сообразили, что свежее, которое им так не нравится, совсем нетрудно
превратить в протухшее, которое они обожают...
Баскер все смотрел на них тлеющими глазами - высокомерно и
равнодушно, а где-то там, на окраине обморочного мира, надрывался криком
Иван Сусанин: не надо... Хозяин... жуткое же дело... добром надо
разойтись, добром!.. И вдруг мегафонный голос проговорил ниоткуда:
- Хозяин, коли ты здесь, так откликнись. Чего в молчалку играешь?
Он медленно, как в воде, протянул руку и включил внешнее оповещение.
- Я здесь, - сказал он.
- Здесь он, видите ли, - произнес голос язвительно. - А зачем ты
здесь, спрашивается? Чего тебе от нас понадобилось?
- Ничего.
- Так а чего тогда приехал? Предвыборную агитацию среди нас проводить
намылился? Так это - мертвый номер.
- Нет. Я вообще не к вам. Я - в институт.
- Зачем?
Все тебе объясни, подумал он. Все тебе расскажи... Баскер тоже
внимательно слушал. Он подошел совсем близко и вдруг - опустил башку,
положил ее косматым подбородком на капот, не отводя страшного своего
взгляда ни на секунду. На кого он смотрел? И что он, собственно, видел,
что он мог видеть сквозь фотохромное стекло?..
- Эй, Хозяин? Чего замолчал? Неужели же соврать собрался? А ведь про
тебя в газетах пишут, что, мол, никогда не врешь.
- Там мой друг. Он умирает. Я могу его спасти.
Он вдруг понял, по наитию какому-то внезапному, что сейчас можно и
нужно говорить все, что захочется. Без размышлений и расчета. Что слова
сейчас ничего не решают. Решает что-то другое... Собственно, все уже
решено, и при этом - еще до начала разговора. Сейчас поедем дальше...
- Ничего себе, придумал! Да ты разве врач?
- Нет. Но я умею его вытаскивать. Оттуда - сюда.
- Экстрасенсор, что ли?
- Да, пожалуй.
- Меня экзема вот замучила, - сказал голос с усмешкой. - Не поможешь?
- Нет. Я умею помогать только одному человеку.
- Хе. Чего же ты тогда в президенты целишься? Это же надо миллионам
помогать...
На это он отвечать не стал. Он смотрел в красные глаза зверя и
старался отогнать привязавшуюся вдруг мысль, что это ОН говорит, баскер, а
никакой не Гроб Ульяныч. Нет на свете никакого Гроб Ульяныча с мегафоном -
сидит Зверь и разговаривает железным шелестящим голосом, насмешливо и
равнодушно-язвительно - только влажные кривоватые губы слабо шевелятся...
- Молчишь? А вдруг выберут? Что тогда делать будешь, Честный Стасик?
Налоги дальше задирать?
- Не знаю. Может быть.
- А с ценами на зерно что будет? А с баскерами что будешь делать?
Запретишь?
- Не знаю пока. Это все мелочи, Герб Ульяныч. Буду искать оптимальное
решение.
- А с чиновниками? Тоже - оптимальное?
- Разгоню к черту. Я люблю их не больше вашего.
- Скорее уж они тебя разгонят... Хотя у тебя - сила! Не очень-то тебя
разгонишь, пожалуй... Что это, кстати, за сила такая, господин
Красногоров? Объясните простому человеку.
- Судьба, - сказал он, глядя в тлеющие глаза Зверя. - Предназначение.
Фатум. Рок.
- Не понимаю. Поподробнее.
- Господин Вакулин, - сказал он. - Я прошу прощения, но, может быть,
в другой раз как-нибудь это обсудим? Я спешу.
Голос помолчал, а потом произнес, растягивая слова:
- Оборзе-ел, однако... Ты мне чего-то не нравишься, Хозяин!
- Взаимно, ГРОБ Ульяныч.
Сейчас поедем, снова подумал он. Все. Сейчас. Еще только несколько
фраз, и поедем...
- А жалко. Давно с тобой поговорить хотел. Давненько... А вот -
спешишь, оказывается...
Он промолчал снова. Никак не отделаться было от ощущения, что
разговариваешь со зверем, а не с человеком. Наваждение. Морок. А глаза
рдели, как огонь, который никак не мог для себя решить: разгореться сейчас
во всю силу или, напротив, тихо умереть...
- Ладно, - сказал голос. - Договоримся так. Завтра жду тебя к себе.
Поговорить хочу. Как следует, спокойно, без спешки.
- Не возражаю.
- Вот и хорошо. Завтра, как поедешь, мой человек тебя встретит на
дороге, договорились?
Он повторил терпеливо:
- Не возражаю.
- Еще бы ты возражал!.. Только не вздумай лететь на вертолете... -
голос усмехнулся. - Не советую.
Он промолчал и на этот раз. Он смотрел, как медленно пошел к черному
небу полосатый журавль шлагбаума. "Иль мне в лоб шлагбаум влепит...
НЕПРОВОРНЫЙ инвалид..." Непроворный. Вспомнил... "Непроворный", - хотел он
сказать Ванечке, но тут отчаянно завопил впереди Иван Сусанин
Маловишерский:
- Герб Ульяныч, ну, ей-богу! Скотину убери! Она ж тут бродит
где-то... Как я выйду?
И тотчас же тоненький детский голосок на всю мрачную ледяную округу
чистенько вывел: "Куковала та сыва зозу-уля..." - и замолчал, резко
оборвав. Это была любимая мамина песня. Песня из детства. Она прозвучала -
здесь и сейчас - внезапным заклинанием Зверя. Она и была заклинанием...
Баскера не стало. Он не ушел, не умчался, не скользнул и не канул во
тьму. Его попросту больше не было. Нигде. "Гос-с-с...", - снова просвистел
Ванечка и глянул на Станислава мелко моргающими своими глазками, все еще
осунувшийся, но уже заметно веселеющий и приободривающийся.
- "Непроворный инвалид", - сказал он ему. - Все. Отмучились. Вперед,
газу. Газу, Иван!
Скачать книгу [0.31 МБ]
Пирамида