— Багранцев мудрый человек.
— Да, мудрый и жестокий.
— Почему ты так говоришь?
— Потому что он приказал мне не возвращаться и следовать за тобой до конца.
— В Каньон Дьявола?
— Если дойдем до него.
— А они? — спросил Олег, указывая на остальных всадников конвоя.
— Они пойдут с нами лишь до границы. Затем повернут обратно.
— Почему же ты согласился, ведь ни один из ваших разведчиков не вернулся из земель Вольных Охотников?
— Мне не оставили выбора. Князь обещал сжечь мой дом, если не получит от меня сообщения, отправленного из самого каньона. И он всегда выполняет подобные обещания.
— Что ему так нужно в этом каньоне?
— Он считает, что там находится что-то очень ценное, что-то такое, что управляет всем нашим миром.
— Понимаю… вам запрещено строить второй дом, и человек, лишившийся его…
— Становится изгоем. Его хранительница погибает, а сам он уже никогда не сможет вернуться в родные края. Он становится бродячим псом и носится с места на место, пока не погибнет.
— Или не присоединится к Вольным Охотникам… Не горюй, Карил, никто не знает, какая сторона жизни лучше на самом деле. Возможно, мир за рекой не хуже вашего. И спасибо за откровенность. Я этого не забуду.
Глава 22
Уруслан медленно катил свои мрачные темные воды. Вода была непрозрачной, малоподвижной и плотной, как ртуть.
Отряд достиг пограничной реки на шестой день пути. Земли княжества Истинных Таннов остались за ними, впереди лежали неведомые края, где обитали Вольные Охотники.
Отсюда они пойдут лишь вдвоем, он и Карил. Олег оглянулся последний раз, словно прощаясь со всем, что оставлял позади, и махнул рукой стоявшим на берегу людям. Олег и Карил налегли на шесты, и большой плот, оторвавшись от берега, медленно поплыл в неизвестное. Шесть вьючных коньков, оставшихся с ними, должны обеспечить их всем необходимым на долгие дни пути по пустыне, лежавшей на той стороне реки.
— Надо было подождать до утра! — проворчал Карил. — Нам придется ночевать в незнакомом месте без охраны.
— Нам придется провести без охраны много ночей. И только от нас с тобой будет теперь зависеть, чем закончится это путешествие.
Река медленно несла их вперед, хотя течение почти не ощущалось. Группа всадников, все еще стоявших на берегу, постепенно превращалась в неразличимые темные силуэты, сливавшиеся с вечерним берегом. Последняя живая точка, связывавшая их со знакомым миром, наконец исчезла.
Они налегли на шесты, стараясь поскорее достичь противоположного берега. В полной темноте легко терялись всякие ориентиры.
Наконец плот уткнулся в песчаную отмель. И хотя больше он им был не нужен, Карил не пожалел времени, отыскивая подходящую корягу, и не успокоился, пока прочно не привязал к ней плот.
— Зачем он тебе?
— Я собираюсь вернуться.
— К тому времени его здесь не будет, все равно придется строить новый.
— Может быть, да, а может, и нет. Пойду поищу хворост для костра.
Олегу нравился этот человек. Своей обстоятельностью, искренностью и мужеством. Ему повезло со спутником.
Поужинали сушеным мясом крабса, напоминавшим по вкусу мясо креветок, запив его изрядной порцией местного пива, вполне приличного напитка, когда его хранили в глиняных жбанах. Сейчас же, извлеченное из бурдюка, пиво отдавало запахом сыромятной кожи.
Они долго молчали, следя за огнем костра. Наконец Олег решился задать вопрос, который мучил его давно и задать который он почему-то стеснялся. Возможно, оттого, что вопрос казался ему слишком личным.
— Ваши хранительницы… Почему они никогда не путешествуют вместе с вами?
— Раз в неделю они вынуждены возвращаться к своему стеблю. Не знаю уж, что они там делают, но без этого не могут существовать. Ты не слышал об этом?
— Я многого здесь не понимаю. Вначале хранительницы казались мне чем-то вроде тюремщиков. Я не знал, что в любой момент от них можно уйти.
— Они никогда не нарушают прямого приказа своего хозяина. Вначале из-за этого у нас возникало немало недоразумений.
— А почему я ни разу не видел их в городе? Ни на улицах, ни на рынке?
— Они не любят посторонних глаз. Предпочитают общение только со своим хозяином. Поэтому мы ведем замкнутый образ жизни. А уж туда, где одновременно находится много чужих людей, их зайти не заставишь. Они чувствуют их мысли. Все сразу. Так что им не позавидуешь.
— Ты жалеешь о… — Олег так и не решился спросить прямо то, что хотел. — О своем доме?
