— А что, он не такой?
— Нет. Скорее Френчмен Бэй, но не Бар Харбор. Зимой это сонный городишко, где самое большое приключение — отправление ежедневного суденышка в десять двадцать пять. Но летом Бар Харбор — сумасшедший город, вроде Форт Лодердейла весной: полно народу, всякого жулья и хиппи. Там можно встать на берегу, вдохнуть полной грудью, и словишь кайф, если ветер дует от Бар Харбора. Главное развлечение до праздника Дня Труда это уличный карнавал. В общем-то, мистер, все городки побережья приблизительнов этом духе, но Бар Харбор пожалуй, возглавляет список. Иногда я ездила туда в июле или в августе, просто поболтаться, развлечься. Больше не езжу — возраст уже не тот.
Билли не сдержал улыбки: официантке на вид было года двадцать три. Он дал ей пять долларов, а она пожелала ему приятно провести лето и найти своих друзей. Билли кивнул, но впервые не почувствовал энтузиазма от такой возможности.
— Хотите небольшой совет, мистер?
— Да, — ответил Билли, полагая, что она скажет, с какого места лучше всего начать, хотя это он для себя уже решил.
— Вам надо малость поправиться, — сказала она. — Ешьте «паста». Моя мама вам то же самое посоветовала бы. Побольше «паста», и прибавите несколько фунтов веса.
Конверт «манила», открывающийся с торца, полный фотографий и информации об автомашинах, прибыл к Халлеку на третий день в Южный Портленд. Он медленно перебрал все снимки, осмотрев каждый. Вот молодой жонглер. Его тоже звали Лемке. Сэмюэл Лемке. Он открыто смотрел в объектив камеры, готовый к развлечениям и дружбе, равно как и к ссоре и гневу. А вот и прекрасная девушка, установившая мишень и стрелявшая в нее из рогатки, когда прибыли полицейские. Да, она была действительно хороша, Халлек не ошибся, когда смотрел на нее издали в парке. Ее звали Анжелина Лемке. Он отложил ее снимок рядом с Сэмюэлом Лемке. Брат и сестра. Внуки Сюзанны Лемке? Правнуки Тадуза Лемке?
Пожилой мужчина, раздававший рекламные листовки, — Ричард Кросскилл. Другие Кросскиллы носили разные имена — тоже семейство. И еще Стэнчфилды, Старберды, еще несколько Лемке. И затем… ближе к концу…
Это он! Глаза в сети морщин были темными и умными. Через голову — платок, повязанный на левой щеке. В потрескавшихся губах — сигарета. Нос — мокрый распахнутый ужас.
Билли смотрел на фотографию как загипнотизированный. Что-то знакомое было в облике старика, какая-то неуловимая связь с чем-то привычным. Потом вспомнил. Тадуз Лемке напомнил ему стариков из рекламного ролика грузин из России, куривших сигареты без фильтра, пивших водку и доживавших до невероятного возраста: сто тридцать лет,сто пятьдесят, даже сто семьдесят.
По глазам Тадуза Лемке виден был древний возраст. В них Билли приметил познания, перед которыми двадцатый век выглядел как тень, и содрогнулся.
В тот вечер он взвесился. Весы показали 137.
18. ПОИСКИ
«Олд Оркард Бич», говорила официантка, «это уж самый „хонки-тонки“ из всех, самый бесшабашный городок». Клерк в регистратуре с этим согласился.
С тем же согласилась и девушка в туристическом бюро в четырех милях дальше по шоссе, хотя не стала употреблять столь неформального выражения. Билли повернул арендованный автомобиль в сторону Олд Оркард Бич, находившийся милях в восемнадцати к югу.
Движение стало плотным, машины еле плелись бампер в бампер. На них были в основном канадские номера, а по вместительности многие из них, наверно, могли бы перевезти целую футбольную команду. Большинство людей в машинах и шагавших пешком по обочине были раздеты до минимума, разрешенного законом, иногда — меньше минимума: бикининиточкой с нашлепкой, плавки-гульфики, много блестевшей обнаженной плоти.
