«Мраморный мир» служил базой для космических кораблей, начиная с первых дней битвы с космическими пиратами пояса астероидов. Естественные пещеры под ее поверхностью были расширены и герметизированы, и там хватало места для размещения кораблей и для хранения двухлетнего запаса провизии для их команд.
Теперь база более или менее устарела, но с небольшой реконструкцией пещер она могла представлять (и представляла) наиболее подходящее место для встречи делегатов со всех концов Галактики.
Внизу находились склады с продовольствием и водой, там же были и предметы роскоши, в которых пилоты не отказывали себе. Пройдя через мраморную поверхность и оказавшись внутри астероида, вы не могли отличить местную обстановку от интерьера превосходного земного отеля.
Делегация Земли, как хозяева (Веста считалась территорией Земли; даже сирианцы не могли оспорить это), занималась размещением гостей. Во всех номерах имелись приспособления, позволявшие регулировать в них давление и создавать атмосферные условия, к каким делегаты привыкли. Делегаты с Уоррена, к примеру, имели, номера с кондиционированным воздухом, умеренно охлажденным в соответствии с прохладным климатом на их родной планете.
Больших осложнений не произошло и с делегацией от Элама. Этот маленький мир вращался вокруг красной карликовой звезды. Окружающие условия были таковы, что никому и в голову не могла прийти мысль о возможности процветания там человеческих существ. Неутомимая человеческая изобретательность сумела преодолеть его существенные недостатки.
Нехватка света мешала земным растениям развиваться там как следует, тогда использовали искусственное освещение и вырастили особые породы растений, так что зерно Элама и его сельскохозяйственные продукты были высшего качества, которое вряд ли можно было превзойти где либо в другом месте Галактики. Процветание Элама базировалось на его сельскохозяйственном экспорте, и в этом другие миры, более защищенные природой, не могли с ним состязаться.
Видимо, в результате слабого света эламского солнца у эламитов не было биологической защиты – кожной пигментации. Жители его обладали чрезвычайно светлой кожей.
Глава делегации Элама, например, был почти альбинос. Это был Агас Доремо, на протяжении более тридцати лет признанный лидер нейтральных сил в Галактике. По каждому вопросу, который возникал между Землей и Сириусом (последний, конечно, представлял экстремистские силы Галактики, выступающие против Земли), он стремился сохранить между ними равновесие.
Конвей и на этот раз рассчитывал на то, что Доремо сумеет его сохранить. Он вошел в номера, предназначенные для эламитов, с дружелюбным выражением лица. Стараясь избежать излияния чувств, он сердечно пожал всем руки. Он сощурился в слабом красноватом свете и взял стакан эламитского напитка.
– Ваши волосы тоже стали совсем белыми, с тех пор как я видел вас, Конвей, такими же белыми, как и у меня, – заметил Доремо.
– Прошло много времени с нашей последней встречи, Доремо.
– Значит, они побелели не из за событий последних месяцев?
Конвей печально улыбнулся.
– Это оказало бы свое воздействие в том случае, если бы они были темными.
Доремо кивнул, продолжая потягивать напиток.
– Земля сама поставила себя в такое неприятное положение.
– Это так, и все же по всем правилам логики Земля права.
– Да? – уклончиво молвил Доремо.
– Не знаю, много ли вы размышляли, прежде чем поднять этот вопрос…
– Достаточно много.
– Не хотите ли вы обсудить его предварительно…
– А почему бы и не обсудить? Сирианцы уже были у меня.
– Ах! Уже?
– Я останавливался на Титане по пути сюда. – Доремо покачал головой. – Они устроили там отличную базу, насколько я мог заметить; они сразу же снабдили меня темными очками – как ужасен этот голубой свет Сатурна, который, конечно, так вреден для зрения. Вы должны доверять им, Конвей; они делают замечательные вещи.
– И вы решили, что они имеют право колонизировать Сатурн?
– Мой дорогой Конвей, я знаю только одно – я хочу мира, – твердо произнес Доремо. – Война никому не принесет добра. Ситуация, однако, такова: сирианцы овладели системой Сатурна. Как можно вытеснить их оттуда, не прибегая к войне?
– Существует только один путь, – проговорил Конвей. – Если другие внешние миры уяснят, что они должны рассматривать Сириус как агрессора, то Сириус не сможет противостоять всей Галактике.
– Ах, но каким образом можно убедить внешние миры голосовать против Сириуса? – спросил Доремо. – Многие из них, уж простите меня, пожалуйста, традиционно относятся к Земле с подозрением, к тому же они скажут, что система Сатурна была необитаемой.
