— Да.
— Мне снился сон. Ужасно реальный. Который час?
— Без двадцати семь.
— Дождь, похоже, будет идти весь день?
— По…аай! — Гэррети качнулся, на миг потеряв равновесие. — Проклятая подметка отлетает.
— Оторви их к черту, — посоветовал Бейкер. — Ногти врастут в них, и будет еще хуже.
Гэррети скинул один туфель и пнул его в направлении толпы. К нему сразу же потянулись жаждущие руки; завязалась потасовка. Другой туфель не хотел слезать — нога в нем распухла. Гэррети нагнулся, получил предупреждение, но все же стащил туфель с ноги. Он хотел тоже кинуть его в толпу, но пожалел силы и оставил просто лежать на дороге. Вдруг на него нахлынула волна отчаяния. Он шел и тупо думал: «Я остался без обуви. Я остался без обуви».
Дорога под ногами была холодной. Сквозь остатки носков Гэррети ощущал каждый камешек. Он подошел к Бейкеру, который тоже шел без обуви.
— Я почти готов, — сказал спокойно Бейкер.
— Я тоже.
— Знаешь, я вспоминаю все хорошее, что со мной было. Один раз я впервые пригласил девушку на танец, и какой-то пьяный хер попытался ее у меня увести. Я вывел его наружу и набил морду — смог потому, что он был такой пьяный. И та девушка на меня так смотрела, что я был на седьмом небе от счастья. Вспоминаю мой первый велосипед. И как впервый раз читал «Женщину в белом» Уилки Коллинза… Это моя любимая книга. Вспоминаю, как сидел с удочкой над прудом, и как лежал во дворе с книжкой комиксов. Гэррети, я думаю об этом, как будто я уже старик.
На них брызнул серебристый утренний дождик. Толпа приутихла, но не уменьшилась — шеренгами вдоль дороги тянулись выжидающие лица под плащами и зонтиками. Бесконечный ряд серых лиц, похожих, как близнецы.
— Надеюсь, уже не будет темно, — сказал Бейкер. — Ненавижу идти в темноте, не зная, кто я и что я здесь делаю. Надеюсь, все кончится до темноты.
Гэррети начал говорить, но его прервали выстрелы. Бейкер скривился: — Вот чего я боюсь. Этого звука. Зачем мы делаем это, Гэррети? Мы все сошли с ума.
— Не знаю. Не знаю.
— Мы все в ловушке.
Длинный путь продолжался. Они проходили знакомые Гэррети места — заброшенные фермерские дома, птичники, засеянные поля. Он помнил, казалось, каждый дом. Ноги словно наполнились новой силой. Ему хотелось лететь. Но, может быть, Стеббинс прав — их там не будет? К этому лучше подготовиться. Пронесся слух, что у одного из участниковаппендицит.
Гэррети не обратил на это внимание — он думал только о Фрипорте и о Джен. Стрелки на его часах жили какой-то своей дьявольской жизнью. Они не хотели двигаться. Но в любом случае до Фрипорта оставалось не больше пяти миль.
Небо немного прояснилось, но оставалось облачным. Дорога под дождем превратилась в черное зеркало, и Гэррети почти видел в ней искаженное отражение собственного лица. Он прижал руку ко лбу — лоб пылал. Джен, о Джен… Знала бы ты… Парень с болью в боку, Клингерман, начал кричать. Гэррети вспомнил тот Длинный путь, который он видел — как раз во Фрипорте, — и участника, который монотонно твердил: «не могу, не могу, не могу». «Клингерман, заткнись!» — взмолился он про себя.
Но Клингерман все шел, продолжая стонать и вскрикивать, прижав руки к боку, а часы Гэррети продолжали идти. 8.15. «Где ты, Джен? Я не знаю уже, что ты для меня, но я еще жив и хочу, чтобы ты была там. Очень хочу». 8.30.
— Мы уже близко к этому чертову городу? — спросил Паркер.
— А тебе-то что? — спросил Макфрис. — Нас-то там никто не ждет.
— Меня ждут девушки повсюду, — сказал Паркер. — Только посмотрят, так и сразу писают в штанишки, — его лицо осунулось и вытянулось, оставив от прежнего Паркера только тень.
8.45.
— Помедленнее, приятель, — сказал Макфрис. — Оставь силы до вечера. — Не могу, — отозвался Гэррети. — Стеббинс сказал, что ее там не будет, я должен убедиться, что она там. Я должен…
— Не бери в голову. Стеббинс, чтобы выиграть, напоит собственную мамашу лизолом. Она будет там.
