— Ладно. Все будет в порядке.
Они вышли из машины. Времени уже было почти девять тридцать. От школы донесся усиленный микрофоном добродушный голос Вика Муни, президента выпускного класса:
— Итак, леди и джентльмены, пожалуйста, занимайте свои места. Пришло время голосовать. Мы выбираем короля и королеву бала!
— Этот конкурс оскорбителен для женщин! — выкрикнула Мира Крюс с вызовом, но немного смущенно.
— И для мужчин тоже! — не замедлил откликнуться Джордж Доусон.
Все рассмеялись. Мира молчала: протест свой она выразила, правила игры соблюдены.
— Рассаживайтесь, пожалуйста, по местам! — Вик у микрофона улыбался и отчаянно краснел, в волнении расковыривая пальцем прыщик на подбородке. Огромный венецианский лодочник глядел из— за его плеча в зал задумчивыми глазами. — Время голосовать.
Кэрри и Томми сели. Тина Блейк и Норма Уотсон раздавали отксерокопированные бюллетени и, подойдя к их столику. Норма выдохнула:Удачи!.Кэрри взяла листок в руки и вдруг застыла с открытым ртом.
— Томми, мы тоже тут есть!
— Да, я видел, — сказал он. — Школа выдвигает отдельные кандидатуры, а те, с кем они приходят, вроде как попадают за компанию. Так что, добро пожаловать в наш клуб. Или ты хочешь отказаться?
Кэрри прикусила губу и посмотрела на Томми.
— А ты?
— Боже, нет, конечно, — ответил он беспечно. — Если кто побеждает, им нужно просто просидеть в этих тронах, пока исполняется школьный гимн и все танцуют следующий танец. Сидишь себе, помахиваешь скипетром и выглядишь полным идиотом. А тебя еще и фотографируют для школьного ежегодника, чтобы все остальные тоже видели, как ты разыгрывал из себя идиота. — И за кого же мы будем голосовать? — спросила Кэрри, неуверенно переводя взгляд со списка кандидатов на маленький сувенирный карандашик рядом с наполненной орешками бумажной гондолой. — Они все, скорее, из твоей компании. — Она невольно усмехнулась. — Впрочем, у меня вообще нет никакой…
Томми пожал плечами.
— Давай проголосуем за нас. И черт с ней, с ложной скромностью!
Кэрри рассмеялась в голос и тут же закрыла рот ладонью — чужой для нее, совсем непривычный звук.
Не давая себе времени передумать, она взяла маленький карандашик и обвела их имена в третьей сверху строке.
Карандашик сломался от нажима, и, уколов палец об один из обломков, Кэрри коротко втянула в себя воздух: на пальце выступила крошечная капелька крови.
— Ты укололась?
— Нет, ничего, — ответила она с улыбкой, хотя теперь ей вдруг стало трудно улыбаться. Вид крови сразу испортил настроение. Она промокнула капельку салфеткой и добавила. — Но я сломала карандаш, а это ведь на память. Вот глупая.
— У тебя еще есть целый пароход с орехами, — сказал Томми и придвинул гондолу к ней. — Ту-ту-у-у…
У Кэрри сдавило горло. Она испугалась, что сейчас заплачет, а потом ей станет стыдно. Но справилась с собой, и только глаза ее заблестели от влаги. Чтобы Томми не заметил, она опустила голову.
Пока помощники мисс Гир из Общества отличников собирали сложенные бюллетени, одна из групп заполняла паузу какой-то знакомой мелодией. Бюллетени выложили на преподавательском столе у входа, где Вик, мистер Стивенс и чета Лаблинов занялись подсчетом голосов. Мисс Гир наблюдала за процедурой внимательным колким взглядом.
Кэрри почувствовала, как внутри у нее все сжимается от волнения, и крепко сжала руку Томми. Чепуха, конечно. Никто за них не проголосует. За него, за прекрасного скакуна, проголосовали бы, но только не в одной упряжке с такой коровой. Скорее всего, выберут Фрэнка и Джессику или Дона Фарнхема и Элен Шайрс. Или… А, черт!