– Но это была явная оккупация, после того как Земля первой признала независимость внешних миров, как результат гегелевской доктрины, согласно которой способной к независимости следует считать лишь систему, не меньшую, чем звездная система. Когда мы говорим о неоккупированной планетной системе, то подразумевается, что она является частью неоккупированной звездной системы как целого.
– Я согласен с вами. Я признаю, что это был захват. Однако этот захват никогда не подвергался испытанию. Теперь же это произойдет.
– Вы думаете, – мягко сказал Конвей, – что было бы мудрым не считать это захватом, принять новый закон, согласно которому было бы разрешено любому постороннему лицу проникать в систему и колонизировать там незаселенные планеты?
– Нет, – ответил Доремо решительно, – я так не думаю. Я думаю, в наших общих интересах следует продолжать рассматривать звездные системы как неделимое целое, но…
– Но?
– На этой конференции разгорятся страсти, делегатам будет нелегко логически сблизить свои позиции. Если я осмелюсь посоветовать Земле…
– Давайте. Это неофициально и не войдет в отчет.
– Мне хотелось бы сказать: не рассчитывайте на поддержку на этой конференции. Позвольте Сириусу на этот раз остаться на Сатурне. В конце концов он превысит свою власть, и тогда вы сможете созвать новую конференцию с большей надеждой на успех.
Конвей покачал головой.
– Невозможно. Если мы потерпим здесь провал, у нас разгорятся страсти; они уже разгораются.
Доремо пожал плечами:
– Страсти повсюду. Я в целом настроен весьма пессимистически.
– Но если вы сами уверены в том, что Сириус не должен находиться на Сатурне, неужели вы не постараетесь убедить в этом других? Вы влиятельная личность, обладающая авторитетом в Галактике. Я не прошу вас поступать вопреки своим убеждениям. Это провело бы борозду между войной и миром.
Доремо оставил свой бокал и вытер губы салфеткой.
– Именно так я поступил бы охотнее всего, Конвей, но на этой конференции я не осмелюсь даже сделать и попытки. Сириус имеет основания действовать по своему, и Эламу опасно становиться у него на пути. Мы – маленький мир… В конце концов, Конвей, если вы созвали эту конференцию, чтобы достичь мирного решения, зачем вы одновременно посылаете свои военные корабли в систему Сатурна?
– Это то, что вам рассказали сирианцы, Доремо?
– Да. Они сообщили мне некоторые факты, которыми они располагают. Мне показали даже захваченный корабль землян, который летел на Весту, ведомый с помощью магнитных щупалец сирианского корабля. Мне сказали, что не кто иной, как Лакки Старр, о котором даже мы на Эламе слышали многое, находится на его борту. Я знаю, что Старра сейчас препроводили на Весту для дачи показаний.
Конвей медленно наклонил голову.
– Теперь, – продолжал Доремо, – если Старр подтвердит военные действия против сирианцев – а он это сделает, другого и не может быть, коль сирианцы разрешают ему дать показания, – тогда это все, что нужно конференции. Все другие аргументы отпадут. Старр, мне это известно, ваш приемный сын.
– До некоторой степени, да, – пробормотал Конвей.
– Вы понимаете, что это еще хуже. И если вы скажете, что он действовал без санкций Земли, как я предполагаю, то вы должны…
– Это действительно так, – подтвердил Конвей, – но я не готов сказать, что мы предъявим ему претензии.
– Если вы отречетесь от него, никто вам не поверит. Делегаты внешних миров поднимут крик о «вероломстве Земли», о ее лицемерии. Сириус приложит к этому все усилия, и я не смогу ничего сделать. Я не смогу даже подать свой голос в защиту Земли… Земле в настоящий момент лучше уступить.
Конвей отрицательно качнул головой:
– Земля не сможет пойти на это.
– Тогда, – сказал Доремо с бесконечной грустью, – это будет означать войну, войну всех нас против Земли, Конвей.
15. Конференция
Конвей опорожнил свой бокал. Затем поднялся, чтобы уйти, на лице его было выражение крайнего отчаяния.
Как запоздалое объяснение прозвучали его слова:
– Но, вы знаете, мы ведь не слышали еще показаний Лакки. Если результаты не будут такими плохими, как вы полагаете, если его показания окажутся даже не наносящими вреда, то не смогли бы вы тогда выступить в защиту мира?