— Но…
— Никаких «но», Рэй. Успокойся и жди.
— Иди ты со своими погаными утешениями! — выкрикнул Гэррети и потер горящий лоб ладонью — Извини… Это так вырвалось. Стеббинс еще сказал, что на самом деле я хочуувидеть только свою мать.
— А ты не хочешь?
— Черт, конечно, хочу! Что ты думаешь… Не знаю. Когда-то у меня был друг, и мы с ним… Сняли одежду… И тогда она…
— Гэррети — Макфрис положил руку ему на плечо. Клингерман все стонал, и какой-то толстяк из толпы спросил, не нужен ли ему «Алка-Зельцер». Шутка вызвала общий смех. — Ты теряешь контроль. Успокойся. Ты…
— Не тронь мою спину! — заорал Гэррети и, сунув в рот кулак, больно, до крови, укусил его. Потом добавил. — И вообще не тронь меня.
— Ладно, — Макфрис отошел.
Было девять часов — уже в четвертый раз. Их оставалось двадцать четыре, и они входили во Фрипорт. Впереди был кинотеатр, где они с Джен часто бывали. Свернув направо, они оказались на дороге № 1 — последней своей дороге. Дождь не переставал, но толпа все так же стояла вокруг. Кто-то включил пожарную сирену, и ее вой сливался со стонами Клингермана. Волнение наполнило вены Гэррети. Он слышал, как гулко бухает его сердце. Снова кричали его имя (Рэй — Рэй — иди скорей!}, но знакомых лиц пока не было видно.
К нему тянулись руки, и одна из них, тощая и коричневая, чуть задела его. Он отскочил, будто его затягивало в молотилку. Никаких признаков матери и Джен. Стеббинс был прав… А если они и здесь, как он разглядит их в этой людской массе?
Стон вырвался из его груди. Он споткнулся и едва не упал. Стеббинс был прав. Ему хотелось упасть прямо здесь, не идти дальше. Зачем теперь идти? Сирена выла, толпа вопила, Клингерман стонал, а его собственная измученная душа колотилась о стенки черепа в поисках выхода.
Я не могу идти. Не могу, не могу, не могу.
Где я? Джен? Джен?.. ДЖЕН!
Он увидел ее. Она махала голубым шарфом, что он подарил ей на день рождения, и дождь блестел на ее волосах, как жемчуг. Рядом стояла его мать в своем черном пальто. Толпа сдавила их, и они беспомощно покачивались взад-вперед. Над плечом Джен идиотски стрекотала телекамера.
Чья-то рука потянула его назад. Макфрис. Солдат бесцветным голосом вынес им обоим предупреждение.
— Не ходи туда! — кричал Макфрис прямо в ухо. Острый ланцет боли вонзился в голову Гэррети.
— Пусти!
— Не допущу, чтобы ты убил себя, Рэй!
— Пустиииии!
— Ты хочешь умереть у нее на руках?
Джен плакала. Он видел слезы на ее щеках. Он вырвался от Макфриса и опять пошел к ней. Он плакал. Он любил ее.
Рэй, я тебя люблю.
Он видел эти слова на ее губах.
Макфрис снова поймал его за руку. Краем глаза он увидел свой класс под школьным знаменем и среди них самого себя, кусок прошлогодней фотографии, и он улыбался и махал самому себе.
Второе предупреждение.
Джен!
Она потянулась к нему. Их руки встретились.
В одной руке он сжимал холодную руку Джен, в другой руку матери. Он дошел до них. Дошел.
И тут рука Макфриса рванула его назад. О жестокий Макфрис!
— Пусти! Пусти!
— Идиот, ты ненавидишь ее? Ты что, хочешь, чтобы тебя застрелили у нее на глазах? Чтобы она запачкалась твоей кровью? Пошли скорее!
Он сопротивлялся, но Макфрис был сильнее. В глазах Джен появилась тревога, и ее губы беззвучно шептали:
“Иди! Иди же!”
“Конечно, надо идти, — подумал от тупо. — Я же их гордость".В эту минуту он и правда ненавидел ее.
Третье предупреждение. Теперь на лицах матери и Джен была паника.
Рука матери закрыла лицо, и он вспомнил, как руки Барковича протянулись к горлу и начали его раздирать.
