– Я могу что-то сделать?
Глядя сквозь дверной проём вслед схолиасту, который чуть ли не вприпрыжку бежал к Ахиллесу и его команде, Манмут ощутил тоскливую беспомощность. Если Хокенберри покинуть на произвол судьбы, тот наверняка сложит голову в битве. Если не взмыть и не улететь через Дыру прямо сейчас, многие моравеки останутся навек отрезанными от своего реального мира.
– Погоди, я спрошу интеграторов и генерала.
Пару мгновений на личном луче трещали помехи, потом раздалось:
– Оставайся пока на месте. Через твои объективы нам удобнее всего наблюдать за Браной. Можешь направить все сигналы на Фобос и выбраться наружу?
– Да, это я могу.
Маленький европеец снял с шершня покров невидимости, невидимости, чтобы толпа греков и роквеков нечаянно в него врезалась, и поспешил вниз по трапу вслед за товарищем.
Хокенберри шагал к ахейцам, чувствуя, как сердце наполняет ощущение нереальности, смешанное со стыдом. «Это моя вина. Если бы восемь месяцев назад я не принял вид Афины и не похитил Патрокла, Ахиллес не объявил бы войну богам и ничего этого не случилось бы. Каждая капля крови, которая прольётся сегодня, останется на моей совести».
Быстроногий Пелид первым повернулся спиной к приближающимся всадникам и поздоровался: Приветствую тебя, сын Дуэйна. Рядом стояли примерно полсотни полководцев и простых копьеборцев, ожидая наездниц (теперь и схолиаст разглядел: это были женщины) в сияющих латах. Среди знатных героев ученый узнал Диомеда, Большого и Малого Аяксов, Идоменея, Одиссея, Подаркеса с его юным приятелем Мениппом, Сфенела, Эвриала и Стихия. Бывшего служителя Музы изумило присутствие косоглазого и хромоногого Терсита. В обычное время мужеубийца даже на выстрел не подпустил бы к себе презенного обирателя трупов.
– Что происходит? – спросил Хокенберри, и рослый, златокудрый полубог пожал плечами:
– Ну и чудной выдался день, сын Дуэйна. Сначала бессмертные отказались выйти на бой. Потом на нас напала орава ряженых троянок, и Филоктет погиб от шального копья. Теперь вот амазонки скачут сюда, прикончив несколько наших мужей, если верить этой грязной крысе, что недавно прибилась к нашему отряду.
«Амазонки!»
Манмут наконец догнал своего друга. Большинство ахейцев уже привыкли к виду маленького моравека и, едва удостоив создание из металла и пластика беглым взглядом, снова повернулись к отряду всадниц.
– В чём дело? – поинтересовался европеец по-английски. Вместо того, чтобы ответить ему на том же языке, схолиаст процитировал:
Ducit Amazonidum lunatis agmina peltis
Penthesilea furens, mediisque in milibus ardet, aurea sunectens exwerita cingula mammae bellatrix, audetque viris concurrere virgo.
– Только не заставляй меня скачивать в банки памяти ещё и латынь, – испугался Манмут.
В пяти ярдах от них огромные кони остановились как вкопанные, слушаясь поводьев. Над ахейцами повисло большое облако пыли.
– "Вот амазонок ряды со щитами, как серп новолунья, – перевёл Хокенберри, – Пентесилея ведет, охвачена яростным пылом, груди нагие она золотой повязкой стянула, дева-воин, вступить не боится в битву с мужами"[16 - «Энеида», Вергилий. Перев. С. Ошерова.].
– Час от часу не легче, – съехидничал моравек. – Да, но латинский язык… Полагаю, это не Гомер?
– Вергилий, – шепнул учёный в наступившей тишине, среди которой удар копыта о камень мог бы оглушить, словно взрыв – Нас непонятным образом занесло в «Энеиду».
– Час от часу не легче, – только и повторил Манмут.
– Роквеки загрузили всю технику, – известил Орфу. – Минут через пять они отчаливают. Кстати, тебе нужно знать ещё кое-что. «Королева Мэб» улетает раньше намеченного срока.