— Такого тесного общения, как с хранительницей, у человека не может быть ни с родителями, ни с друзьями. Через несколько лет каждая наша семья становится единым целым, так что, если ты об этом спрашивал…
Олег кивнул, и опять они долго сидели молча, слушая, как трещат поленья в догорающем костре.
— Пойду, пожалуй, спать, завтра двинемся дальше с восходом.
Карил поднялся, но Олег неожиданно насторожился.
— Ты ничего не слышишь?
— Река шумит, еще ветер в деревьях. Ничего необычного.
— Я не о звуках.
— Ах, об этом… Да, здесь у нас такое бывает. Словно кто-то невидимый подходит к тебе совсем близко и заглядывает внутрь, в самую душу, — такое здесь бывает…
— Но ты сейчас это чувствуешь? — продолжал допытываться Олег.
Карил отрицательно покачал головой: — Это каждый чувствует по-своему.
Карил ушел, и Олег остался один. Ощущение необъяснимой тоски усилилось, словно приблизилось к нему.
Утром он проснулся с сознанием того, что источник его беспокойства не исчез и находится теперь совсем близко.
Олег встал и посмотрел на реку. В этот предрассветный час она лежала перед ним широкой темной лентой. Противоположный берег терялся в предутреннем тумане. То тревожное находилось где-то за рекой, в той стороне, откуда они ушли. И это было все, что он смог определить.
Коньки, сбившись в тесную кучку под высоким деревом, лениво и равнодушно жевали свои стручки. Время от времени то один из них, то другой вытягивал свою длинную шею к кроне дерева и, сорвав очередную порцию стручков, долго и терпеливо пережевывал хрустевшую на зубах добычу.
Животные вели себя совершенно спокойно, следовательно, они не чувствовали ничего тревожного. Во всяком случае, они не чуяли хищника. Да и какой хищник мог им угрожать, находясь на противоположной стороне реки?
Карил еще спал, завернувшись в свою походную кошму, сделанную из толстого шерстяного войлока. Видимо, внутри этой шерстяной трубы, которую он навернул на себя, ему было тепло и уютно.
Олег не стал его будить и, осторожно двигаясь, чтобы ненароком не наступить на сухую ветку, пошел к реке. Потом он и сам не мог объяснить, что заставило его в этот ранний час спуститься к самой воде, преодолев пространство, отделявшее лагерь от воды.
Далеко, там, где поднявшийся над рекой туман смыкался с серым предрассветным небом, появились какие-то темные пятна, болтавшиеся в воздухе, словно большие черные листья.
«Что-то рано разлеталось воронье», — подумалось ему. И тут он вспомнил, что находится не на Земле, и никакие это не вороны, и даже не птицы. Здесь вообще не бывает птиц, а только смертельно опасные твари, с одной из которых ему уже пришлось иметь дело.
Он допустил непростительную беспечность, выйдя из лагеря без оружия. И теперь стремительно бросился обратно. Но черные ромбы приближались слишком быстро, и по характерному свисту, раздавшемуся за его спиной, Олег понял, что атака началась.
Летающие Коты атакуют на бреющем полете. Они гонят воздух под брюхо волнообразными движениями своих огромных крыльев и одновременно хлещут по земле длинным тонким хвостом, вооруженным на конце мощным костяным жалом.
Его яд так силен, что даже одной капли, попавшей на кожу, бывает достаточно, чтобы человек умер от страшных, мучительных судорог. Именно из-за своего яда коты считались самыми опасными хищниками на планете. И сейчас под каждым из мчавшейся за ним шестерки стригла землю смертоносная коса хвоста.
Олег знал, что, только ужалив жертву и убедившись в ее полной неподвижности, коты приступали к своей страшной трапезе.
Но от этого ему было ничуть не легче, разве что не грозила перспектива еще живому почувствовать на своем теле их мелкие и острые зубы, похожие на плотничьи пилы.
Он бежал изо всех сил, лихорадочно ощупывая ремень в тщетной надежде найти там хоть какое-то оружие. Его близкое знакомство с анатомией убитого на ферме Эндерхила кота лишь увеличивало охватившее его чувство безнадежности.
У него не было ни единого шанса добежать до того места, где лежало так беспечно оставленное оружие.
До лагеря оставалось еще метров двести, когда он споткнулся и, падая, перевернулся на спину, чтобы лицом встретить приближающуюся смерть.
Свистящая черная машина уже заслонила над ним небо, направляя вниз длинную ленту хвоста. Костяное жало смотрело прямо в середину его груди.
В этот момент к Олегу пришло одно из тех импульсивных решений, что уже не раз спасали ему жизнь в самых сложных, порой безвыходных ситуациях.
Он выбросил вперед обе руки и изо всех своих немалых сил ухватился за хвост кота в полуметре от несущего смерть костяного наконечника, покрытого голубоватой слизью.
