– Это друг дедушки?
Нет.
– Враг дедушки?
Она заколебалась. Мигнула один раз. Рот и подбородок стали влажными от слюны, и Майк вытер их носовым платком, лежавшим на ночном столике.
– Значит, это был враг дедушки и твой?
Нет.
Майк был уверен, что она мигнула дважды, но не понял почему. Она ведь только что сказала…
– Враг дедушки? – шепнул он. Пылесос наверху умолк и он услышал, что мама стала вытирать пыль в комнате девочек. – Враг дедушки, а не твой?
Да.
– Этот солдат был твоим другом?
Да.
Майк присел, опираясь на пятки. Отлично, что теперь? Как ему узнать, кто этот человек и почему он преследует Мемо.
– Ты знаешь почему он вернулся назад, Мемо?
Нет.
– Но ты боишься его? – едва задав этот вопрос, Майк понял до чего он глуп.
Да. Пауза. Да. Пауза. Да.
– Ты боялась его, когда… Когда он был жив?
Да.
– Существует ли для меня способ выяснить, кто он такой?
Да. Да.
Майк встал и принялся мерить шагами небольшое пространство комнаты. По Первой Авеню проехала машина. В окно тек густой запах цветов и свежескошенной травы. Со внезапным чувством вины Майк понял, что все дни его болезни лужайку подстригал отец. Он снова присел на корточки перед Мемо.
– Мемо, можно мне порыться в твоих вещах? Ты не будешь возражать? – Майк понял, что на вопрос, заданный в такой форме, ответа он не получит. Мемо смотрела на него, ожидая.
– Ты мне даешь разрешение? – прошептал он.
Да.
Сундук Мемо стоял в углу, и всем детям когда-то строго-настрого запретили в него забираться. Вещи, которые там лежали, были самыми дорогими для бабушки, и мама Майка хранила их так бережно, будто когда-нибудь ее мать сможет заняться ими сама.
Майк рылся в вещах до тех пор, пока не добрался до связки писем, большинство из которых было написано дедушкой во время его разъездов по штату.
– Это здесь, Мемо?
Нет.
Ниже лежала коробка с фотографиями, большинство из которых были выполнены еще в технике сепии. Майк поднял всю коробку, чтобы показать бабушке.
Да.
Он стал быстро перебирать фотографии, прислушиваясь к тому, что делалось наверху. Теперь мама закончила убирать у девочек и перешла в его комнату. Предполагалось, что сам он отдыхает, пока комната проветривается, и мама меняет постельное белье.
В коробке было не меньше сотни фотографий: овальные портреты родственников и совсем незнакомых лиц, юношеские фотографии дедушки, когда он был высоким, стройным и сильным – дедушка перед своим пирс-эрроу, дедушка, гордо позирующий перед табачной лавкой в Оук Хилл, которой он владел недолго и весьма несчастливо, дедушка и Мемо на Всемирной Выставке в Чикаго, семейные фотографии, съемки, сделанные на пикниках и во время праздников, минуты досуга на веранде, снимок младенца в белом платьице, мирно спящего на шелковой подушке, Майк с некоторым даже страхом понял, что это брат отца, умерший в младенчестве. Снимок был сделан после его смерти, что за ужасный обычай.
Майк стал действовать быстрее. Фотографии Мемо в более старшем возрасте: дедушка во время прогулки в парке накидывает подковы на гвозди, Майк, когда был ребенком, девочки, улыбающиеся в камеру, новые фотографии… Майк буквально задохнулся. Он выронил все фотографии и в руке у него осталась только одна, заключенная в рамку, которую он неизвестно почему держал в вытянутой руке, будто боялся, что она была отравлена. Солдат гордо смотрел перед собой. Тот же самый мундир цвета хаки, те же штуки на ногах, как их там назвал Дьюан, та же широкополая шляпа, патронташ… Это был тот же самый солдат. Только здесь его лицо не казалось вылепленным из воска, оно было вполне человеческим: маленькие глазки, прищурившись, смотрели в камеру, тонкогубая улыбка, остатки темных волос, топорщиеся за ушами, вялый подбородок, сильно выступающий вперед нос. Май перевернул фотографию. Великолепным бабушкиным почерком было написано Уильям Кэмпбелл Филипс. Ноябрь 9, 1917.
Майк поднял фотографию.
Да.
– Это оно? Это и вправду он?
Да.
– В сундуке есть еще что-нибудь, Мемо? Что-нибудь, что могло бы рассказать мне о нем?
Майк думал, что больше ничего нет. Он вообще хотел покончить с этим побыстрее, пока не пришла мама.
Да.
Что же еще? Ничего, кроме твердого в кожаном переплете блокнота. Он взял его в руки и открыл на первой попавшейся странице. Снова бабушкин почерк. Дата гласила январь 1919 года.
– Дневник, – выдохнул он.
Да. Да. Бабушка закрыла глаза и долго не открывала их.
Майк захлопнул крышку сундука, сунул дневник и фотографию под мышку, быстро подошел к кровати и прижался щекой к губам бабушки. Сухое дыхание едва заметно вырывалось из ее губ.
Он мягко погладил ее волосы, спрятал дневник и фото под рубашку и отправился на кушетку отдыхать.
Харлен выяснил, что словечко «потрошитель» возможно означало, что вам придется прижать револьвер прямо к потрохам намеченной жертвы, чтобы ее прикончить. Эта маленькая штука ни черта не стреляла.
Он ушел далеко в сад, расположенный между их домом и домом Конгденов, подыскал дерево, которое вполне могло служить мишенью, отмерил от него двадцать шагов, поднял здоровую руку, стараясь держать ее прямо и твердо, и нажал курок.
Ничего не произошло. Вернее боек поднялся и упал назад. Нет ли на этой проклятой штуке чего-нибудь вроде предохранителя… Вроде нет, вообще никаких приспособлений кроме того, которое поворачивает цилиндры. Спустить курок оказалось труднее, чем он ожидал. К тому же чертова повязка мешала ему удерживать равновесие.
Он чуть пригнулся и с помощью большого пальца поднял боек так, чтобы тот щелкнул. Перехватив револьвер поудобнее, Харлен прицелился в дерево. И зачем только сделана такая маленькая мушка на стволе? Наверное, чтобы лучше прицелиться. Он снова спустил курок.
Скачать книгу [0.48 МБ]
Пирамида