– Насколько раньше? – с упавшим полуорганическим сердцем осведомился Манмут. – Мы обещали Хокенберри двое суток на размышления и переговоры с Одиссеем.
– Что ж, теперь у него меньше часа, – отрезал иониец. – Минут за сорок мы успеем накачать всех роквеков препаратами, распихать их по полкам и убрать оружие в хранилища. К тому времени вы оба должны либо вернуться, либо остаться.
– А как же «Смуглая леди»?– Маленький европеец покаянно подумал, что даже не испытал многие из рабочих систем своей подлодки.
– Ее уже грузят в отсек, – сообщил Орфу. – Я чувствую, как сотрясается корабль. Закончишь свои проверки по дороге. Не тяни там, дружище.
Линия затрещала, потом зашипела и умолкла.
Из-за спин воинов, построившихся на тонкой передовой линии Хокенберри наконец разглядел, насколько громадны скакуны амазонок. Словно першероны[17 - Першероны – тяжеловозная порода лошадей, выведена в XIX в. во Франции (р-н Перш). Животные крупные, выносливые, работоспособные.]. Кроме того, Вергилий, царство ему небесное, оказался прав: каждая из отважных наездниц оставляла левую грудь нагой. Что ж, это здорово… отвлекало.
Ахиллес неторопливо выступил вперёд на три шага и встал в такой близости от коня блондинки-царицы, что мог бы погладить его по морде. Однако не сделал этого.
– Чего ты желаешь, о женщина? – вопросил мускулистый великан необычно мягким и тихим голосом.
– Я Пентесилея, дочь бога войны Ареса и повелительницы амазонок Отреры, – изрекла красавица, глядя на него с высоты. – И я желаю твоей гибели, сын Пелея.
Быстроногий запрокинул голову и рассмеялся – настолько легко и беззаботно, что Хокенберри внутренне содрогнулся.
– Ответствуй мне, женщина, – по-прежнему спокойно спросил он, – как ты осмелилась бросить вызов самым доблестным героям своей эпохи, тем, кто не дрогнув взял в осаду Олимп? Многие из нас происходят от крови великого Зевса Кронида. Ты в самом деле решила сражаться с нами, о женщина?
– Другие могут бежать и спасать свои шкуры, если хотят, – в тон ему, но гораздо громче провозгласила Пентесилея. – Я не намерена биться с Аяксом Теламонидом, ни с сыном Тидея, ни с отпрыском Девкалиона, ни с Лаэртидом, ни с любым из собравшихся. Только с тобой.
Перечисленные мужи – Большой Аякс, Диомед, Идоменей, Одиссей – недоумённо округлили глаза, посмотрели на предводителя и разом расхохотались. Между тем с тыла приближались пять или шесть десятков ахейцев во главе с Мепом Эхуу.
Хокенберри не заметил, как быстро повернулась красно-чёрная голова моравека; он и не ведал, что центурион-лидер поличному лучу сообщает Манмуту о скором крахе Брано-Дыры.
– Ничтожный, ты оскорбил богов, бессмысленно напав на их жилище! – воскликнула царица, возвышая голос так, чтобы даже мужчины в сотнях ярдов ясно её слышали. – Ты причинил зло троянцам, осадив их родной город. Но нынче пробил твой смертный час, о женоубийца Ахилл. Готовься сражаться.
– Боже, – произнёс по-английски европеец.
– Господи Иисусе, – прошептал схолиаст.
Чёртова дюжина амазонок, завизжав на своём наречии, пришпорили боевых коней. Исполинские скакуны устремились в атаку. Воздух наполнили копья, стрелы и грохот бронзовых наконечников о латы и расторопно воздетые щиты.
