самоуверенно считал, что небесный транспорт ничем не отличается от наземного. Если они даже и проскочат, все равно поднимется шум. А это совсем нежелательно, после того как Генерал-Трусливая-Жопа — Рэндалл — приказал свертывать операцию. Его мандат на вседозволенность ликвидирован вместе с индульгенцией. И теперь Курц предоставлен себе. Одинокий борец за справедливость.
Ничего, будем действовать по-умному, подумал он. Недаром мне платили большие баксы за мои мозги.
— Будь хорошим мальчиком и сворачивай, куда тебе показали, — вслух произнес он. — Помаши ему ручкой, выставь большие пальцы, сделай вид, что ты в полном восторге. Продолжай ехать к югу и возвращайся на шоссе при первой возможности. Господь любит неудачников. — Он наклонился к Фредди, достаточно близко, чтобы увидеть белеющийпух в его правом ухе, и прошептал, как пылкий любовник:
— Но если подведешь нас, паренек, я сам влеплю тебе пулю в затылок. — И коснувшись того места, где мягкая шея соединяется с твердым черепом, уточнил:
— Прямо сюда.
Неподвижное, деревянно-индейское лицо Фредди не дрогнуло.
— Да, босс.
Курц, кивнув, схватил почти бесчувственного Перлмуттера за плечи и тряс, пока веки не дрогнули.
— Оставь меня в покое. Спать хочется. Курц приставил дуло пистолета к спине бывшего адъютанта.
— Не выйдет. Проснись и улыбнись, дружище. Небольшой брифинг.
Перли застонал, но все же сел прямее и едва открыл рот, как оттуда вылетел зуб и упал на куртку. По мнению Курца, зуб был совершенно здоровым. «Смотри, ма, ни одной дырочки».
Перли подтвердил, что Оуэн и его новый приятель пока еще в Дерри. Прекрасно. Мням-мням. Ровно через четверть часа Фредди вырулил на шоссе по занесенному снегом пандусу. Поворот двадцать восемь, всего в одном перекрестке от цели, но и до него еще миля, не меньше.
— Они снова в пути, — неожиданно объявил Перлмуттер, еле ворочая языком.
— Черт бы все это побрал! — взорвался Курц вне себя от ярости, болезненной, бессильной ярости на Оуэна Андерхилла, ставшего для него символом провала всей несчастной, изначально обреченной операции.
Перли опять застонал: глухой, полный отчаяния звук. Живот снова стал расти. Он стискивал его, потея и извиваясь. Обычно невыразительное лицо, сейчас искаженное болью, стало почти прекрасным.
Он вновь разразился вонючими газами, и этот ужас длился вечность. Курц почему-то вспомнил о той ерунде, которую они мастерили в летнем лагере из консервных банок и навощенной бечевки. Стоило тронуть одну, как раздавался оглушительный звон. Они называли их трещотками.
Запах, наполнивший «хамви», был смрадом рака, растущего во внутренностях Перли и сначала питавшегося отходами его организма, а потом и самой плотью. Зато Фредди явно выздоравливал, а Курц вообще не заразился проклятым грибком (может, у него иммунитет, в любом случае он успел снять маску и куда-то забросить). Перли же, хотя и умирает, еще пригодится: ценный кадр, человек с идеальным радаром в жопе. Рано или поздно та тварь, что сидит в нем, вырвется наружу, и это, вероятно, положит конец пригодности Перли, но Курц побеспокоится об этом, когда время придет.
— Держись, — ласково сказал он. — Прикажи своим внутренностям утихомириться и спи спокойно.
— Ты.., мудак, — охнул Перлмуттер.
— Верно, — согласился Курц. — Как скажешь, дружище. В конце концов Перли прав. Он и в самом деле мудак. Оуэн оказался трусливым койотом, и кто, как не он, запустил этого койота в чертов курятник?!
Они проезжали поворот № 27. Курц взглянул на пандус и, кажется, увидел следы шин «хамви», который вел Оуэн. Где-то там, на какой-то улице был дом, к которому стремилисьОуэн и его новый приятель. Ради чего они так рисковали? Почему задержались почти на полчаса? Почему?
— Заехали, чтобы забрать Даддитса, — пояснил Перли. Его живот снова опал, и самый сильный спазм отпустил. Пока.
— Даддитс? Что за имя?
— Не знаю. Услышал от его матери. Самого Даддитса увидеть не могу. Он другой, босс. Словно не человек, а серый пришелец.
Курц насторожился.
— Мать считает этого парня, Даддитса, и мальчиком, и мужчиной, — добавил Перли.
Эти сообщения в отличие от предыдущих звучали оживленно, словно Перли заинтересовался неведомым Даддитсом. Господи, да что это с ним?
— Может, он слабоумный, — сказал Фредди. Перли поднял брови.
Скачать книгу [0.34 МБ]