На Билли были надеты джинсы, белая летняя рубашка с открытым воротником и спортивный плащ. Он сидел за рулем в закупоренной машине и потел, хотя кондиционер включил на всю катушку. Он помнил изумленный взгляд гарсона отеля и решил не раздеваться, как прочие, даже если туфли промокнут от стекающего пота.
Миновав соленые пустоши, пару десятков рыбацких будок, где ловили лобстеров, весь медленный поток машин повернул к району летних домиков, стоявших в тесноте бок о бок. Почти раздетые люди сидели перед своими жилищами, что-то ели, читали романы в бумажных переплетах или тупо глазели на сплошной поток автомобилей.
«Бог мой», подумал Билли, «да как они переносят вонищу из этих выхлопных труб?» В голову пришло, что им даже нравится. Может быть, просиживают именно здесь, а не на берегу, потому что запах напоминает им о доме.
За домиками последовали мотели с вывесками: ЗДЕСЬ ГОВОРЯТ НА ФРАНЦУЗСКОМ (написано по-французски), КАНАДСКАЯ ВАЛЮТА — НЕ МЕНЬШЕ 250 ДОЛЛАРОВ, С ПОЛУНОЧИ — ГОЛУБЫЕ ФИЛЬМЫ ПО КАБЕЛЮ, ТРИ МИНУТЫ ДО ОКЕАНА!
За мотелями потянулась торговая улица со скудным ассортиментом товаров в магазинах: фотопринадлежности, сувениры, похабные книжки по сниженным ценам. Молодые люди в джинсах с оборванными штанинами медленно бродили вдоль витрин, некоторые — взявшись за руки. Кое-кто отсутствующим взглядом смотрел на пыльные витрины. Среди скучающей, фланирующей публики лавировали ребята на скейтбордах. Билли Халлеку показалось, что все они страдают от лишнего веса.
Детишки на скейтбордах, похоже, что-то жевали, как и прохожие: кто кусок пиццы, кто поп-корн, чипсы, конфеты и прочее. Увидел мужчину в белой рубахе навыпуск, в мешковатых штанах и сандалиях: он поглощал сосиску, длиною в целый фут, к подбородку прилипли ошметки лука и кислой капусты, а в левой руке тот держал еще пару сосисок. Халлеку он показался фокусником с надувными шарами.
Мимо поплыл парк с аттракционами. Русские горки вздымались высоко в небо. Гигантский корабль викингов — качели — двигался взад и вперед полукругами под дружный визг пассажиров. Звенели колокола, мелькали и бегали огоньки множества лампочек.
А справа подростки сшибались в автомобильчиках луна-парка. Молодой парень и молодая женщина целовались. Она обняла его рукой за шею, он одной рукой прижимал ее ягодицы, в другой держал банку «будвайзера».
«Да», решил Билли. «Да, здесь то самое место. Вполне может быть».
Он оставил машину на стоянке, заплатил семнадцать долларов за полдня, переложил бумажник из бокового кармана во внутренний карман плаща и начал охоту.
Сначала ему показалось, что потеря веса ускорилась: уж очень странно на него поглядывали прохожие. Рациональная часть рассудка быстро убедила его: все дело в одежде, а вовсе не в том, как он выглядит под одеждой.
«Эта публика будет на тебя смотреть точно такими же глазами, если будешь прогуливаться тут в майке и плавках в октябре месяце. Успокойся, Билли. На тебя все же стоитпоглазеть. Здесь много такого, на что стоит поглазеть».
И это было в самом деле так. Билли увидел толстую женщину в черных бикини, лоснилась темная кожа. Живот у нее был выдающимся, но бедра странным образом выглядели возбуждающими. Она двигалась к белой полоске пляжа, как океанский лайнер, ягодицы ритмично колыхались в такт шагов. Возле лавки с пиццей Билли увидел жирного пуделя, подстриженного по всем правилам. Язык собаки висел из пасти неподвижно и имел скорее серый, нежели розовый цвет. Заметил, как громадная чайка спикировала и выхватила из руки ребенка недоеденный грязный пирожок.