Две стопки бюллетеней росли быстрее других. Когда мистер Стивенс закончил их раскладывать, все четверо, по очереди, пересчитали количество листков в двух больших стопках, по виду почти одинаковых. Затем они посовещались о чем-то, склонившись над столом, и пересчитали еще раз. Мистер Стивенс кивнул, провел по стопке бюллетеней пальцем, словно в руках у него была колода карт, и передал их Вику. Тот взобрался на сцену и подошел к микрофону.Билли Босман Бэндпроиграли туш. Вик взволнованно улыбнулся, прокашлялся и, вздрогнув, испуганно заморгал, когда динамики отозвались оглушительным визгом. Он чуть не уронил бюллетени на пол, где змеились толстые провода от аппаратуры, и кто-то захихикал.
— У нас возникла небольшая проблема, — начал Вик без затей. — Мистер Лаблин уверяет, что такое случилось впервые за всю долгую историю выпускных балов в этой школе.
— Интересно, как далеко он берет? — насмешливо проворчал кто— то позади Томми. — С восемнадцатого века?
— Две пары претендентов набрали равное количество голосов. Вик улыбнулся и снова чуть не уронил листки. — Шестьдесят три голоса за Фрэнка Грира и Джессику Маклини шестьдесят три — за Томаса Росса и Кэрри Уайт.
Тишина длилась всего секунду, затем зал взорвался аплодисментами. Томми повернулся к Кэрри; та, словно стыдясь чего-то, сидела с опущенной головой, и у него вдруг возникло чувство (кэрри кэрри кэрри), очень похожее на то, что он испытал, когда приглашал ее на бал. Ощущение было такое, словно в его мысли вторгалось извне что-то чужое, незнакомое — этонечтозвало Кэрри, снова и снова повторяя ее имя. Словно…
— Внимание! — объявил Вик. — Пожалуйста, внимание! — Аплодисменты стихли. — Мы решили провести окончательное голосование. Когда вам вручат чистые листки, впишите туда, пожалуйста, пару, которой вы отдаете предпочтение. И с видом облегчения он сошел со сцены. Всем вновь раздали бюллетени — второпях порванные на равные частичистые странички от лишних программ бала. Группа продолжала играть, но музыку уже никто не замечал — все возбужденно разговаривали.
— Это ведь не нам аплодировали, — сказала Кэрри, поднимая взгляд. Ощущение, возникшее у Томми минутой раньше, прошло. — В самом деле, не нам.
— Может быть, аплодировали тебе.
Кэрри посмотрела на него, не в силах произнести ни слова.
— Чего они там тянут? — прошипела Крис. — Я слышала аплодисменты. Может быть, они уже там. И если ты облажался…
Конец веревки безвольно висел между ними — никто даже не прикоснулся к нему с тех пор, как Билли вытащил его отверткой из вентиляционной трубы.
— Не суетись, — спокойно сказал он. — Еще гимн должны сыграть. Они всегда его играют.
— Но…
— Заткнись, сука. Ты и так много треплешься. — В темноте как ни в чем ни бывало вспыхнул кончик его сигареты.
Крис замолчала. Но (ну я тебе покажу ублюдок когда все это кончится не послать ли тебя сегодня подальше) в душе у нее клокотала ярость. Уж этих слов она ему не простит. Никому не позволено говорить с ней таким тоном. В конце концов у нее отец — адвокат.
Было уже без семи минут десять.
Томми взял сломанный карандаш и уже собрался вписать в бюллетень их имена, когда Кэрри легонько тронула его за руку.
— Не надо.
— Что?
— Не голосуй за нас, — решилась она наконец. Он удивленно вскинул брови.
— А почему нет? Гулять так гулять? Моя мама всегда так говорит.
(мама)
Перед глазами мгновенно встала картина: ее мать, на коленях, молится и молится беспрестанно огромному безликому Богу, расхаживающему по автостоянкам с огненным мечом в руке. В душе всколыхнулся черный страх, и Кэрри едва справилась с собой, чтобы не дать ему вырваться наружу. Она даже не могла объяснить ему про этот страх, про возникшее у нее ощущение тревоги.
Она беспомощно улыбнулась и только повторила:
— Не надо. Пожалуйста.
Помощники мисс Гир уже возвращались, собирая сложенные бюллетени. Томми застыл на мгновение в нерешительности, затем быстро нацарапал на обрывке бумаги:
Томми и Кэрри.
— За тебя, — сказал он. — Сегодня у тебя все должно быть по высшему классу.
Кэрри ничего не ответила. Перед ее глазами по-прежнему стояло то самое видение: лицо матери.
Нож соскользнул с точильного камня и полоснул но левой ладони у основания большого пальца.
