флюидическая масса не похожа на человека: это неопределённая масса,
туманная колонна, заметно выше и обширнее субъекта. Под действием
магнетизирования последнего эта масса уменьшается в объёме, становится
блестящее и постепенно принимает человеческую форму. Вскоре эта
форма, которая продолжает сгущаться, принимает облик субъекта: это его
двойник, его призрак, который всегда стоит по левую его сторону, иногда
немного впереди, как у Ненетты и Эдме. Контуры более или менее ясные и
точные, особенно в верхней части, которая значительно деятельнее
нижней.
Под действием продолжающейся магнетизации призрак ещё более
сгущается и делается блестящее, особенно у головы. Достигнув известной
степени сгущения, он принимает позу субъекта. Если последний
комфортабельно сидит в кресле, призрак садится в другое кресло,
поставленное для него в месте, которое он должен занимать, и тут он
повторяет, как тень, все движения и жесты субъекта. Это портрет
последнего; изображение объективное, реальное, так как отражаемое в
зеркале, преломляемое при переходе из одной среды в другую, как всякий
свет, оно может иногда быть сфотографировано. Вот пример повторения
движений, которое наблюдается у всех субъектов, если раздвоение
достаточное.
Я поднимаю левую руку субъекта, который сейчас же говорить, что
двойник поднял левую руку. Я опускаю руку эту и поднимаю правую;
субъект тотчас же восклицает, что двойник поднял правую руку. То же
самое явление происходит и с движениями ног, головы, туловища, вплоть
до малейших жестов. Эти движения реальны, потому что когда бывает
темнота и в качестве свидетелей имеется один или несколько субъектов,
последние, не видя движений экспериментатора и субъекта, различают все
движения призрака при полном молчании первых двух.
Здесь, явление осложняется. В темноте, если я беру кусок материи,
носовой платок субъекта, ваш или свой, например, и кладу его развернутым
на руку субъекта, прикрывая её, при поднятии руки субъект говорить, что
двойник поднял такую-то руку, но что он не видит кисти руки. Кусок
материи непрозрачен для глаз призрака. То же самое происходит и со
всеми частями тела. Но эта материя делается прозрачной, если я положу её
на 2 - 3 минуты на кресло, занимаемое призраком. Когда я после этого
поднимаю руку, закрыв кисть, субъект тотчас же говорит, что двойник
поднял такую-то руку, и не упоминаёт о кисти, которую видит, как и руку;
тогда приходится обратить его внимание на кусок материи, чтобы он
признал, что материя - тут, почти невидимая на его руке.
Самовнушение и внушение экспериментатора или свидетелей не
играют никакой роли в этом явлении. В темноте я положил, ничего не
говоря, неведомо для всех носовой платок на кресло, занимаемое
двойником, и после целого ряда предшествовавших опытов я положил
платок на кисть руки, как будто я повторял опыты. Ничего не знающий
субъект не может применить самовнушение. Я продолжаю затем опыт с
платком, который не был в двойнике, и, прикрыв им кисть руки, я громко
говорю, что субъект увидит кисть руки, потому что, уверяю я, платок
прозрачен. Я поднимаю руку, но субъект говорит, что двойник поднял
такую-то руку, но что он не видит кисти руки. Я снова уверяю его, что он
должен видеть её; он утверждает в свою очередь более энергично, что не
видит её. В обратном опыте, т.е. закрыв кисть руки платком, который
побывал в призраке, и громко утверждая, что субъект не может видеть
кисти сквозь платок, он тотчас же заявляет, что отлично видит её.
Можно ещё возразить, что бывает мысленное внушение, так как я
знаю, что должно произойти. Это возражение само собой отпадает на
следующем опыте. Я беру два одинаковых платка: один из них будет
прозрачный, так как лежал на кресле, занимаемом призраком; другой
непрозрачный, потому что не был на кресле. Один из них, скажем про-
зрачный, имеет заметный знак на левой стороне, невидимый на правой. Я
передаю оба платка одному из свидетелей и прошу его подать мне в
известный момент сперва один платок, какой он пожелает; затем другой,
чтобы я наперёд не мог знать, что произойдёт. Поднимая руку или ногу,
покрытую платком, субъект всегда видит её, если она покрыта прозрачным
платком, и никогда не видит её под платком непрозрачным.
Самовнушение и внушение, мысленное и даже словесное, не имеют,
следовательно, никакой роли в этом явлении. Так как то же самое
относится и к тем явлениям, которые я описываю в следующих главах, то я
более не распространяюсь об этом.
Если, поднимая руку, вложить в неё какой-нибудь предмет, то
некоторые субъекты всегда видят руку призрака пустою, но Леонтина и
Ненетта видят раздвоенный предмет. Вот пример с Леонтиной.
Как и раньше, в темноте я поднимаю левую руку субъекта и кладу в
руку свой смятый сложенный платок. - "Двойник поднял левую руку, -
говорит субъект, - что-то есть у него в руке: бельё, что-то белое, носовой
платок". Убрав платок и опустив руку, я поднимаю правую, взяв в неё
маленькую книжку. - "Двойник поднял правую руку, - продолжает
субъект, - у него вещь в руке, книжка".
Если продолжать магнетизирование субъекта, для получения
большего сгущения призрака, последний получает способность удаляться
от субъекта; его лицо принимает иногда выражение заметно другое, чем у
субъекта, он перестаёт копировать движения последнего и становится
более способным производить явления, которые я опишу в следующих
главах. Но эта способность зависит всегда от некоторых важных условий.
Требуется во-первых, чтобы он мог приобрести нужную для того силу, а
затем, чтобы он хотел этого, потому что, унося с собою способность
мыслить, хотеть, рассуждать, словом, всё, что составляет
индивидуальность субъекта, он становится исключительным обиталищем
сознания.
В начале опытов большинство призраков тяжелы, неловки и трудно
перемещаются. Когда призрак Ненетты переходил из одной комнаты в
другую, он всегда ударялся руками и плечами, проходя через широко
открытые двери, и субъект всегда горько жаловался на то. Он никогда не
хотел проходить, если около двери был кто-нибудь, так как было "мало
места". Во избежание этих неудобств, его приглашали проходить сквозь
стены и, чему трудно поверить, на основании предыдущего, он проходил,
как впрочем и все другие, без малейшего затруднения. Призрак Эдме, хотя
очень живой и легко перемещающийся, был не более ловкий. Если
несколько минут не обращали на него внимания, он покидал своё место,
отправлялся к наиболее для него симпатичным участникам опыта и
оставался там, пока его искали в другом месте. Когда его заставляли
Пирамида