Рывок был страшен. Его тело взлетело вверх метра на два, а затем ударилось о землю. Это повторялось снова и снова, но он все-таки не выпускал хвоста, не разжимал своих онемевших пальцев и не отрывал взгляда от жала, стараясь избежать соприкосновения с ним.
Коты продолжали свой бесшумный полет к лагерю, не изменив направления. Ему пришлось закричать, чтобы привлечь внимание Карила к приближавшейся опасности.
Олегу казалось, что этот кошмарный полет никогда не кончится. Удары о землю следовали с неизменной периодичностью. Коту с грузом человеческого тела на хвосте не удалось набрать высоту, зато он сохранил свою скорость, и уже через пару минут Олег понял, что несется над лагерем. Оттолкнувшись ногами от земли в последний раз, он сумел послать свое тело вверх и вперед, избегая удара о землю и одновременно уворачиваясь от жала.
Самым главным было не потерять сознания во время этого смертельного акробатического трюка, и ему это удалось.
Когда он вскочил на ноги, черные тени котов уже пронеслись над лагерем и разворачивались для новой атаки.
Но теперь у него появились драгоценные секунды, необходимые для того, чтобы выхватить из висевшей на дереве перевязи свой бластер и, упав на одно колено, шесть раз нажать на его гашетку.
Шесть огненных цветков распустились в небе, и, когда прекратился дождь из кусков разорванных в клочья туш, он смог наконец осмотреться.
Карила он заметил далеко не сразу, в развилке самого высокого дерева тот надежно укрывался за толстыми ветвями.
— Спускайся. Больше никого не осталось.
— За всю свою жизнь я не слышал ничего подобного. Воин, летящий на хвосте кота. Если нам удастся вернуться, твой подвиг прославят менестрели.
Похоже, несмотря на пережитое потрясение, Карил не потерял своего обычного юмора.
— Смотри, как бы они не сочинили песню о воине, который быстрее всех лазает по деревьям.
— Знаешь, я только сейчас понял, почему князю так хотелось завладеть твоим оружием, — проговорил Карил, слезая наконец с дерева и с уважением посматривая на бластер.
— Лучше будет, если ты о нем забудешь. Заряда в батарее почти не осталось, а запасную коробку я так и не нашел.
— Теперь, по крайней мере, нам не придется беспокоиться о мясе.
— Не думаю, что смогу есть эту гадость.
— Еще как сможешь. В пустыне едят даже пауков, — многообещающе произнес Карил, решительно направляясь к развороченным тушам.
Когда эта неприятная, но необходимая работа была завершена, солнце наконец взошло. Карил, закончив развешивать тонко нарезанные для, вяления, посоленные ломти мяса, пошел к ручью умыться. Проходя мимо Олега, занятого обработкой своих многочисленных ссадин и ушибов, он проговорил: — Помнишь наш вчерашний разговор о неслышимых звуках?
Олег молча кивнул.
— У нас существует поверье, что коты никогда не нападают без причины. Они чувствуют обращенную к нам чужую боль, тоску тех, кого мы оставили, и мстят за нее.
Не сказав ничего больше, Карил ушел, и Олег долго еще размышлял над его словами.
Поверье поверьем, но, похоже, весь биоценоз этой планеты связан между собой какими-то невидимыми, с трудом ощутимыми людьми нитями.
Они провели на этом месте целый день, решив дождаться, пока мясо провялится. Кроме того, Карил счел необходимым проделать еще одну весьма опасную и неприятную работу. Он отыскал и собрал в специально выкопанную яму все хвостовые жала убитых котов.
Затем, достав весь запас дротиков и стрел, начал по очереди осторожно погружать наконечники в зеленоватую слизь, густо покрывавшую костяные жала. Покончив с этим, на каждую стрелу он сшил и натянул длинный кожаный чехол, а древко пометил красной тряпкой.
— Теперь каждая такая стрела стоит четыре конька. Одним выстрелом можно остановить любого зверя. В той трубке, что ты мне показывал, стрелы тоже покрыты таким ядом — это очень дорогое оружие.
Олег вспомнил мгновенно отключившегося часового и с уважением посмотрел на колчан Карила.
— А тряпка зачем?
— Чтобы в бою не спутать. Не всякого противника следует убивать.
К концу второго дня пути пустыня полностью поглотила их. Каждая пустыня имеет свое лицо, свой характер и даже свою собственную душу. Пустыня Марахама на Остране напоминала Олегу равнодушного к человеку огромного сонного зверя, затаившего до поры свой норов.
В первый день пути ноги коньков ступали по раскаленному солнцем серому базальту.
Тэги:
Необъяснимое
Скачать книгу [0.26 МБ]
Пирамида