— Если ты собрался сделать это, то сделай за углом, идиот паршивый! — крикнул Макфрис. Макфрис ударил его, ударил сильно.
— Ладно, — Гэррети пошел. — Ладно, все, видишь, я иду, пусти меня, — он плакал.
Макфрис шел следом, готовый опять поймать его.
У поворота Гэррети оглянулся, но они уже потерялись в толпе. Он подумал, что никогда не забудет этого выражения паники на их лицах. Все, что ему удалось увидеть, — мелькнувший над головами голубой шарф.
Он повернулся и пошел прочь.
Глава 16
“Пролилась кровь! Листон спотыкается! Клэй изматывает его комбинациями! Клэй его убивает! Клэй его убивает! Леди и джентльмены, Листон падает! Сонни Листон упал! Клэй прыгает… Кричит… О, леди и джентльмены, я просто не знаю, как описать эту сцену!"Комментатор на втором поединке Клэя и Листона
Таббинс сошел с ума.
Таббинс был коротышка в очках и с лицом, усыпанным веснушками. Он постоянно подтягивал джинсы и мало говорил, на, в общем, был вполне терпим, пока не спятил.
— Блудница! — орал он дождю, запрокинув лицо вверх, и струйки воды текли ему в рот и глаза. — Блудница Вавилонская пришла к нам! Она легла на улицах и раскинула ноги свои на камнях мостовых! Скверна! Скверна! Бегите от нее! На устах ее мед, но в сердце ее гниль и нечистота!
— Господи, хоть бы он заткнулся, — устало сказал Колли Паркер. —Он хуже Клингермана.
— Бегите от блудницы! Скверна! Нечистота!
— Черт! — пробормотал Паркер, трясущимися руками поднося ко рту фляжку. — Я сейчас убью его! — из глаз его покатились бессильные слезы. Было три часа дня. Позади остался Портленд. Совсем недавно они миновали указатель, извещавший, что до границы Нью-Хэмпшира осталось всего 44 мили.
Всего. Всего — что за идиотское слово!
Гэррети шел рядом с Макфрисом, но тот с самого Фрипорта молчал. Да Гэррети и не решался говорить с ним. Он опять был в долгу и стыдился этого потому, что знал — он самне сможет спасти Макфриса. Джен с матерью исчезли, исчезли навсегда. Если только он не выиграет. А сейчас он очень хотел выиграть.
Странно, он в первый раз хотел выиграть. Даже на старте, который теперь казался эпохой динозавров, он вряд ли всерьез хотел этого. Тогда все еще казалось игрой, но ружья стреляли не пистонами, и все это было реально.
И он хотел выиграть.
Ноги болели вдвое сильнее, и при глубоком вдохе появлялась острая боль в груди. Не утихал и жар — может быть, он заразился от Скрамма.
Он хотел выиграть, но не верил в это. На финише ведь не будет уже Макфриса, чтобы его спасти. Он просто не сможет сделать последний шаг. С Фрипорта они потеряли только троих. Одним из них был несчастный Клингерман. Осталось двадцать.
Они перешли по мосту тихий ручеек. Грянули выстрелы, толпа вскрикнула, и в сердце у Гэррети опять зашевелилась робкая надежда.
— Видел свою девушку?
Это был Абрахам, напоминающий участника Батаанского марша. Почему-то он снял куртку и рубашку, обнажив костлявую грудь.
— Да, — сказал Гэррети. — И я собираюсь вернуться к ней.
Абрахам улыбнулся:
— Что! Ах да, есть такое слово: вернуться. Это был Таббинс?
Гэррети прислушался, но ничего не услышал, кроме гула толпы.
— Я говорю себе, — сказал Абрахам, — что нужно ни о чем не думать, только подымать и опускать ноги.
— Правильно.
— Но тут такое дело… Даже не знаю, как тебе сказать.
Гэррети пожал плечами:
— Просто скажи.
— Ладно. Мы должны пообещать друг другу.
— Что?
— Не помогать никому. Просто идти и все.
Гэррети смотрел на свои ноги, босые и грязные, с сильно вздувшимися венами. Он не мог вспомнить, когда ел в последний раз, и боялся упасть в обморок от голода. Абрахам, обутый в тяжелые оксфордские ботинки, с суеверным ужасом смотрел на голые ноги Гэррети.
— Это звучит безжалостно, — заметил Гэррети.
— Что делать.
— А с остальными ты говорил?
Скачать книгу [0.09 МБ]
Пирамида