вернулась, неся на блюдечке маленькую рюмку с коричневой жидкостью.
- Вкусно, - сказал Максим, глядя на девушку ласково и озабоченно. -
Что плохо? Рада, сядьте здесь говорить. Надо говорить. Не надо уходить.
Эта тщательно продуманная речь произвела на Раду неожиданно дурное
впечатление. Максиму показалось даже, что она вот-вот заплачет. Во всяком
случае у нее задрожали губы, она прошептала что-то и убежала из зала.
Рыхлая женщина за барьером произнесла несколько негодующих слов. Что-то я
не так делаю, обеспокоенно подумал Максим. Он совершенно не мог себе
представить - что. Он только понимал: ни усатый человек, ни рыхлая женщина
не хотят, чтобы Рада с ним "сидеть" и "говорить". Но поскольку они явно не
являлись представителями администрации и стражами законности и поскольку
он, Максим, очевидно не нарушал никаких законов, мнение этих рассерженных
людей не следовало, вероятно, принимать во внимание.
Усатый человек произнес нечто сквозь зубы, негромко, но с совсем уж
неприятной интонацией, залпом допил свой стакан, извлек из-под стола
толстую полированную трость, поднялся и не спеша приблизился к Максиму. Он
сел напротив, положил трость поперек стола и, не глядя на Максима, но
обращаясь явно к нему, принялся цедить медленные тяжелые слова, часто
повторяя "массаракш", и речь его казалась Максиму такой же черной и
отполированной от частого употребления, как его уродливая трость, и в речи
этой была черная угроза, и вызов, и неприязнь, и все это как-то странно
замывалось равнодушием интонации, равнодушием на лице и пустотой
бесцветных остекленелых глаз.
- Не понимаю, - сказал Максим сердито.
Тогда усатый медленно повернул к нему белое лицо, поглядел как бы
насквозь, медленно, раздельно задал какой-то вопрос и вдруг ловко выхватил
из трости длинный блестящий нож с узким лезвием. Максим даже растерялся.
Не зная, что сказать и как реагировать, он взял со стола вилку и повертел
ее в пальцах. Это произвело на усатого неожиданное действие. Он мягко, не
вставая, отскочил, повалив стул, нелепо присел, выставив перед собою свой
нож, усы его приподнялись, и обнажились желтые длинные зубы. Рыхлая тетка
за барьером оглушительно завизжала, Максим от неожиданности подскочил.
Усатый вдруг оказался совсем рядом, но в ту же секунду откуда-то появилась
Рада, встала между ним и Максимом, и принялась громко и звонко кричать -
сначала на усатого, а потом, повернувшись, - на Максима. Максим совсем уже
ничего не понимал, а усатый вдруг неприятно заулыбался, взял свою трость,
спрятал в нее нож и спокойно пошел к выходу. В дверях он обернулся, бросил
несколько негромких слов и скрылся.
Рада, бледная, с дрожащими губами, подняла поваленный стул, вытерла
салфеткой пролитую коричневую жидкость, забрала грязную посуду, унесла,
вернулась и что-то сказала Максиму. Максим ответил "да", но это не
помогло. Рада повторила то же самое, и голос у нее был раздраженный, хотя
Максим чувствовал, что она не столько рассержена, сколько испугана. "Нет",
сказал Максим, и сейчас же тетка за барьером ужасно заорала, затрясла
щеками, и тогда Максим, наконец, признался: "Не понимаю".
Тетка выскочила из-за барьера, ни на секунду не переставая кричать,
подлетела к Максиму, встала перед ним, уперев руки в бока, и все вопила, а
потом схватила его за одежду и принялась грубо шарить по карманам.
Ошеломленный Максим не сопротивлялся. Он только твердил: "Не надо" и
жалобно взглядывал на Раду. Рыхлая тетка толкнула его в грудь и, словно
приняв какое-то страшное решение, помчалась обратно к себе за барьер и там
схватила телефонный наушник. Максим понял, что у него не оказалось всех
этих розовых и зелененьких бумажек с лиловыми оттисками, без которых
здесь, по-видимому, нельзя появляться в общественных местах.
- Фанк! - произнес он проникновенно. - Фанк плохо! Идти. Плохо.
Потом все как-то неожиданно разрядилось. Рада сказала что-то рыхлой
женщине, та бросила наушник, поклокотала еще немного и успокоилась. Рада
посадила Максима на прежнее место, поставила перед ним новую кружку с
пивом и к его неописуемому удовольствию и облегчению села рядом. Некоторое
время все шло очень хорошо. Рада задавала вопросы, Максим, сияя от
удовольствия, отвечал на них: "Не понимаю", рыхлая тетка бурчала в
отдалении, Максим, напрягшись, построил еще одну фразу и объявил, что
"дождь ходит массаракш плохо туман", Рада залилась смехом, а потом пришла
еще одна молоденькая и довольно симпатичная девушка, поздоровалась со
всеми, они с Радой вышли, и через некоторое время Рада появилась уже без
фартука, в блестящем красном плаще с капюшоном и с большой клетчатой
сумкой в руке.
- Идем, - сказала она, и Максим вскочил. Однако так сразу уйти не
удалось. Рыхлая тетка опять подняла крик. Опять ей что-то не нравилось,
опять она чего-то требовала. На этот раз она размахивала пером и листком
бумаги. Некоторое время Рада спорила с нею, но подошла вторая девушка и
встала на сторону тетки. Речь шла о чем-то очевидном, и Рада в конце
концов уступила. Тогда они все втроем пристали к Максиму. Сначала они
по-очереди и хором задавали один и тот же вопрос, которого Максим,
естественно, не понимал. Он только разводил руки. Затем Рада приказала
всем замолчать, легонько похлопала Максима по груди и спросила:
- Мак Сим?
- Максим, - поправил он.
- Мак? Сим?
- Максим. Мак - не надо. Сим - не надо. Максим.
Тогда Рада приставила палец к своему носику и произнесла:
- Рада Гаал. Максим...
Максим понял, наконец, что им зачем-то понадобилась его фамилия, это
было странно, но гораздо больше его удивило другое.
- Гаал? - произнес он. - Гай Гаал?
Воцарилась тишина. Все были поражены.
- Гай Гаал, - повторил Максим обрадованно. - Гай хороший мужчина.
Поднялся шум. Все женщины говорили разом. Рада теребила Максима и
что-то спрашивала. Очевидно было, что ее страшно интересует, откуда Максим
знает Гая. Гай, Гай, Гай - мелькало в потоке непонятных слов. Вопрос о
фамилии Максима был забыт.
- Массаракш! - сказала, наконец, рыхлая тетка и захохотала, и девушки
тоже засмеялись, и Рада вручила Максиму свою клетчатую сумку, взяла его
под руку, и они вышли под дождь.
Они прошли до конца эту плохо освещенную улочку и свернули в еще
менее освещенный переулок с деревянными покосившимися домами по сторонам
грязной мостовой, неровно мощеной булыжником; потом свернули еще раз,
кривые улочки были пусты, ни один человек не встречался им на пути, за
занавесками в подслеповатых оконцах светились разноцветные абажуры,
временами доносилась приглушенная музыка, хоровое пение дурными голосами.
Скачать книгу [0.27 МБ]
Пирамида