Позади всего этого белый полумесяц пляжа Олд Оркарда был усеян загорающими под полуденным солнцем. Однако и пляж, и Атлантический океан позади него казались опошленными сутолокой людей, руки, лица которых были заняты и запачканы едой а сквозь пульсирующий шум моторов прорывались вопли зазывал («Проверьте ваш вес!» — услышал Билли призывный крик откуда-то слева. — «Угадываю вес! Если ошибусь на пять фунтов, плачу доллар!») и ритмы рока из раскрытых дверей баров.
Неожиданно Билли охватило чувство нереальности: он оказался как бы вне самого себя, подобно случаю с астральной проекцией, которые обычно описывает журнал «Фэйт».Имена — Хейди, Пеншли, Линда, Хаустон — зазвучали фальшиво и мелко, подобно именам, которые придумывают наспех для плохой истории. Возникло ощущение, что он способен заглянуть за кулисы вещей, в некий вообразимый «реальный мир». Запах моря показался пронизанным смрадом протухшей пищи, звуки стали слышаться издалека, словно плывущими к нему из длинного коридора.
«Астральная проекция?» — прозвучал смутный голос. — «У тебя солнечный удар, друг мой».
Да, пожалуй, когда теряешь сто двадцать фунтов веса, твой термостат начинает барахлить. Сейчас же уходи с солнцепека, иначе загремишь в обморок.
— Ладно, уговорил, — пробормотал Билли, и проходивший мимо мальчишка, жующий поп-корн, резко обернулся в его сторону.
Впереди находился бар с вывеской «Семь морей», на дверях надписи: «Холодное, как лед» и «Самое приятное время». Билли вошел.
«Семь морей» оказались не только холодными, как лед, но и чудесно спокойным местом. На музыкальном автомате висела записка с крупной надписью: «КАКОЙ-ТО ПРИДУРОК ДАЛ МНЕ ВЧЕРА ВЕЧЕРОМ ПИНКА, И ТЕПЕРЬ Я ПОЛОМАН». Пониже — перевод той же надписи на французский язык. Однако по потрепанному виду надписи и по пыли, скопившейся на автомате, Билли решил, что «вчера вечером» могло произойти год тому назад. В помещении находились несколько пожилых мужчин, одетых по тому же принципу, что и Билли, — не для пляжа, а скорей для улицы. Некоторые играли в шахматы, другие в нарды. Почти все были в шляпах.
— Что вам угодно? — спросил бармен.
— Пива «Шхуна», пожалуйста.
— О'кей.
Билли пил пиво медленно и наблюдал в окно движение людских масс, прислушиваясь к бормотанию стариков за столиками. Почувствовал, что часть его силы, часть ощущенияреальности возвращаются.
Подошел бармен.
— Нальем еще?
— Да, пожалуйста. И хотелось бы с вами немного поговорить, если есть время.
— Насчет чего?
— Насчет людей, которые могли здесь побывать.
— Где «здесь»? В нашем баре?
— В Олд Оркарде.
Бармен рассмеялся.
— Насколько я знаю, половина штата Мэн и половина Канады летом проходят через это место.
— Я говорю о цыганах.
Бармен хмыкнул и принес Билли бутылку «Шхуны».
— То есть имеете в виду бродячую публику. Это, кстати, все, кто летом прибывают в Олд Оркард. А ко мне в бар приходят, в основном, люди, которые живут тут круглый год, — местные, так сказать. А те, — он махнул рукой в сторону окна, словно отбросив всех разом, — те — бродяги, вроде вас, мистер.
Билли осторожно, по стенке бокала налил пива, потом положил на стойку десятидолларовую бумажку.
— Я не уверен, что мы правильно поняли друг друга. Я говорю о настоящих цыганах.
— Настоящие?.. О! Наверно, имеете в виду тех ребят, что устроили табор возле Солт Шека.
Сердце Билли забилось быстрее.
— Можно, я вам покажу кое-какие фотографии?
— Бесполезно. Я их не видел. — Он посмотрел на десятидолларовую банкноту и окликнул одного из присутствующих: — Лон! Лонни! Подойди-ка на минутку.
Один из стариков, сидевших за столиком у окна, поднялся и прошаркал к бару. На нем были серые хлопчатобумажные штаны, белая рубашка, явно великоватая, и соломенная шляпка. Лицо усталое, только глаза — живые. Кого-то он напоминал Халлеку, вспомнил спустя секунду: старик выглядел, как Ли Страсберг, учитель и актер.
