немножко ладонью, постучал в завальцованный край предохранительной плиты:
может ли бред достигать такой степени реальности? Может, ответил я сам
себе; как-никак это была моя специальность, в этом я разбирался.
А возможно ли придумать этот ключевой эксперимент? Сначала мне
казалось, что нет, ибо мой больной мозг (если, конечно, он больной) будет
создавать любые иллюзии, какие я от него потребую. Ведь не только при
болезни, но и в самом обычном сне случается, что мы разговариваем с
неизвестными нам наяву людьми, задаем этим снящимся образам вопросы и
слышим их ответы; причем, хотя эти люди являются в действительности лишь
плодом нашей собственной психики, как-то выделенные временно ее
псевдосамостоятельными частями, мы не знаем, какие слова они произнесут, до
тех пор, пока они (в этом сне) не обратятся к нам. А ведь на самом деле эти
слова являются той же самой обособленной частью нашего собственного разума,
и поэтому мы должны были бы их знать уже в тот момент, когда сами их
придумали, чтобы вложить в уста фиктивного образа. Что бы я, таким образом,
ни задумал, ни осуществил, я всегда мог себе сказать, что поступил так, как
поступают во сне. И Снаут, и Сарториус могли вовсе не существовать в
действительности, поэтому задавать им какие бы то ни было вопросы было
бессмысленно.
Я подумал, что мог принять какое-нибудь лекарство, какое-нибудь
сильнодействующее средство, например, пеотил или другой препарат, который
вызывает галлюцинации или цветовые видения. Появление этих феноменов
доказало бы, что то, что я воспринимаю, существует на самом деле и является
частью материальной, окружающей меня действительности. Но и это - продолжал
я думать - не было бы нужным ключевым экспериментом, поскольку я знал, как
средство (которое я сам должен был выбрать) должно действовать, а значит,
могло случиться, что как прием этого лекарства, так и вызванный им эффект
будут одинаково созданием моего воображения.
Мне уже казалось, что, попав в это сумасшедшее кольцо, я не сумею из
него выбраться - ведь нельзя мыслить иначе, чем мозгом, нельзя выбраться из
самого себя, чтобы проверить нормальность происходящих а организме
процессов, - когда вдруг меня осенила мысль, столь же простая, сколь
удачная.
Я вскочил и помчался прямо на радиостанцию. Она была пуста. Мимоходом
я бросил взгляд на стенные электрические часы. Было около четырех часов
ночи, условной ночи Станции, снаружи царил красный рассвет... Я быстро
включил аппаратуру радиосвязи и, ожидая, пока нагреются лампы, еще раз
мысленно повторил каждый этап эксперимента.
Я не помнил, каким сигналом вызывается автоматическая станция
обращавшегося вокруг Соляриса сателлоида, но нашел его на таблице, висящей
над главным пультом. Дал вызов азбукой Морзе и через восемь секунд получил
ответ. Сателлоид, а точнее его электронный мозг отозвался ритмично
повторяющимися импульсами. Тогда я потребовал, чтобы он сообщил с точностью
до пятого десятичного знака, какие меридианы звездного купола Галактики он
пересекает на расстоянии двадцати двух угловых секунд, обращаясь вокруг
Соляриса, Потом я сел и стал ждать ответа. Он пришел через десять минут. Я
оторвал бумажную ленту с отпечатанным на ней результатом и, спрятав ее в
ящик (я старался не бросить на нее даже одного взгляда), принес из
библиотеки большие карты неба, логарифмические таблицы, справочник
суточного движения спутника и еще несколько книг, после чего начал искать
ответ на этот же самый вопрос. Почти час ушел у меня на составление
уравнений. Не помню, когда последний раз мне пришлось столько считать,
Наверное, еще в студенческие годы на экзамене по практической астрономии.
Вычисления я проводил на большом калькуляторе Станции. Мои рассуждения
были примерно такими. По картам неба я получу цифры, не точно совпадающие с
данными, сообщенными сателлоидом. Не точно, потому что сателлоид подвержен
очень сложным пертурбациям, вызванным влиянием гравитационных сил Соляриса,
его обоих, кружащих друг около друга солнц, а также локальных изменений
притяжения, создаваемых океаном. Когда у меня будет два ряда цифр:
полученных от сателлоида и вычисленных теоретически, я внесу в мои
вычисления поправки. Тогда обе группы результатов должны, совпасть до
четвертого знака после запятой. Расхождения будут только в пятом знаке, они
отразят неучтенное воздействие океана.
Если даже цифры, сообщенные сателлоидом, не существуют в
действительности, а являются плодом моего воображения, все равно они не
смогут совпасть с другим рядом - вычисленных данных. Мозг мой может быть
больным, но ни при каких условиях он не в состоянии произвести вычисления,
выполненные большим калькулятором станции, так как на это потребовалось бы
много месяцев. А следовательно, если цифры совпадут, значит, большой
калькулятор Станции на самом деле существует и я пользовался им в
действительности, а не в бреду.
У меня дрожали руки, когда я вынимал из ящика бумажную телеграфную
ленту и расправлял ее рядом с другой, более широкой, из калькулятора. Оба
ряда цифр, как я и предполагал, совпадали до четвертого знака. Расхождение
появилось только в пятом. Я спрятал все бумаги в ящик. Итак, калькулятор
существовал независимо от меня. Из этого следовала реальность Станции и
всего, что на ней происходило.
Я уже хотел закрыть ящик, как заметил, что его наполняет целая пачка
листков, покрытых нетерпеливыми подсчетами. Я вынул пачку и с первого
взгляда понял, что кто-то проводил уже эксперимент, похожий на мой, с той
только разницей, что вместо данных, касающихся звездной сферы, потребовал
от сателлоида измерений альбедо Соляриса на расстоянии сорока секунд.
Я не был сумасшедшим. Последний лучик надежды угас. Я выключил
передатчик, выпил остатки бульона из термоса и пошел спать.
ХАРИ
Все расчеты я делал с каким-то молчаливым остервенением, и только оно
удерживало меня на ногах. Я настолько отупел от усталости, что даже не
сумел разложить кровать в кабине и, вместо того чтобы освободить верхние
зажимы, потянул за поручень, и постель свалилась на меня. Наконец я ее
опустил, бросил одежду и белье прямо на пол и полуживой упал на подушку,
даже не поправив ее. Я заснул при свете, не помню когда. Открыв глаза, я
решил, что спал всего несколько минут. Комната была наполнена угрюмым
красным сиянием. Мне было холодно и хорошо. Напротив кровати, под окном,
кто-то сидел в кресле, освещенный красным солнцем. Это была Хари. В белом
платье, босая, темные волосы зачесаны назад, тонкий материал натягивается
на груди, загорелые до локтей руки опущены. Хари неподвижно смотрела на
Скачать книгу [0.14 МБ]
Пирамида