20
На побережье северного марсианского моря, которое обитатели Олимпа нарекли Северным океаном или морем Фетиды, маленькие зелёные человечки, прозванные зеками, воздвигли более одиннадцати тысяч колоссальных голов из камня. Извая ния схожи друг с другом и высотой-ровно двадцать метров, – и внешним видом. Каждое изображает лицо сурового старца: нос. напоминающий хищный клюв, тонкие губы, огромный лоб, сдвинутые брови, мощный затылок, волевой подбородок и кайма длинных волос, зачёсанных за уши. Камень для строительства берётся из гигантских карьеров, прорубленных в естественном нагромождении скал, окрещённом Лабиринт Ночи, на западном краю бессточного моря протяжённостью в четыре тысячи двести километров, заполняющего расселину, известную как долина Маринера. Маленькие зелёные человечки грузят необработанные глыбы на широкие баржи, переплывают всю расселину, после чего фелюги с треугольными парусами помогают им пристать к берегу, где сотни дожидающихся МЗЧ спускают каждый валун на землю и прямо на месте обтёсывают, добиваясь нужного сходства. Почти завершив работу, зеки вкатывают кусок марсианской скалы на подготовленную заранее каменную площадку основания (порой для этого приходится доставлять голову по трясинам и топям, а иногда поднимать вверх по скале) и лишь потом на голову стоймя, Используя системы из блоков, канатов и зыбучего песка, опускают шейный стержень в каменную нишу и раскачивают изваяние, пока то не займёт положенную ему позицию. Команда из двенадцати МЗЧ высекает волнистые волосы, в время как прочие существа отправляются работать над следующей статуей.
Изваяния-близнецы все до единого смотрят на море.
Первая голова была воздвигнута почти полтора земных столетия тому назад – у подножия Олимпа, там, где плещут волны Фетиды. С тех пор человечки ставили по одной статуе через каждый километр, двигаясь поначалу на восток, вокруг великого грибообразного полуострова под названием Темпе Терра, затем повернув обратно к югу, в дельту долины Касей, потом на юго-восток, по болотам Лунного плато, далее – по обе стороны огромной дельты и моря в долине Хриза, по каменистым склонам широкого устья долины Маринера и наконец, в течение последних восьми месяцев, – на северо-запад, по крутым утёсам Арабии Терры, к северным архипелагам Дейтеронилу и Протонилу.
Однако на сегодня все работы прекращены. МЗЧ – способные к фотосинтезу гоминиды метрового роста с прозрачной кожей, чёрными, как уголья, глазами, без рта и ушей переправились на сотне с лишним фелюг километров за двести от Олимпа вдоль по широкой водяной дуге. Отсюда, с просторного пляжа Темпе Терра, если пристально посмотреть на запад, можно увидеть в море островной вулкан Альба Патера, а далеко на юго-востоке, за краем земли, высится невероятный массив Олимпа.
В сотнях метров от воды по скалам тянется ряд гигантских голов, а на широком и плоском берегу сплошной зелёной массой сгрудились ровно семь тысяч триста три зека, оставив незанятым лишь полукруг диаметром в пятьдесят один метр. Несколько марсианских часов кряду маленькие зелёные человечки стоят, не издавая ни звука, не шелохнувшись, и пристально смотрят чёрными глазами на пустой песок. Фелюги с баржами еле заметно покачиваются на волнах моря Фетиды. Слышно только, как западный ветер подхватывает песок и пригоршнями бросает о прозрачную зелёную кожу, или шелестит листвой низкорослых растений, или насвистывает среди камней. Внезапно воздух наполняет запах озона – впрочем, у зеков нет носов, чтобы его уловить. Нет у них и ушей, чтобы услышать многократные громовые раскаты, но близкие разрывы ощущаются сквозь невообразимо чувствительную кожу. В паре метров над берегом вдруг появляется трёхмерный красный ромбоид шириною в пятнадцать метров. Сначала он раздувается, потом сужается посередине, разделившись на два треугольника. Между их вершинами возникает крохотный шар; он превращается в трёхмерный зелёный овал, который будто бы поглощает породивший его красный ромбоид. Фигуры начинают вращаться в разных направлениях, так что взметают над берегом стометровый фонтан из песка.
МЗЧ безучастно смотрят перед собой, не обращая внимания на разразившуюся бурю.
Скачать книгу [0.63 МБ]
Пирамида