Маргарет Уайт посмотрела на порез. Из полураскрытых губ раны медленно сочилась на ладонь густая кровь и, стекая, падала крупными каплями па вытертый линолеум кухни. Славно. Очень славно. Сталь отведала плоти и выпустила кровь. Маргарет не стала бинтовать руку, а, наклонив ладонь, пустила ручеек крови на лезвие. Блеск отточенной кромки погас, и она снова принялась возить ножом по точилу, не обращая внимания, что капли крови падают ей на платье. Вспомнилось:
Если же правый глаз соблазняет тебя, вырви его и брось от себя.
Суровая заповедь, но благостная и справедливая. Как раз для тех, кто торчит по вечерам в дверях отелей, дающих приют на одну ночь, или кто шатается по кустам за кегельбанами.
Вырви его
(и эта их мерзкая музыка)
Вырви
(девки задирают юбки пятна пота на белье пятна крови)
Вырви!
Часы с кукушкой начали бить десять часов.
(выпустить ей кишки прямо на пол)
Вырви его и брось от себя.
Платье было готово, но больше ничего делать не хотелось — ни смотреть телевизор, ни читать, ни звонить Нэнси. Оставалось лишь сидеть на диване и глядеть в темный прямоугольник кухонного окна, чувствуя, как зреет в душе непонятный страх — словно в мире вот-вот должно народиться что-то жуткое и безобразное.
Сью вздохнула и в задумчивости обхватила плечи руками, будто пытаясь согреться. Руки и в самом деле казались холодными, как лед, пальцы покалывало. Часы показывали двенадцать минут одиннадцатого, и не было никаких причин, абсолютно никаких, думать, что приближается конец света.
Стопки на этот раз получились потолще, но все равно выглядели примерно одинаково. Для уверенности их пересчитали. Затем Вик Муни снова подошел к микрофону. Он выдержал паузу, наслаждаясь напряженным ожиданием в зале, а затем объявил совсем просто:
— Томми и Кэрри победили с преимуществом в один голос.
Секунда тишины, потом зал взорвался аплодисментами, хотя кое— кто хлопал, пожалуй, не совсем искренне. Кэрри судорожно вздохнула, и Томми снова (но лишь на секунду) почувствовал пугающее головокружение (кэрри кэрри кэрри кэрри), от чего вдруг исчезли куда-то все мысли, кроме имени и образа этой странной девушки, которую он пригласил на бал. На мгновение его охватил дикий страх.
Что-то, звякнув, упало на пол, и в то же мгновение свеча между ними погасла.
ЗатемДжози-энд-Мунглосзаиграли туш, больше похожий на рок-н-ролл, и рядом с их столиком появились помощники мисс Гир (почти мгновенно появились — все это, было тщательно отрепетировано под ее руководством и, как утверждали злые языки, медлительных и неуклюжих помощников она просто съедала). Томми вручили обернутый алюминиевой фольгой скипетр, Кэрри набросили на плечи королевскую мантию с пышным воротником из собачьего меха, и парень с девушкой в белых пиджаках повели их через центр зала к сцене. Музыка гремела. Все аплодировали. Мисс Гир удовлетворенно сияла. Томми Росс ошарашено улыбался.
Их провели по ступеням на сцену и усадили на троны. Аплодисменты стали еще громче, но насмешки в них уже не чувствовалось, аплодировали искренне, сильно — это даже немного пугало. Кэрри с облегчением опустилась на трон: все произошло слишком быстро, ноги у нее дрожали, и ей вдруг начало казаться, что даже при таком относительно неглубоком вырезе на платье грудь (мерзостные подушки) у нее открыта очень сильно. От грома аплодисментов кружилась голова, и какой-то частью сознания она по-прежнему верила, что все это сон и что она вот-вот проснется — с ощущением потери и облегчения одновременно.
