громоздились, и блестела под солнцем вода в лужах, в канавах и в обширных
ямах, оставшихся на месте танковых позиций... Вообще лес там был везде
веселый, теплый, песчано-сосновый, а между молодыми сосенками чуть не по
пояс заросло все лиловым вереском, и, как водится, все полянки и все
многочисленные дорожки смотрелись на одно лицо, я уже был готов рукой
махнуть (ну что там можно было такое-этакое обнаружить на месте
происшествия?), но Ермолаев оказался мужиком настырным и лицом в грязь не
ударил - нашел-таки, в конце концов, район событий, так что я своими
глазами увидел все: и перекопанный, пополам с сухим валежником, песок, где
сидел по яйца "запорожец", и остатки колючей проволоки по сторонам, и то
дерево, к которому прикован оказался мой Красногоров...
А неподалеку от этого дерева, метрах в пятнадцати, где заросли
вереска были особенно густы, обнаружил я старый, совсем трухлявый белый
размером с хорошую сковороду, а рядом с ним - канистру. Канистра была
двадцатилитровая, пустая и даже сухая, зеленая краска с нее пооблупилась,
и ржавчина местами проступила, но у меня осталось определенное
впечатление, что лежит здесь эта канистра недавно. Ермолаев был того же
мнения, но он не склонен был придавать моей находке хоть какое-нибудь
оперативное значение. Заливал кто-нибудь бак, облился весь и, матерясь,
забросил вонючую дуру подальше, чтобы просохла и не отсвечивала тут, где
люди, скажем, сидят и закусывают. А потом - забыл. Обыкновенное дело.
Я не стал с ним спорить. Я чувствовал, что дело - не обыкновенное. Я
взял канистру с собой, чтобы показать ее хозяину (я уверен был, что это
канистра Красногорова) и посмотреть, что будет, когда он ее увидит и что
он скажет по этому поводу. Но ничего толкового у меня из этой затеи не
вышло.
Да, канистру свою он узнал, но не обрадовался ей, а скорее уж
наоборот - у него даже рот повело, словно от приступа внезапного
отвращения, но этим все и кончилось. Да, сказал он спокойно. Канистра -
пропала. Спасибо, что привезли. Наверное, эти бандюги ее зачем-то
выволокли из багажника, а потом бросили, он этого ничего не помнит, не до
того ему тогда было... Она вообще-то была у него пустая. Без бензина.
Лежала в багажнике просто так, на всякий случай, он заправлять ее даже и
не собирался, ни к чему, бак полный, а до города - всего-то километров
сто, рукой подать...
И он заговорил о другом."
- Я знаю, что там на самом деле с вами случилось, - сказал Ваня,
Красногорский-младший, когда они снова встретились два дня спустя. -
Хотите, скажу?
Станислав смотрел на него сквозь зажмуренные веки и слушал, как
сердце вдруг принялось толкаться в ребра изнутри - глухо и неровно. На
хрен ты мне сдался с твоими откровениями, подумал он с неожиданной злобой,
но вслух проговорил совершенно спокойно:
- Н-ну что ж... Скажи, если хочется.
- Они вас опустили... - сказал Ваня, а когда Станислав от удивления
широко раскрыл глаза, пояснил: - Изнасиловали.
- Откуда ты это взял? - сказал Станислав ошеломленно.
- Знаю. Вы их нашли?
- Нет.
- Найдете?
- Не знаю.
- Надо найти. Если хотите, я возьмусь за это дело.
- Пятнадцать лет прошло, - проговорил Станислав медленно. - С гаком.
Пора бы и забыть.
Многое и многое он забыл. Но несколько картинок осталось....
Пасмурное небо. Качающиеся вершины сосен. Пустая канистра летит,
кувыркаясь, и продолжает кувыркаться, подскакивая среди вереска... И
вонючий холодок быстро подсыхающего бензина... И - нет зажигалки. Нет. НЕТ
ЕЕ!..
Хорошо бы, все-таки, забыть об этом совсем, подумал он.
- Некоторые вещи забывать нельзя, - сказал Ваня, блестя глазами. -
Есть вещи, за которые мало убить, надо - замучить.
Сердце снова сделало перебой.
- Откуда ты взял эти слова? - спросил Станислав, преодолевая
накатившую дурноту.
- Какие?
- "Мало убить - надо замучить"?
- Не знаю, - сказал Ваня с удивлением. - Какая разница?
Разница была, и довольно существенная, но Станислав больше не желал
говорить об этом.
- Ладно, - сказал он. - Продолжим. Что ты еще умеешь?..
6
"...Две темы занимали его. Во-первых, он вдруг высказал любопытнейшее
наблюдение по поводу моей папки. (Я видел теперь, что он безусловно
внимательно прочитал все дела и не просто прочитал - он проанализировал их
и весьма основательно). Он заметил нечто общее и нечто важное, некий пусть
странный, но вполне определенный мотив у тех, кто хотел ему добра и к кому
он сам относился как минимум нейтрально, а именно: все они хотели, чтобы
он уехал из Питера.
Саша Калитин - звал в Москву.
Габуния, мамин ухажер и грядущий отчим, - намеревался всех увезти к
себе в Поти (или в Батуми?).
Писатель Каманин рекомендовал его в Индию... Свежепокойный Академик -
на два года в Беркли...
Тут он замолчал, терпеливо наблюдая, как я перевариваю сказанное, а
потом добавил, как бы сквозь зубы: "А если бы дети родились благополучно,
мы все должны были переехать в Минск..."
Переоценить это его наблюдение было невозможно. Я тут же мысленно
добавил сюда физика Шерстнева, старания которого означали для Красногорова
- лейкемию, может быть, и не обязательно, но уж безнадежно далекий от
Питера Арзамас-16 или иную дыру той же степени отдаленности - без всякого
сомнения. Было ясно, что наблюдение безукоризненно точное, но и пяти минут
хватило, чтобы понять, как мало оно нам добавляет по существу.
Скачать книгу [0.31 МБ]
Пирамида