— Это Лон Эндерс, — представил его бармен. — У него участок на западе городка. Там же и Солт Шек. Лон примечает все, что происходит в Олд Оркарде.
— Меня зовут Билли Халлек.
— Будем знакомы, — сказал Лон Эндерс, шелестящим, как бумага, голосом, и придвинул стул поближе к Билли. Он даже вроде бы и не сел на него, а прислонился задом к сиденью, слегка подогнув ноги.
— Не желаете пива? — предложил Билли.
— Больше нельзя, — прошелестел старик, и Билли слегка отодвинулся подальше от неприятного запаха изо рта Эндерса. — Уже выпил свою норму на день. Доктор сказал —не больше. С животом беда. Если бы я был автомашиной, — в самый раз на свалку.
— О! — сказал Билли нейтрально.
Бармен отвернулся от них и принялся укладывать бокалы в мойку. Эндерс посмотрел на десятидолларовую бумажку, потом на Билли.
Халлек снова объяснил свою просьбу, а Эндерс повернул свое усталое лицо в сторону теней в углу бара. Откуда-то из соседнего заведения слышались удары небольшого колокола.
— Были они тут, — сказал он, когда Билли закончил. — Были. Я уж лет семь не видел цыган, а такой оравы и подавно — лет двадцать, не меньше.
Правая рука Билли так сильно стиснула стакан, что он едва успел расслабиться, пока не раздавил его. Осторожно поставил бокал на стойку бара.
— Когда? Вы уверены? Не знаете, куда они могли отправиться? Не могли бы вы…
Эндерс поднял руку, бледную, как у утопленника, вытащенного из колодца. Билли она показалась почти прозрачной.
— Спокойно, друг, — сказал он почти шепотом. — Я скажу тебе, что знаю.
Усилием воли Билли заставил себя смолчать и просто ждать.
— Десятку я возьму, потому что, похоже, мой друг, ты можешь себе это позволить, — прошептал Эндерс. Он засунул ассигнацию в карман рубашки, потом большим и указательным пальцами левой руки поправил вставную челюсть. — Зато говорить буду бесплатно. Черт возьми, когда становишься старым, еще приходится платить и за то, чтобы тебя послушали… Спроси-ка у Тимми там — можно мне получить стакан холодной воды? Кажется и одно пиво для меня слишком… оно сжигает то, что осталось от моего нутра. Но мужчине трудно отказаться от всех своих удовольствий, даже, когда они больше удовольствия не доставляют.
Билли позвал бармена и тот подал Эндерсу стакан воды со льдом.
— С тобой все в порядке, Лон? — спросил бармен, ставя стакан.
— Бывало и лучше, бывало и хуже, — прошептал Эндерс, взяв стакан. В какой-то момент Билли показалось, что стакан для него тяжеловат. Однако старик поднес его ко рту,расплескав лишь самую малость.
— Ты хочешь поговорить с этим парнем? — спросил Тимми.
Холодная вода, похоже, взбодрила Эндерса. Он поставил стакан, посмотрел на Билли, потом взглянул на бармена.
— Я думаю, кто-то должен с ним потолковать, — сказал он. — Он еще не выглядит так плохо, как я… но тоже — туда же…
Эндерс жил в небольшой колонии отставников-пенсионеров на улице Ков Роуд. Он сказал, что Ков Роуд это часть «настоящего Олд Оркарда», которую бакшиш обходит стороной.
— Бакшиш? — переспросил Билли.
— Ну, да, — чаевые то бишь. Это значит — толпы, друг. Мы с женой приехали в этот город в 1946 году, сразу после войны. С тех пор — здесь. Я научился в свое время, как вытягивать бакшиш со своего хозяина — Томми Мак Ги, правда, он уже давно умер. За горло бывало брал его. То, что ты сейчас слышишь, — лишь остатки моего голоса.
Послышалась едва уловимая усмешка.
