Некоторое время они бежали молча. И вдруг подлинная картина событий предстала
перед Лэнгдоном во всей своей полноте.
– Точно! Колер никак не рассчитывал на подобную реакцию камерария. Вентреска
нарушил многовековую традицию Ватикана не сообщать внешнему миру о возникающих в
его стенах кризисах и повел себя с предельной откровенностью. Во имя Бога он
позволил показать по телевизору ловушку с антивеществом. Это был блестящий ход,
которого Колер совершенно не ожидал. И по иронии судьбы удар, который нанесли
иллюминаты, обрушился на них самих. Сами того не желая, они сделали из камерария
нового и очень авторитетного вождя церкви. Колер явился, чтобы его
ликвидировать!
– Макс, конечно, мерзавец, – сказала Виттория, – но он не убийца и никоим
образом не мог быть замешан в смерти папы.
В памяти Лэнгдона прозвучали слова Колера, произнесенные им тысячу лет назад в
ЦЕРНе: «В научных кругах у Ветра было множество врагов. Его ненавидели ревнители
чистоты науки. Они утверждали, что использование аналитической физики для
утверждения религиозных принципов представляет собой вероломное предательство
науки».
– Не исключено, что Колер узнал об антивеществе несколько недель назад, и ему не
понравилось, что это открытие может содействовать укреплению религии.
– И из за этого он убил моего отца? Чушь! Кроме того, Макс Колер не знал о
существовании нашего проекта.
– Вполне вероятно, что, пока ты отсутствовала, твой отец не выдержал и решил
посоветоваться с директором о том, как поступить дальше. Ты же сама говорила,
что отца беспокоили моральные последствия открытия субстанции, обладающей столь
разрушительной силой.
– Просить нравственной поддержки у Максимилиана Колера? – презрительно фыркнула
Виттория. – Не думаю, что папа мог это сделать!
Тоннель поворачивал на запад. Чем быстрее они бежали, тем более тусклым
становился свет факела в руках Лэнгдона. Он опасался, что, когда тот погаснет
окончательно, они окажутся в полной темноте.
– Кроме того, – продолжала приводить свои аргументы Виттория, – с какой стати
Колер стал звонить тебе рано утром и просить о помощи, если сам стоял у истоков
заговора?
Лэнгдон уже задумывался об этом и поэтому ответил без задержки:
– Обращением ко мне он прикрыл свои тылы. После этого никто не мог обвинить его
в бездействии в условиях разразившегося кризиса. Скорее всего Колер не ожидал,
что нам удастся продвинуться так далеко.
Мысль о том, что он стал объектом манипуляций со стороны директора ЦЕРНа,
выводила Лэнгдона из себя. Участие известного ученого в решении кризиса повышало
авторитет иллюминатов. Пресса весь вечер цитировала выдержки из его публикаций,
а присутствие в Ватикане профессора Гарварда убеждало скептиков в том, что
сообщество «Иллюминати» – не давно канувший в Лету факт истории, а современная
сила, с которой следует считаться.
– Репортер Би би си уверен, – продолжал американец, – что ЦЕРН стал новым
убежищем иллюминатов.
– Что?! – едва не споткнувшись от изумления, воскликнула Виттория. – Он это
сказал?
– Да. В прямом эфире. Он сравнил ЦЕРН с масонской ложей – безвредной
организацией, послужившей иллюминатам своеобразной крышей. Подавляющему
большинству членов организации об этом, естественно, неизвестно.
– Бог мой! Это же приведет к гибели института!
Лэнгдон не был уверен в столь плачевном для центра исходе, однако высказанная
тем репортером гипотеза перестала казаться ему притянутой за уши. ЦЕРН служил
домом для сотен ученых из десятков стран мира и имел множество источников
частного финансирования. А Максимилиан Колер был директором этого
могущественного учреждения.
Да, Янус – это Колер.
– Если Колер не имеет к этому никакого отношения, – сказал Лэнгдон, как ему
самому показалось, с вызовом, – то с какой стати он здесь?
– Видимо, для того, чтобы положить конец этому безумию. Чтобы продемонстрировать
свою поддержку. В конце концов он может оказаться настоящим самаритянином! Не
исключено что директору стало известно, кто знал об антивеществе, и он явился,
чтобы поделиться этой информацией.
– Убийца сказал, что Янус прибывает, чтобы заклеймить камерария.
– Ты понимаешь, что говоришь? Это же самоубийство! Максу не выбраться оттуда
живым.
«Может быть, как раз в этом еще одна цель его миссии», – подумал Лэнгдон, но
ничего не сказал.
* * *
Сердце Лэнгдона едва не оборвалось, когда немного впереди в полутьме возникли
очертания перегораживающей тоннель металлической двери. Однако, приблизившись к
преграде, они увидели, что старинный замок висит в петлях открытым. Дверь
отворилась безо всякого усилия.
Лэнгдон облегченно вздохнул, убедившись в правильности своей догадки о том, что
древним тоннелем пользовались. Совсем недавно. А если быть абсолютно точным, то
сегодня. Он не сомневался, что четверо дрожащих от ужаса кардиналов были тайно
доставлены в узилище именно этим путем.
Они возобновили бег. Откуда то слева до Лэнгдона доносилась какофония звуков.
Это шумела площадь Святого Петра. До цели было рукой подать.
Вскоре они уперлись в еще одну дверь. Она была более массивной, чем первая, но
тоже оказалась незапертой. Как только они прошли через нее, звуки на площади
замерли где то у них за спиной, и Лэнгдон понял, что они вступили в пределы
Ватикана. Лэнгдона занимал вопрос, в каком месте заканчивается этот древний
проход. В садах? В базилике? В папской резиденции?
Затем тоннель вдруг кончился.
Тяжеленная дверь, в которую они уперлись, являла собой стену из клепаного
железа. Даже в умирающем свете факела Лэнгдон смог увидеть, что поверхность
двери была совершенно ровной. На ней не было ни ручек, ни петель, ни замочных
скважин. Возможность входа с их стороны исключалась.
Лэнгдон вдруг ощутил, что на него накатывает очередная волна паники. На жаргоне
архитекторов эта весьма редкая разновидность дверей именовалась senza chiave,
или односторонним порталом. Подобные двери создавали в целях безопасности и
открыть их можно было лишь с одной стороны. С той, противоположной им, стороны.
Надежды Лэнгдона и факел в его руке угасли почти одновременно.
Он посмотрел на часы. Микки на циферблате, слава Богу, продолжал светиться.
Одиннадцать двадцать девять.
Издав вопль, в котором звучало отчаяние бессилия, Лэнгдон отбросил факел и
принялся колотить в дверь.
Пирамида