Доремо пожал плечами:
– Вы хватаетесь за соломинку. Да, да, в том маловероятном случае, если конференция не бросится врассыпную в результате выступления взлелеянного вами сына, я сделаю свой взнос. Как я вам уже сказал, я действительно на вашей стороне.
– Благодарю вас, сэр. – Они вновь пожали друг другу руки.
Доремо глядел вслед уходящему Главному Советнику, грустно покачивая головой. За дверью Конвей остановился, чтоб восстановить дыхание. Все оказалось намного хуже, чем он ожидал. Теперь только бы сирианцы выпустили Лакки.
Как и предполагалось, конференция открылась на непреклонной и официальной ноте. Каждый выступающий был мучительно корректен, и, когда появилась делегация Земли, чтоб занять свои места в центре зала и на его правом краю, все делегаты встали, в том числе и сирианцы, сидящие в центре зала и с левой стороны.
Затем поднялся Государственный секретарь, представляющий интересы хозяев, чтобы произнести приветственную речь. Он говорил в общих выражениях о мире и о том, что дверь открыта для продолжения экспансии человечества в Галактике; об общем происхождении и братстве всех людей, о серьезных бедах, которые принесет война. Он изо всех сил постарался не упоминать об особой точке зрения, не упомянул сирианцев и сверх всего не произнес никаких угроз.
Ему благосклонно аплодировали. Затем конференция избрала Агаса Доремо председателем (он был единственным человеком, на избрание которого согласились обе стороны), и после этого она приступила к рассмотрению главного вопроса.
Конференция была закрыта для публики, но для репортеров, представляющих разные миры, были устроены специальные кабины. Они не могли интервьюировать отдельных делегатов, но им было разрешено слушать и посылать не просмотренные цензурой отчеты.
Заседания, как это бывало обычно на таких межзвездных собраниях, шли на интерлингве, смешанном языке, который использовался во всей Галактике.
После краткой речи Доремо, превозносившего достоинства компромисса и страстно призывавшего делегатов не быть упрямыми и не рисковать миром, идти на взаимные уступки, чтобы сохранить мир, было вновь предоставлено слово Государственному секретарю Земли.
На этот раз секретарь выступил в полемике хорошо и убедительно.
Однако невозможно было ошибиться относительно враждебности позиций разных делегатов. Эта враждебность, как мгла, висела над залом.
Конвей сидел рядом с ораторствующим секретарем, опустив подбородок на грудь. В обычных условиях было бы ошибкой Земли представить свой основной доклад в самом начале конференции. Это означало бы выпустить все лучшие заряды до того, как стала хорошо видна цель. Это дало бы Сириусу возможность обрушиться с сокрушающими возражениями.
Но в данном случае именно этого хотел Конвей.
Он вытащил носовой платок, провел им по лбу и поспешно положил его обратно, надеясь, что никто этого не заметил. Он не хотел, чтобы заметили его волнение.
Сириус придержал свои возражения, и, без сомнения, по договоренности стали подниматься и выступать с краткими речами представители трех внешних миров, которые заведомо находились под сирианским влиянием. Каждый выступающий избегал касаться главной темы, но убежденно настаивал на агрессивных устремлениях Земли и на ее претензиях снова поставить правительство Галактики под свою власть.
Наконец спустя шесть часов после начала конференции вызвали Стена Девура, и он не спеша встал. Со спокойной осторожностью он подошел к трибуне и стоял там, глядя вниз на делегатов, с выражением гордой самоуверенности на оливковом лице. (На нем не было и следа недавней стычки с Бигменом.)
Конвей был уверен, что всем делегатам известно о том, что Лакки Старр будет давать показания. Они ожидали этого явного унижения Земли с волнением и радостью.
Наконец очень спокойно Девур начал свою речь. Сначала шло историческое вступление. Возвращаясь к тем дням, когда Сириус был колонией Земли, он перечислил обиды тех дней. Он слегка затронул гегелевскую доктрину, давшую независимость Сириусу и другим колониям, и назвал ее лицемерной, ибо затем он перечислил одно за другим мнимые усилия Земли восстановить свое владычество.
Перейдя к современности, он сказал:
– Сейчас нас обвиняют в стремлении колонизировать незанятый мир. Мы признаем себя виновными в этом. Нас обвиняют в том, что мы захватили пустой мир и превратили его в прекрасное обиталище для человеческих существ. Мы признаем себя виновными и в этом. Нас обвиняют в расширении пределов обитания человеческой расы в мире, возможность чего отвергалась другими. Мы признаем себя виновными и в этом.
