прослезившись, сказал севшим голосом:
-- Вот, например, что еще бывает в лесу? Деревья.-- Он
вытер рукавом глаза.-- Но на месте они не стоят: прыгают.
Понял?
-- Ну-ну? -- жадно спросил Перец.-- Как так -- прыгают?
-- А вот так. Стоит оно неподвижно. Дерево, одним словом.
Потом начинает корчиться, корячиться и ка-ак даст! Шум, треск,
неразбери-поймешь. Метров на десять. Кабину мне помяло. И опять
стоит.
-- Почему? -- спросил Перец.
-- Потому что называется: прыгающее дерево,-- объяснил
Тузик, наливая себе кефиру.
-- Вчера прибыла партия новых электропил,-- сообщил
Домарощинер, облизывая губы.-- Феноменальная
производительность. Я бы даже сказал, что это не пилы, это
пилящие комбайны. Наши пилящие комбайны искоренения.
А вокруг все пили кефир -- из граненых стаканов, из
жестяных кружек, из кофейных чашечек, из свернутых бумажных
кульков, прямо из бутылок. Ноги у всех были засунуты под
стулья. И все, наверное, могли предъявить справки о болезнях
печени, желудка, двенадцатиперстной кишки. И за этот год, и за
прошлые годы.
-- А потом меня вызывает менеджер,-- продолжал Тузик в
повышенном тоне,-- и спрашивает, почему у меня кабина помята.
Опять, говорит, стервец, налево ездил? Вы вот, пан Перец,
играете с ним в шахматы, замолвили бы за меня словечко, он вас
уважает, часто о вас говорит... Перец, говорит, это, говорит,
фигура! Я, говорит, для Переца машины не дам, и не просите.
Нельзя такого человека отпускать. Поймите же, говорит, дураки,
нам же без него тошно будет! Замолвите, а?
-- Хорошо,-- упавшим голосом произнес Перец.-- Я попробую.
Только как же это он... машину?
-- С менеджером могу поговорить я,-- сказал Домарощинер.--
Мы вместе служили, я был капитаном, а он был у меня
лейтенантом. Он до сих пор приветствует меня прикладыванием
руки к головному убору.
-- Потом есть еще русалки,-- сказал Тузик, держа на весу
стакан с кефиром.-- В больших чистых озерах. Они там лежат,
понял? Голые.
-- Это вам, Туз, померещилось от вашего кефира,-- сказал
Домарощинер.-- Русалки -- это мистика.
-- Сам ты мистика,-- сказал Тузик, вытирая глаза рукавом.
-- Подождите,-- сказал Перец.-- Подождите, Тузик, вы
говорите, они лежат... А еще что? Не может быть, чтобы они
просто лежали и все.
...Возможно, они живут под водой и выплывают на
поверхность, как мы выходим на балкон из прокуренных комнат в
лунную ночь и, закрыв глаза, подставляем лицо прохладе, и тогда
они могут просто лежать. Просто лежать и все. Отдыхать. И
лениво переговариваться и улыбаться друг другу...
-- Ты со мной не спорь,-- сказал Тузик, рассматривая
Домарощинера в упор.-- Ты в лесу-то когда-нибудь был? Не был
ведь в лесу-то ни разу, а туда же.
-- И глупо,-- сказал Домарощинер.-- Что мне в вашем лесу
делать? У меня пропуск есть в ваш лес. А вот у вас, Туз,
никакого пропуска нет. Покажите-ка мне, пожалуйста, ваш
пропуск, Туз.
-- Я сам этих русалок не видел,-- повторил Тузик,
обращаясь к Перецу.-- Но я в них вполне верю. Потому что ребята
рассказывают. И даже Кандид вот рассказывал. А уж Кандид про
лес знал все. Он в этот лес как к своей бабе ходил, все там
знал на ощупь. Он и погиб там, в этом своем лесу.
-- Если бы погиб,-- сказал Домарощинер значительно.
-- Чего там "если бы". Улетел человек на вертолете, и три
года о нем ни слуху, ни духу. В газете траурное извещение было,
поминки были, чего тебе еще? Разбился Кандид, конечно.
-- Мы слишком мало знаем,-- сказал Домарощинер,-- чтобы
утверждать что-либо со всей категоричностью.
Тузик плюнул и пошел к стойке взять еще бутылку кефиру.
Тогда Домарощинер нагнулся к уху Переца и, бегая глазами,
прошептал:
-- Имейте в виду, что относительно Кандида было закрытое
распоряжение... Я считаю себя вправе информировать вас, потому
что вы -- человек посторонний...
-- Какое распоряжение?
Скачать книгу [0.17 МБ]