"На девятый день от улыбки, благословение мускулюс глотеус
твоего спасло малых сих. Взвилося солнце, и погасла заря любви,
но." И даже просто: "Когда!". Изя хохотал и гукал, бил кулаком
в ладонь, Пак улыбался, качая головой, а Андрею было неловко,
он чувствовал неуместность этого веселья, даже неприличие
какое-то, но ощущения его были неуловимы, и он только
нетерпеливо торопил: "Ну хватит, хватит, -- повторял он. --
Пошли. Ну, какого черта? Опаздываем же, неудобно..."
Зло брало глядеть на этих идиотов -- нашли, понимаете,
место и время развлекаться. А они все задерживались и
задерживались, водили грязными своими пальцами по выбитым
строчкам, зубоскалили, ерничали, и он махнул на них рукой и
почувствовал большое облегчение, когда обнаружил, что голоса их
остались далеко позади и слов разобрать нельзя.
Так оно и лучше, подумал он с удовольствием. Без этой
дурацкой свиты. В конце концов, я что-то не помню, а приглашали
ли их? Что-то там было сказано про них, но что именно? То ли
просили быть в парадной форме, то ли просили наоборот не быть
вообще... Ах, какое это теперь имеет значение? Ну, в крайнем
случае, посидят внизу. Пак еще туда-сюда, а Изя вдруг начнет
придираться к слогу, не дай бог, еще сам полезет говорить...
Нет-нет, без них лучше, правда, Немой? Ты держись у меня за
спиной, вот здесь, справа, да поглядывай хорошенько! Тут, брат,
хлопать ушами не приходится. Не забывай: мы здесь в стане
настоящих оппонентов, это тебе не Кехада и не Хнойпек, на вот,
возьми автомат, мне нужна свобода движений, и вообще лезть с
автоматом на кафедру -- я ведь, слава богу, не Гейгер...
Позволь, а где же мои тезисы? Вот тебе и на! Как же я без
тезисов?..
Пантеон высился перед ним и над ним всеми своими
колоннами, разбитыми выщербленными ступенями, оскалившимися
ржавой арматурой, из-за колонн несло ледяным холодом, там было
темно, оттуда пахло ожиданием и тленом, а гигантские золоченые
створки были уже отворены, и оставалось только войти. Он
зашагал со ступеньки на ступеньку, внимательно следя за собой,
чтобы -- упаси бог! -- не споткнуться, не растянуться здесь, на
глазах у всех, он все ощупывал свои карманы, но тезисов нигде
не было, потому что они, конечно, остались в железном ящике...
нет, в новом костюме, я ведь хотел надеть новый костюм, а потом
решил, что так будет эффектнее...
...Черт побери, как же я буду без тезисов? -- подумал он,
вступая в темный вестибюль. Что же там у меня было, в моих
тезисах? -- думал он, осторожно ступая по скользкому полу
черного мрамора. Кажется, во-первых, про величие, весь
напрягаясь вспоминал он, чувствуя, как ледяной холод заползает
ему под рубашку. Здесь было очень холодно, в этом вестибюле,
могли бы предупредить, все-таки лето на дворе, песком могли бы,
между прочим, посыпать, руки бы не отвалились, а то того и
гляди затылком здесь навернешься...
...Ну, куда у вас тут? Вправо, влево? Ах да, пардон...
Значит, так. Во-первых, о величии, думал он, устремляясь в
совсем уже темный коридор. Вот это другое дело -- ковер.
Догадались! А факельщиков, конечно, поставить не сообразили.
Всегда у них здесь так: либо поставят факельщиков или даже
юпитера, либо -- вот как сейчас... Таким образом: величие.
...Говоря о величии, мы вспоминаем так называемые великие
имена. Архимед. Очень хорошо! Сиракузы, эврика, бани... в
смысле, ванны. Голый. Дальше. Атилла! Дож венецианский. То есть
я прошу прощения: это Отелло -- дож венецианский. Атилла --
гуннов царь. Едет. Нем и мрачен, как могила... Да чего там
далеко ходить за примерами? Петр! Величие. Великий. Петр
Великий. Первый. Петр Второй и Петр Третий не были великими.
Очень может быть потому, что не были первыми. Великий и первый
чрезвычайно часто выступают как синонимы. Хотя-а-а... Екатерина
Вторая, Великая. Вторая, но, тем не менее, великая. Это
исключение важно отметить. Мы часто будем иметь дело с
исключениями такого рода, которые, так сказать, только
подтверждают правило...
Он крепко сцепил руки за спиной, упер подбородок в грудь
и, втянув нижнюю губу, несколько раз прошелся взад и вперед,
каждый раз изящно огибая свой табурет. Потом он отодвинул
табурет ногой, уперся напряженными пальцами в стол и, сдвинув
брови, поглядел поверх слушателей.
Стол был совершенно пустой, обитый серым цинком и тянулся
перед ним как шоссе. Дальнего конца его не было видно, в
желтоватом тумане мигали там колеблемые сквозняком огоньки
свечей, и Андрей с мимолетной досадой подумал, что это, черт
возьми, непорядочно, что уж кто-кто, а он-то должен был бы
иметь возможность видеть, кто там -- на том конце стола. Видеть
его гораздо более важно, чем этих... Впрочем, это не моя
забота...
Рассеянно и снисходительно он оглядел ряды этих. Они
смирно восседали по обе стороны стола, повернув к нему
внимательные лица -- каменные, чугунные, медные, золотые,
бронзовые, гипсовые, яшмовые... и какие там еще бывают у них
лица. Например, серебряные. Или, скажем, -- нефритовые...
Слепые глаза их были неприятны, да и вообще, что там могло быть
приятного в этих громоздких тушах, колени которых торчали на
метр, а то и на два выше поверхности стола. Хорошо было уже то,
что они молчали и не шевелились. Всякое движение сейчас было бы
Скачать книгу [0.31 МБ]
Пирамида