Нас нельзя обвинить в применении насилия по отношению к кому бы то ни было в ходе развития. Нас нельзя обвинить и в провоцировании войны, в убийствах и нанесении оскорблений во время нашей оккупации. Нас нельзя обвинить также вообще в каком либо преступлении. Напротив, можно только констатировать, что на расстоянии не менее миллиарда миль от мира, который мы столь мирно оккупировали, существует другой оккупированный мир по имени Земля.
Мы не осведомлены, хочет ли она что либо предпринять в отношении нашего мира – Сатурна. Мы не применяем насилия по отношению к Земле, и она не может обвинить нас ни в чем. Мы просим только предоставить нам возможность заниматься самими собой, и, наоборот, мы будем рады предоставить Землю самой себе.
Они говорят, что Сатурн принадлежит им. Почему? Разве они когда то оккупировали его сателлиты? Нет. Проявляли ли они интерес к нему? Нет. В течение многих тысяч лет они могли спокойно захватить его, но хотели ли они этого? Нет. Именно только после того как мы высадились на нем, они внезапно проявили свою заинтересованность в нем.
Они говорят, что Сатурн вращается вокруг того же самого Солнца, что и Земля. Мы признаем это, но мы одновременно подчеркиваем, что этот факт к делу не относится. Незанятый мир и есть незанятый мир, невзирая на особую орбиту, по которой он путешествует в космосе. Мы первыми колонизировали его, и он наш.
Сегодня я сказал, что Сириус оккупировал всю систему Сатурна без применения какого либо насилия и не нанес миру какого либо ущерба. Мы много не разглагольствуем о мире, как поступает Земля, но мы, по крайней мере, проводим миролюбивую политику на деле. Когда Земля выступила за созыв конференции, мы сразу же приняли это предложение во имя спасения мира, хотя нет ни малейшего сомнения в нашем праве собственности на систему Сатурна.
Но что Земля? Отказалась ли она от своих взглядов? Они весьма преуспели в разговорах о мире, но их действия на деле противоречат их словам. Они выступают за мир, а практикуют войну. Они требуют конференции и в то же самое время снаряжают военную экспедицию. Короче, в то время как Сириус рисковал своими интересами во имя мира, Земля, наоборот, делает все, чтобы спровоцировать войну против нас. Я могу доказать это устами самого члена Совета Науки Земли.
Он поднял руку, когда произносил последнюю фразу, и драматическим жестом указал на выход, где внезапно возникло пятно света. Там стоял Лакки Старр, высокий и вызывающе прямой.
Лишь приземлившись на Весте, Лакки наконец то снова увидел Бигмена. Маленький марсианин подбежал к нему. Йонг же наблюдал за ними, строго улыбаясь.
– Лакки, – попросил Бигмен. – О, Лакки, не соглашайся на это. Они не смогут заставить тебя сказать хоть слово, если ты не захочешь, и неважно, что потом будет со мной.
Лакки медленно покачал головой:
– Подожди, Бигмен. Подожди только один день.
Йонг подошел и взял Бигмена за локоть.
– Простите, Старр, но нам он нужен, пока вы не выполнили свою миссию. Девур постоянно думает о заложнике, и с этой точки зрения, думаю, он прав. Вы собираетесь выступить перед лицом представителей своего собственного народа, и бесчестье будет тяжелым.
Лакки сам нервничал вплоть до того момента, кого он оказался в дверном проеме и почувствовал на себе взгляды, ощутил тишину и замершее дыхание зала. Стоя на свету, Лакки видел не отдельных делегатов конференции, а огромную темную массу. Лишь после того как роботы подвели его к свидетельскому месту, лица людей стали выплывать из тьмы и он смог увидеть Гектора Конвея в первом ряду.
На миг Конвей улыбнулся ему устало и взволнованно, но Лакки не осмелился ответить ему улыбкой. Наступал критический момент, и ничего нельзя было допустить такого, что могло бы вызвать беспокойство у сирианцев.
Девур жадно смотрел на землянина, смакуя триумф от его появления.
– Джентльмены, – возгласил он, – я хочу на время превратить конференцию в своего рода судилище. У меня здесь есть свидетель, и я желал бы, чтобы его послушали все делегаты. Мне выпал прекрасный случай, когда он согласился говорить, он – землянин и важный агент Совета Науки.
Затем с внезапной резкостью он обратился к Лакки:
– Ваше имя, гражданство и положение, пожалуйста.
Скачать книгу [0.09 МБ]
Пирамида