Эндерс знал всех, связанных с летним карнавалом, называемым Олд Оркардом, или почти всех — продавцов, мусорщиков, лотошников, подсобных рабочих, торговцев сувенирами, автомехаников, зазывал, сутенеров и прихлебателей. Большинство из них были местные, которых он знал десятилетия, или сезонники, прибывавшие только на лето, как перелетные птицы. Они составляли дружное сообщество, которого туристы не замечали.
Знал он довольно многих из тех, кого бармен называл бродягами. Эти были преходящими элементами и задерживались лишь на одну-две недели, делали кое-какой свой бизнес в развеселой лихорадочной обстановке гулянок Олд Оркарда, а затем двигались дальше.
— Неужто всех их и помните? — с сомнением спросил Билли.
— Не запомнил бы, ежели б они менялись каждый год, — прошептал Эндерс. — Но бродяги тут особенные. Они, может, и не так регулярно появляются, как ежегодные сезонные бизнесмены, но так же имеют свои правила… что ли. К примеру, видишь, вот приехал в 57-м году парень, продает с рук кольца «хула-хуп», а в 60-м, глядишь, продает дорогие часы всего по три доллара за штуку. Волосы у него уже не светлые, а черные. Думает, его никто не узнает. Ну, наверно, летние туристы и не узнают, даже если и побывали тут в 57-м, потому что покупают снова у того же жука. Но мы-то его знаем. Знаем всю эту бродячую компанию торговцев. Ничего не меняется, кроме их товара, и все, что они продают, на несколько шажочков в стороне от закона. Торговцы наркотиками, «пушеры», те — другие. Их слишком много, и они всегда отправляются за решетку, либо помирают прежде времени. А проститутки слишком быстро стареют, чтобы их запомнить. Но ты хотел о цыганах потолковать. Так вот, если подумать, то получается, что цыгане — самые старые бродячие торговцы из всех.
Билли извлек конверт с фотографиями из кармана плаща и осторожно выложил перед Эндерсом, как расклад покера, Джину Лемке, Сэмюэла Лемке, Ричарда Кросскилла, Маури Старберд.
Тадуза Лемке.
— А! — шумно выдохнул старик, когда Билли положил эту последнюю. — Тэдди, ты, старый сутенер-совратитель!
Он взглянул на Билли и улыбнулся. Но Билли Халлека он провести не сумел — старик испугался.
— Я думал, это он, — поправился Эндерс. — Просто не разглядел… тут темновато… вижу — вроде похожая фигура…
Он снова схватил и поднес стакан к губам, расплескав на сей раз больше воды себе на рубашку. От холода слегка охнул.
Бармен подошел и неприязненно посмотрел на Билли. Эндерс поднял ладонь, чтобы показать, что с ним все в порядке, и бармен вернулся к своей мойке. Эндерс перевернул фотографию Тадуза Лемке. На обратной стороне была надпись: «Фото сделано в Эттлборо, Масс., серед. мая 1983».
— И ни на день не постарел с тех пор, как я увидел его впервые с его дружками летом 1963-го, — заключил Эндерс.
Они расположились табором позади рыбацкой хижины, принадлежавшей ловцу лобстеров Херку в Солт Шеке, возле дороги N27. Пробыли там четверо суток, а на пятое утро их уже не было. Улица Ков Роуд располагалась неподалеку, и Эндерс сказал, что на второй день пребывания там он протопал полмили к их табору. Билли трудно было представить, что этот похожий на призрака человек смог бы и один квартал обойти. Он хотел, по его словам, поглядеть на них, потому что цыгане напомнили ему о старых временах, когда человек мог заниматься своим бизнесом, а Мистер Закон стоял в сторонке и позволял ему делать свое дело.
— Я постоял там у обочины шоссе какое-то время, — сказал Эндерс. Обычная цыганская жизнь. Чем значительнее все меняется, тем больше они остаются теми же самыми. Когда-то были все сплошь палатки да шатры, а теперь машины и трейлеры. Какая-то женщина гадает. Две или три продают дамам порошки, а два-три мужика продают порошки мужчинам. Я думаю, они бы задержались здесь и подольше, так как собрались устроить собачий бой для какого-то богача, а полиция штата про то пронюхала.
Скачать книгу [0.14 МБ]
Пирамида