— Король и королева выпускного бала 1979 года — Томми РОСС и Кэрри УАЙТ! — выкрикнул Вик в микрофон так громко, что за грохотом колонок почти нельзя было разобрать слов. Гром аплодисментов ширился и рос. Томми, которому оставалось жить уже совсем немного, взял Кэрри за руку и улыбнулся ей, чувствуя, что Сюзи все угадала верно. Кэрри, собравшись с силами, улыбнулась ему в ответ. Томми (она была права и я люблю ее и эту кэрри тоже люблю она красива все вышло отлично и я всех их люблю и этот свет этот свет в ее глазах) и Кэрри (я совсем их не вижу свет такой яркий я слышу их но не вижу и я помню что было в душевой помню мамочка здесь так высоко я хочу вниз неужелиони сейчас засмеются и начнут бросать в меня чем попало показывать пальцем визжать и смеяться я их не вижу совсем не вижу тут такой яркий свет) и балка под потолком…
Неожиданно обе группы, экспромтом слив звучание рока и духовых инструментов в единое целое, грянули школьный гимн. Все вскочили и, еще аплодируя, запели.
Времени было семь минут одиннадцатого.
Билли присел, разминая колени. Крис Харгенсен стояла рядом, нервничая все больше и больше. Руки ее беспокойно ощупывали швы на джинсах. Она прикусила нижнюю губу и теребила ее, жевала, не замечая того и не в силах остановиться.
— Думаешь, выбрали все-таки их? — тихо спросил Билли.
— Уверена, — ответила Крис. — Я подговорила кого надо… Что они все хлопают? Что там в конце концов происходит?
— Убей меня бог, крошка. Я…
Тут, нарушив покой майской ночи, неожиданно мощно Грянул школьный гимн. Крис испуганно выдохнула.
На знамени — красный и белый цвета-а-а-а…
— Ну, давай. Они уже на месте, — сказал Билли. Глаза его в темноте чуть блестели. На губах играла загадочная полуулыбка.
Крис облизнула губы. Оба стояли и смотрели на висящий конец веревки.
Школа Томаса Ювана, славься всегда-а-а…
— Заткнись, — произнесла Крис шепотом.
Ее била дрожь, и Билли подумалось, что еще никогда она не выглядела так желанно и возбуждающе. Когда дело будет сделано, он ее так отдерет, что все прежнее покажется ей детскими играми. Ну, будет ночка…
— Что, сдрейфила? — спросил он, наклоняясь к ее лицу. — Я за тебя дергать не буду. По мне, так пусть эти ведра стоят там хоть до второго пришествия.
Гордимся, что учимся именно здеее-е-есь…
Внезапно из ее горла вырвался странный придушенный звук — то ли полувскрик, то ли полувздох — и она, вцепившись в веревку двумя руками, дернула. В первое мгновение веревка пошла легко — Крис даже успела подумать, что Билли ее разыграл и никаких ведер па том конце нет — затем она натянулась — рывок, и веревка вырвалась обратно, оставив па ладони тонкий след ожога.
— Я… — начала было она.
Музыка в зале пошла в разнобой и стихла. Кто-то не обращая внимания, продолжал тянуть гимн, но спустя несколько секунд все замолчали. Наступила тишина, потом кто-то пронзительно взвизгнул, и снова ни звука.
Билли и Крис глядели в темноте друг на друга, оцепенев от содеянного — уже не планы, не слова, теперь все уже сделано. Воздух в легких, казалось, застыл, как стекло.
А затем из зала донесся нарастающий смех.
Часы показывали двадцать пять минут одиннадцатого, и ощущение тревоги становилось все сильнее и сильнее. Сью стояла у газовой плиты, выжидая, когда закипит молоко,чтобы высыпать туда растворимый кофе. Она уже дважды собиралась пойти к себе наверх и переодеться в ночную рубашку и дважды почему-то останавливалась и подходила к кухонному окну с видом на холм Брик'ярд и изгиб шоссе номер шесть, что вело к центру города.
Когда на крыше мэрии на Мэн-стрит вдруг панически завыла сирена, Сью даже не повернулась сразу к окну, а сначала выключила огонь под кастрюлькой, чтобы не убежало молоко.
Сирена на здании мэрии коротко взвизгивала каждый день ровно в двенадцать часов, но это все, если не считать сигналов сбора добровольной пожарной дружины, когда в сухой сезон, в августе и сентябре, загоралась вокруг города трава. Сигнал тревоги означал что-то серьезное, и в пустом доме завывание сирены казалось особенно жутким и угрожающим.
Сью медленно подошла к окну. Вой сирены то поднимался, то падал, снова и снова. Где-то вдали запели, как на свадьбе, автомобильные гудки. Из темного прямоугольника окна на нее взглянуло собственное отражение — огромные глаза, губы полураскрыты, — но спустя несколько секунд стекло запотело.
Скачать книгу [0.11 МБ]
Пирамида